Читать интересную книгу Сумма теологии. Том V - Фома Аквинский

Этому противоречит следующее: Христос был совершенен в добродетели. Однако и Он испытывал страдание, поскольку сказал: «Душа Моя скорбит смертельно» (Мф. 26:38). Следовательно, страдание совместимо с добродетелью.

Отвечаю: как указывает Августин[212], стоики допускали в душе мудрого три «eupatheiai», то есть три «благие страсти», вместо трех душевных волнений, а именно: вместо страстного желания – волю, вместо веселья – радость, вместо страха – осторожность. Но они отказывались допустить в душе мудрого что-либо подобное в отношении страдания, приводя на то две причины.

Во-первых, ту, что страдание происходит от уже случившегося зла, а с мудрым, по их мнению, не может случиться никакого зла. В самом деле, они полагали, что как единственным человеческим благом является добродетель, в то время как телесные блага не являются человеческими благами, точно так же и единственным человеческим злом является порок, которого в добродетельном человеке быть не может. Но такое мнение безосновательно [и вот почему]. Во-первых, потому, что коль скоро человек составлен из души и тела, то все, что способствует сохранению жизни тела, является своего рода человеческим благом, хотя и не высшим благом, поскольку им можно злоупотреблять. Следовательно, противоположное этому благу зло может и обнаруживаться в мудром, и причинять ему умеренное страдание. Во-вторых, потому, что хотя добродетельный и может жить без совершения смертных грехов, тем не менее, никто не может вообще не грешить, согласно сказанному [в Писании]: «Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя» (1 Ин. 1:8). В-третьих, потому что хотя добродетельный человек актуально может и не пребывать в состоянии греховности, такое его состояние вполне возможно в прошлом. И если он страдает от совершенного [в прошлом] греха, то это весьма похвально, согласно сказанному: «Печаль ради Бога производит покаяние ко спасению» (2 Кор. 7:10). В-четвертых, потому, что он может испытывать достойное похвалы страдание из-за греха другого. Следовательно, страдание совместимо с нравственной добродетелью точно так же, как и другие страсти, когда они умерены разумом.

Второй причиной такого мнения [стоиков] была та, что страдание относится к злу наличному, а страх – к злу будущему, равно как удовольствие относится к наличному благу, а желание – к ожидаемому. Но удовольствие от обладания благом или желание обладать благом, которого еще нет, совместимо с добродетелью, тогда как последующая страданию от наличного зла угнетенность ума явно противна уму и, таким образом, несовместима с добродетелью. Но и это безосновательно. В самом деле, как уже было сказано, в добродетельном человеке может обнаруживаться зло, которое отклоняется разумом. Поэтому хотя последующее отклонению разума чувственное желание связано со страданием от этого зла, но это страдание умерено настолько, насколько этого требует разум. Но, как уже было сказано (1), добродетель как раз и должна сообразовывать чувственное желание с разумом. Поэтому умеренность в страдании, с точки зрения соотнесенности [страдания и] причиняющего страдание объекта, является признаком добродетели, о чем говорит и Философ[213]. Кроме того, страдание показывает полезность избегания зла, поскольку как удовольствие способствует более рьяному исканию блага, так же точно и страдание способствует более стойкому избеганию зла.

Таким образом, нам следует согласиться с тем, что страдание в связи с тем, что связано с добродетелью, несовместимо с добродетелью, поскольку сама по себе добродетель радостна. С другой стороны, добродетели свойственно умеренное страдание в связи с тем, что так или иначе препятствует добродетели.

Ответ на возражение 1. Приведенный стих свидетельствует лишь о том, что мудрый не страдает от мудрости. Однако он может страдать из-за того, что препятствует мудрости. Нет места страданию только у того, кто достиг [состояния] блаженства – ведь в таком состоянии ничто не может воспрепятствовать мудрости.

Ответ на возражение 2. Страдание препятствует той деятельности, которая нас печалит, но оно делает нас более подготовленными к той деятельности, которая устраняет страдание.

Ответ на возражение 3. Болезнью ума является неумеренное страдание, а умеренное страдание свидетельствует о хорошо подготовленном уме, сообразующемся с нынешним состоянием [нашей] жизни.

Раздел 4. ВСЯКАЯ ЛИ НРАВСТВЕННАЯ ДОБРОДЕТЕЛЬ СВЯЗАНА СО СТРАСТЬЮ?

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что все нравственные добродетели связаны со страстями. Так, Философ говорит, что «нравственная добродетель связана с удовольствием и страданием»[214]. Но удовольствие и страдание суть страсти (23, 4; 31, 1; 35, 1). Следовательно, все нравственные добродетели связаны со страстями.

Возражение 2. Далее, согласно Философу субъектом нравственных добродетелей является способность, которая разумна по причастности[215]. Но, как уже было сказано (22, 3), именно в этой части души и находятся страсти. Следовательно, все нравственные добродетели связаны со страстями.

Возражение 3. Далее, в любой нравственной добродетели должна быть обнаружена некоторая страсть, поскольку либо все они связаны со страстями, либо же – ни одна из них. Но некоторые из них, например, мужество и благоразумие, связаны со страстями, о чем читаем в третьей [книге] «Этики»[216]. Следовательно, все нравственные добродетели связаны со страстями.

Этому противоречит следующее: как сказано в пятой [книге] «Этики»[217], являющаяся нравственной добродетелью правосудность не связана со страстями.

Отвечаю: нравственная добродетель совершенствует желающую часть души посредством определения ее к установленному разумом благу. Но установленным разумом благом является то, которое либо умерено, либо определено разумом. Поэтому существуют нравственные добродетели, связанные как с тем, что умеряется разумом, так и с тем, что им определяется. Но разум определяет не только страсти чувственного желания, но также и деятельности умственного желания, то есть воли, которая, как сказано (22, 3), не является субъектом страсти. Следовательно, не все нравственные добродетели связаны со страстями, но одни из них связаны со страстями, а другие – с деятельностями.

Ответ на возражение 1. Не все нравственные добродетели связаны с удовольствием и страданием как с присущей им материей, но некоторые – как с тем, что сопровождает присущие им действия. В самом деле, любого добродетельного человека радует действие добродетели и печалит то, что ему противоположно. Поэтому Философ после приведенных слов добавляет: «Если добродетели связаны с поступками и страстями, а всякая страсть и всякий поступок сопровождаются удовольствием или страданием, то уже только поэтому добродетель связана с удовольствием и страданием», а именно как с тем, что последует добродетели.

Ответ на возражение 2. Разумно по причастности не только являющееся субъектом страстей чувственное желание, но также и воля, в которой, как уже было сказано, нет никаких страстей.

Ответ на возражение 3. Некоторые добродетели связаны со страстями как с присущей им материей, а некоторые – нет. Следовательно, приведенная аналогия справедлива не во всех случаях.

Раздел 5. МОЖЕТ ЛИ СУЩЕСТВОВАТЬ НРАВСТВЕННАЯ ДОБРОДЕТЕЛЬ БЕЗ СТРАСТИ?

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственная добродетель может существовать без страсти. В самом деле, чем совершенней нравственная добродетель, тем скорее она превозмогает страсти. Следовательно, вершиной совершенства добродетели является полное отсутствие в ней страсти.

Возражение 2. Далее, вещь становится совершенной тогда, когда она удалена от противоположности и от всего, что склоняет к ее противоположности. Но страсти склоняют нас к противоположному добродетели греху, по каковой причине их [даже] называют «страстями греховными» (Рим. 7:5). Следовательно, совершенная добродетель существует без страсти.

Возражение 3. Далее, как говорит Августин, наша сообразованность с Богом является добродетелью. Но Бог соделывает все без какой бы то ни было страсти. Следовательно, наиболее совершенная добродетель существует без какой-либо страсти.

Этому противоречит следующее: как сказано в первой [книге] «Этики», «нет человека, который бы не радовался своим поступкам»[218]. Но радость является страстью. Поэтому и правосудность не может существовать без страсти, и тем более все прочие добродетели.