В то утро Том Джордан окликнул Фила.
— Эй, боцман, помозгуй-ка вместе с нами. Четыре головы принесут больше пользы, чем три. — С этими словами он взял Фила за плечо и проводил в свою каюту.
Там Джейкоб и помощник оживленно разбирали события прошлой ночи.
— Говорю тебе, — объяснял Джейкоб. — Ястреб зорок и смел, потому что знает, что орел может всегда напасть на него. Без ощущения опасности он зачахнет. Так же и с человеком! Так же и с кораблем!
— Зорок и смел, говоришь, — повторил его слова Старик. В его голосе явно звучала злость и раздражение. — Так что же ты тогда, скажи на милость, не разнес их в щепки одним-двумя бортовыми ударами? — Он повернулся к Гарри Мэлькольму, как бы обвиняя и его тоже.
— Во-первых, — начал Мэлькольм. Говорил он тоже раздраженно, поскольку, как и все, был недоволен исходом сражения. — Мы не дали времени нашим канонирам освоиться с орудиями. Во-вторых, нас подвел порох. В-третьих, коль уж зашел этот разговор, будь он проклят, это была глупая и сумасбродная затея преследовать незнакомое судно, когда у нас на борту всего половина команды, а корабль требует ремонта. И, наконец, последнее — вспомни нашу старую пословицу: «мы знаем то, что знаем». И от этого никуда не деться. — Он еще больше нахмурил брови и глаза его засверкали недобрым блеском. — Мы знаем то, что знаем: среди нас есть такие, которые прямо заявили, что они присоединяются к нам, но в душе они, все равно, остаются против нас.
Голос его был по обыкновению ровный и быстрый, но в нем появились жесткие нотки. Трое переглянулись и все вместе посмотрели на Фила. Он сидел чуть поодаль от них. Их подозрительные взгляды заставили его поежиться.
— Что касается пороха, — холодно заговорил Джейкоб, — то я взял на пробу по щепотке из каждой бочки. — Он выложил на стол семь пакетиков, обернутых страницами из старой книги, внимательно изучил пометки на каждом из свертков и разложил в ряд. — Вот этот, — продолжал он, — из той бочки, которую по приказу Гарри Мэлькольма использовали наши ребята и из которой, без сомнения, в свое время брал порох и сам Кэндл. Он испортился от долгого лежания. Потрите его и вы увидите, какой он мягкий. Я кладу его эту бумажку. А вот другой порох, — он развернул второй пакет, — из новой, только что открытой бочки. Потрите его и увидите, что каждая крупинка твердая и сухая. Так же и с этим. И с этим. Но вот этот, — он поднес каждый из оставшихся пакетиков к глазам, разбирая надписи. Потом отвел далеко руку, чтобы лучше разглядеть написанное. — Этот ни на что не годится, потому что отсырел. Причина в этом, и я покажу вам это наглядно.
Он взял по щепотке из каждого пакетика и каждую щепотку положил на стол на кусок бумаги недалеко друг от друга. Потом взял сухую палочку, обмотал ее конец веревкой, обильно смоченной в селитре, зажег ее с одного конца и поднес к пороху. Раздался легкий взрыв и вспышка. На месте хорошего пороха не осталось и следа. Он сгорел быстро и без дыма, не задев бумагу. Испорченный порох горел медленно, сильно дымил и в некоторых местах прожег бумагу.
Старик выругался про себя.
— Получается, у нас только три бочки хорошего пороха? — спросил он.
— Нет, больше. Последнюю бочку они просто забывали переворачивать. Вся селитра осела вниз. Так что внизу порох хороший. Мы будем переворачивать ее вверх-вниз и восстановим весь порох.
— Я возьмусь восстановить тот порох, который испортился от долгого лежания, — произнес Филип Маршам.
— Ты лучше смотри за парусами и такелажем, боцман, — криво усмехнулся Джейкоб. — Ты будешь перемалывать порох. С этим ты справишься. Но селитру буду класть я. Я научу тебя делать такой порох, какой пожелаешь — белый, красный, синий или зеленый.
Трое склонились над столом, разглядывая порох. Джейкоб был единственным, кто спокойно воспринял события прошлой ночи. Капитан и помощник кидали друг на друга недовольные взгляды. От них недовольство распространялось на всю команду.
Половина матросов проснулись на утро с головной болью. В этом они могли винить только собственную глупость. У других было такое настроение, как будто они засыпали с надеждой заполучить огромные сокровища, а вместо этого нашли под подушкой только морскую гальку. «Дикобраз» не обогатил их, зато они изрядно пострадали от его игл. На корабле начались раздоры. В трудной ситуации пираты забывают о дружбе. Неудачи разобщают их.
— Покончим с этим, — сказал, наконец, Старик. Он отодвинул в сторону пакеты с порохом и скрестил на груди руки. — Мы теряем время. Среди нас есть вор.
— Вор? — Лицо боцмана покраснело от ярости, потому что все трое разом уставились на него.
Старик и Гарри Мэлькольм обменялись быстрыми взглядами, а Джейкоб плотно сжал тонкие губы и нахмурил брови.
— Итак, — возмутился Фил, — вы обвиняете меня в воровстве!?
— Кто-то, — начал Старик, тщательно подбирая каждое слово, — задумал хитрый заговор против нас.
— Продолжай, продолжай!
— У меня нет сомнений в том, что у этого человека рубашка трещит по швам от злости.
В каюте наступило тягостное молчание. Джейкоб хмуро переводил взгляд с одного на другого. Фил невольно занял оборонительную позицию. Он отступил назад и смотрел на них не отрываясь.
— Без сомнения, он очень хитрый малый, — прервал молчание Гарри Мэлькольм, — и здорово замаскировался. Но ему стоит помнить, что он может погубить себя собственными же руками.
Капитан и помощник переглянулись, и Старик едва заметно улыбнулся. И опять его улыбка появилась так же быстро, как и исчезла.
— Нет, Филип, тебя мы ни в чем плохом не подозреваем. Но тебе следует повнимательнее присмотреться к своей команде. Кто-то что-то подстроил, чтобы вывести корабль из строя. Теперь мы должны как можно быстрее добраться до ближайшего берега, чтобы все трусливые предатели смогли покинуть нас. Но тебя, Фил, мы ни в чем плохом не подозреваем.
Говорил он мягко, но все трое смотрели на Филипа Маршама, как коты на мышь. Юноша был не так глуп и знал, откуда этот взгляд.
Лица у них были суровые. У одного — проницательное и даже красивое, но в какой-то дьявольской манере. У другого — более простое, но вдумчивое и с печалью скрытого эгоизма. У третьего — немолодое, мудрое и корыстное. Глаза капитана и помощника смотрели холодно и жестко. Лицо Джейкоба не выражало ничего. Он был слишком поглощен своими мыслями.
Весь этот день Джейкоб сидел на корточках на палубе и возился с досками и инструментами. Он выбирал крепкое, добротное, просушенное дерево без сучков и зарубок. Плотник по его указанию тщательно обстругивал доски. Под рукой у Джейкоба лежали линейки, небольшой угольник и циркуль. С особенной тщательностью он начал что-то вырезать на доске, действуя по одному ему ведомому плану. Так он проработал до самой ночи. Время от времени он хмурил брови, лицо его принимало сосредоточенное выражение и он что-то тщательно высчитывал. Потом приказал принести ему уголь и ступку. Уголь он тщательно потолок в мелкий порошок и перемешал с льняным маслом. Полученной смесью он намазал доску, над которой до этого долго трудился. Он внимательно смотрел на нее, то и дело трогая рукой. Масло он перелил в чашку, которую нашел в шкафу в главной каюте, и этим маслом начисто протер доску. На дереве черным рельефом осталось то изображение, которое он так жаждал получить — цифры и деления.