Она стояла, не отнимая своих рук, и смотрела на него. Среди их молчания доносившиеся из сада звуки – пенье птиц и слабый шелест листьев – казались совсем близкими и громкими. Было видно, как билась жилка на шее Жана. Он страстно желал сказать что-то, но его вдруг сковал страх. Наконец, его голос прозвучал хрипло и отрывисто:
– Когда вы выйдете за меня замуж?
Ирэн опять взглянула на него, и Жану на секунду показалось, что он заметил в ее глазах тайные признаки страха и беспокойства.
– В тот день, когда вы захотите, мой друг, – ответила она тихо.
ГЛАВА XXI
Под вечер она отвезла его на автомобиле в город. Она решила проведать дядю Габриэля, который был не совсем здоров и не выходил из комнаты.
Они ехали, держась за руки и глядя, как убегают залитые солнцем деревья и заборы. Ирэн в первый раз думала о том, что предстоят объяснения – с Вандой, со всей родней… Она рассеянно слушала быструю речь Жана. Он рассказывал ей о своем волнении и страхе, когда перед выходом на эстраду он ждал в артистической.
– Бедный друг, – сказала она машинально, когда он сделал паузу.
Ей хотелось ему рассказать о том, что ее мучит, но невозможно было об этом с ним заговорить. Она знала заранее, как отнесется к этому Ванда. Отнесутся ли так же и остальные члены семьи? Но перед кем должна она отвечать? Она принадлежит себе и никому не наносит этим ущерба.
– О чем вы задумались? – спросил Жан.
Она грустно рассмеялась.
– Как неприятно и глупо, что никто, даже совсем одинокий человек, не может поступать всегда свободно, по своему желанию.
– Вы говорите о нас? – быстро спросил он. – Вы думаете о том, что скажут люди, когда узнают, что вы выходите за меня замуж?
Он смотрел на нее испытующе.
– О, я уже слышу, как говорят: «Как! Возможно ли? Правда ли? Графиня фон Клеве выходит замуж за этого человека, какого-то музыканта, скрипача? Но ведь он простого происхождения, он…»
Ирэн зажала ему рот рукою.
– Жан, не говорите таких вещей, это недостойно нас обоих.
– Когда вы говорите таким тоном, – недоверчиво сказал он, – мне кажется, что вы еще больше удаляетесь от меня.
– Слушайте, вы совсем как маленький ребенок, – ответила Ирэн.
– Я обожаю тебя! – воскликнул Жан, задыхаясь от волнения.
Автомобиль переехал трамвайную линию. Он был уже в городе.
– Представьте себе, – сказала Ирэн, – я до сих пор не знаю, где вы живете. Я знаю адрес, но не больше. Я не имею даже представления о том, как выглядит ваша квартира. Зайдем к вам, прежде чем я отправлюсь к дяде Габриэлю.
Жан пришел в некоторое замешательство.
– Я снял небольшую квартирку, – быстро нашелся он, – но как раз сейчас не собираюсь домой, моя дорогая. Мне надо повидать Эбенштейна.
– Мне бы так хотелось посмотреть вашу квартиру. Жан быстро представил себе свою маленькую, запущенную комнату.
– Я бы тоже очень этого хотел, – ответил он, – но сегодня, увы, это невозможно.
Они расстались около дома фон Клеве, возле Пратера, сговорившись, что Жан приедет к ней в замок в ближайшие дни.
Едва разлучившись с ним, она снова почувствовала угнетенность, словно тяжесть на сердце. Воспоминание о Ванде, с которым она до сих пор боролась, снова вернулось к ней.
Дядя Габриэль сидел в громадном кресле, в халате, любовно держа в руке старинную, красиво расписанную глиняную трубку. Он просиял, когда Ирэн, незаметно войдя в комнату, поцеловала его в кольцо седых волос вокруг лысины.
– Как говорит Гете, – заметил он, пряча тайком свою трубку в карман, – во всяком одиночестве есть свой комфорт.
Ирэн, сидя на ручке его кресла, наклонилась и вытащила из кармана «запретный комфорт».
– Дорогой дядя, что сказал доктор Мейниус?
Старик закивал головой.
– Да, конечно, он знающий человек, но чересчур строго относится к своим обязанностям. Больные часто лучше знают, что может ускорить их выздоровление.
Ирэн рассмеялась.
– Ах, вы, дорогой, старенький обманщик!
Она соскользнула с своего сиденья и подошла к камину посмотреть на сигнатурке рецепта, не пора ли принять лекарство.
Дядя Габриэль смотрел на нее. Его глаза при этом несколько прищурились.
– Вы устали? – спросил он.
Она отрицательно покачала головой.
– В таком случае, вы чем-то встревожены. Всегда, когда у вас бывает эта маленькая складочка между глазами, вы бываете либо утомлены, либо встревожены.
– Друг мой, вы претендуете на ясновидение? Но это плохо согласуется с вашей наукой.
Старик закивал головой и засмеялся.
– Что Карл-Фридрих, здоров?
– Великолепно себя чувствует. Он шлет вам свой нежный привет; это он послал меня к вам.
– Вы могли его привести, – сказал профессор. Лицо Ирэн вспыхнуло. Была причина, по которой Карла нельзя было взять с собой в автомобиле в город.
– Дядя Габриэль, – сказала она неожиданно. – Я должна вам что-то сказать.
Он спокойно кивнул головой.
– Все-таки старый дядя оказался ясновидящим!
– Да, вы всегда чувствуете, когда есть осложнения, – сказала Ирэн.
Она подошла к креслу и села на его ручку, опустив голову на большую подушку, лежавшую на спинке.
Худая рука дяди Габриэля, с раздутыми, склеротическими жилами, слегка дрожала.
– Это не касается Тео? – спросил он наконец. Ирэн вздрогнула.
– Нет, нет! Почему вы…
Он слегка ударил ее по руке.
– Что же такое с вами, моя дорогая?
– Вы не можете догадаться? – прошептала она. Лицо старика вдруг сильно покраснело.
– Вы влюблены?
Он слегка повернулся в своем кресле и взглянул на нее. Его лицо приняло почти ласковое выражение.
– В этом нет ничего страшного, – сказал он кротко. – Вас это беспокоит из-за Карла-Фридриха? – продолжал он тихим голосом.
Ирэн нервно сплетала и расплетала свои пальцы.
– Я люблю Жана Виктуара, скрипача, о котором вам рассказывала Ванда. Он просит меня выйти за него замуж.
– И вы согласились? – резко спросил профессор. Она молча кивнула головой.
Он взял своей дряхлой и дрожащей рукой ее руку и сжал ее. Наступило томительное молчание.
– Как же это произошло? – спросил он наконец. Ирэн встала, освободив свои руки, и подошла к окну.
– Как это рассказать? – сказала она, повернувшись и глядя на него. – Ах, дядя Габриэль!
Она подбежала к нему и опустилась рядом с ним на пол, пряча свое лицо у него в коленях.
– Сначала, – заговорила она с жаром, – я остерегалась. Я знаю, вся семья будет против этого. Помогите мне, дядя Габриэль. Я никому не приношу ущерба, выходя замуж за Жана. В моей жизни еще не было настоящей любви. Я не жила до этого времени. Я не могу отказаться от Виктуара. Благодаря ему, весь мир для меня стал другим. Вы знаете, чем была моя жизнь! Вы лучше других знаете, что я пережила и перестрадала. Не наступило разве время, когда я йогу стать счастливой? Разве плохо, что я, наконец, получу свое счастье?