одним движением отрывает от меня брата и засовывает за свою спину.
— Субординация. За за распускание рук статья предусмотрена. Так что поосторожнее на виражах. Ты же знаешь, как я люблю закон. — рычит он, а затем переводит убийственный взгляд на меня. — Ты уверена, что хочешь выйти замуж за психа?
— Кирилл! — Антон взрывается и, кажется, уже готов кинуться на брата, как к нам подлетает бледный Степан.
— Прошу прощения. Вам срочный звонок, — он тыкает пальцев в небо, намекая на то, что звонит кто-то важный.
Антон бесится так, что пар вот-вот повалит из ушей, а Кирилл холоднее льда.
— За мной! — гаркает Антон, и мне ничего не остается, как податься следом.
— Жду тебя в завтра в девять, — кидает вслед Кирилл, но я делаю вид, что не услышала.
Наверное, зря. Ведь у него гребаные файлы, за которые Антон меня в порошок сотрет.
И как прикажете быть? С одной стороны псих-жених, который не потерпит моей работы на брата. С другой — взбесившийся бывший, решивший всех наказать вдоль и поперек.
А меня кто-нибудь спросил, чего я хочу?
— Сядь! — рявкает Антон, указывая на диванчик в своем огромном кабнете, а сам бежит к телефону и прочищает горло.
— Алло! — его голос так резко становится приторно-сладким, что меня передергивает. Щебечет, как птичка. Чуть не хвостом виляет перед собеседником по телефону. А затем кладет трубку и вновь становится чудовищем.
— Это че еще за хуйня, Лера? Работать на моего братца захотела? Ты совсем ебнулась? — орет благим матом, а я в таком шоке, даже не дышу.
— Че молчишь, дура? Тебя пытать что ли?
— Я сама не знаю! — в испуге выкрикиваю я.
— Что значит, не знаешь? Он тебя за красивые глаза к себе позвал? Что ты от меня скрываешь, стерва?
Монстр! Чудовище! Ирод!
Вот как он сейчас выглядит. И вполне верю, что такой и руку на женщину поднять может.
Мне становится так страшно, что колени дрожат.
Я должна что-то сказать. Должна себя защитить. Но про фото говорить никак нельзя. Тем более сейчас!
— С чего ты взял, что дело во мне? Дело в вас. Это вы что-то всегда делите, а я просто разменная монета! — выпаливаю я, надеясь, что хоть это меня спасет.
В крохотном мозгу идиота начинает что-то вертеться. Он остывает, а я начинаю наконец-то дышать.
— Ты на него работать не будешь, усекла? — уже спокойнее говорит он, а я только и могу, что кивнуть. Отворачивается к окну и трет шею.
А я все еще сижу как на измене и не знаю, чего ждать.
— Иди, — бросает мне пренебрежительный жест рукой.
Я поднимаюсь на дрожащие ноги и только делаю шаг к спасению, как слышу:
— Стой!
Да что же это такое?
Медленно оборачиваюсь и молюсь, чтобы в его больную голову не пришла какая-нибудь страшная идея фикс.
— Будешь. — выдает он.
— Что?! — не понимаю я.
— Ты, моя женушка, будешь на него работать. — Я сейчас ослышалась? — И не просто работать, ты будешь следить за каждым шагом моего брата и докладывать мне, поняла?
Он, что, издевается? Решил, что я его рабыня? Что хочу, то ворочу?
— Я на такое не подписывалась!
— Лера, я устанавливаю правила! Твою сестру отправят в Турцию послезавтра, если ты не будешь меня бесить.
— У нас другой уговор!
— А мне плевать на договор. Ты в моей власти. Если я буду в тебе сомневаться, оттяну момент отправки Вари за границу!
— Но в договоре прописано….
— Лера, либо ты играешь по моим правилам, либо нет. — давит меня взглядом, а к страху внутри меня примешивается столько отвращения и злости, что хочется плюнуть ему в лицо.
Козел!
— Не слишком ли это? Чего еще ты потом от меня потребуешь?
— Что потребую, то и сделаешь, ясно?
Ясно. Более чем!
Я его ненавижу! Ненавижу всеми фибрами души! Гад!
На глаза снова ползут слезы отчаяния и безысходности, но этому уроду плевать. Он думает только о себе.
— Я не слышу ответ. Тебе ясно?
— Ясно, — едва слышно шепчу я, и чувствую, как ноги слабеют, а перед глазами все плывет.
Я будто проваливаюсь в липкое, холодное болото отчаяния и скоро задохнусь.
За своими мыслями не сразу слышу стук в дверь, и слишком поздно замечаю, что мы уже не одни.
Степан что-то спрашивает, затем впускает в кабинет солидного мужчину в коричневом костюме.
— Теперь о брачном договоре, — выдает Антон, и мужчина, судя по всему, тот самый юрист, спешит достать документы.
Вот он последний гвоздь в мой гроб.
Глава 31. Блондинка с вечеринки
Вы когда-нибудь тонули?
Вам знакомо-то чувство, когда вы уходите под воду, все глубже, и глубже. Она заполняет нос, обжигает горло. Вы хотите сделать вдох, но не можете. Изо всех сил отчаянно пытаетесь выплыть, но ничего не выходит. И, в конце концов, обессилев, сдаетесь, уходите на черное дно, под толщу ледяной воды.
Именно так я себя сейчас чувствую.
Бреду по бульвару от станции метро до дома. А мира вокруг, будто не существует. Люди кажутся тенями. Жизнь пустой и разрушенной. Я разрушенная. В душе холод и сквозняк.
Тяну на себя дверь подъезда. Поднимаюсь по ступеням, невольно вдыхая противный запах мусоропровода, и ничего не чувствую при этом. Захожу домой. Стягиваю обувь, как обычно, и иду в комнату.
Мама дома. Суетиться, собирай вещи, разбросанные по дивану и креслам, в серый старый потрепанный чемодан.
Не замечает меня. Это хорошо. Мне нужно заставить себя улыбнуться, прежде чем обратиться к ней.
— Ой. Лера, я не услышала, как ты вошла! — подпрыгивает мама.
— Я вошла тихо, — говорю ей и отчаянно пытаюсь делать вид, что все в порядке.
Надеюсь, у меня получается.
Или нет?
Она хмурится.
— Все хорошо? — звучит беспокойство в нежном мамином голосе, она тут же берет меня за руку и тянет на диван, предварительно отодвигая с бежевой потертой обивки пару кофт.
— Отлично, — вру я, заставляя голос звучать бодрее.
— Он тебя не обидел?
— Нет, мам. Все нормально. Мы партнеры.
— Точно?
— Точно, — киваю я, касаясь пальцами сухой, шероховатой кожи ее руки.
Когда-нибудь я вылезу из этой западни. Встану на ноги и позабочусь о том, чтобы руки мамы были нежнее кожи ребенка. Чтобы она не знала больше тяжкого труда.
Именно эта мысль заставляет меня жить и бороться с отчаянием.
— Я сегодня забегала в твое кафе по дороге, но тебя там не было, Лера.
— Я больше там не работаю, мам.
— Что случилось? Уволили?
— Я сама ушла. Антон предложил работу в офисе.