Читать интересную книгу Ночной поезд в Мемфис - Элизабет Питерс

Причуда? Я бы назвала это по-другому.

III

Собирать Шмидта на торжественный ужин и костюмированный бал так же хлопотно, как наряжать невесту под венец. (Да, мне приходилось быть подружкой невесты. Дважды.) Сама я оделась быстро. Шмидт, этот хитрый маленький негодяй, подарил мне три ужасных платья, купленных у торговцев с лодок: одно было слишком коротким, другое — слишком узким, третье — то и другое вместе, и все три расшиты разноцветными блестками. Я уже решила, что не появлюсь на публике ни в одном из них, и, надев платье в синюю и белую полоску, купленное у Азада, оглядела себя. Быть может, оно не выглядит шикарным, зато очень удобное и очень простое: два прямоугольных лоскута, сшитые на плечах и по бокам, с прорезями, оставленными для рук. Синий шнур окаймлял горловину и шлиц спереди.

Я навесила на себя фальшивые золотые украшения и после размышления, более долгого, чем заслуживал предмет, надела на шею цепочку с золотой розочкой. Слишком много народа имело доступ в мою каюту, и столь необычное и ценное украшение могло вызвать излишний интерес. Саму подвеску я засунула поглубже в вырез платья, чтобы никто не смог ее увидеть или незаметно снять, и отправилась в каюту Шмидта.

Когда он открыл мне дверь, уголки его розового ротика разочарованно опустились:

— Почему вы не надели одно из своих красивых новых платьев? Это — слишком простое, слишком просторное. Оно уродливое!

Я могла бы так же оскорбительно высказаться по поводу его вклада в мой гардероб, но мама всегда учила меня, что неприлично критиковать подарки.

— Я их берегу, чтобы ослепить Герду. Поторопитесь, Шмидт. Вы что, ждали меня, чтобы я застегнула вам пуговицы?

— Нечего застегивать, у меня нет никаких пуговиц, — всерьез ответил Шмидт. — Просто я еще не решил, что надеть: костюм с золотым или серебряным шитьем. Или, может, этот, красно-зеленый?

— Но мне казалось, вы уже остановились на золотом.

— Да, но теперь думаю, что лучше все же серебряный. А, придумал! Вы будете в золотом, а я в серебряном.

— Все равно никто не поверит, что мы близнецы, Шмидт.

Шмидт снизошел до смешка. Однако он был полон решимости, и я сдалась. Он скромно удалился в ванную, пока я переодевалась. Мне на это потребовалось секунд сорок, после чего я уселась и приготовилась ждать еще минут десять, но в конце концов взвыла:

— Какого черта вы там делаете, Шмидт?

Дверь открылась. Если бы я не сидела, то рухнула бы на пол.

Свободные одежды и головной убор, обрамляющий лицо и скрывающий лысину, придает мужчине весьма привлекательный, чтобы не сказать сексуальный, вид; даже пухленький коротышка выглядел в них величественно. Беда лишь в том, что Шмидт покрасил усы черной краской.

Простая констатация факта, однако, не может передать, как смешно он из-за этого выглядел. Будучи от природы белокож, Шмидт обгорел, и лицо его стало пунцовым, брови остались кустистыми и седыми, а усы... мягко выражаясь, он сделал это зря.

Неужели я сказала это вслух? Нет. Вслух я сказала:

— Ach du, Liber[38]! Как говорят у нас в Миннесоте, ваш вид ласкает глаз.

Шмидт вернул мне комплимент, сказав, что я тоже грандиозно выгляжу, но попросил распустить волосы. Я отказалась. Он затеял дискуссию на эту тему, но я уже открыла дверь — как раз в тот момент, когда его соседи выходили из своей каюты.

Мэри в еще одной вариации свободного арабского платья выглядела лет на шестнадцать. Ее одеяние было бледно-желтым. С надетого поверх платья корсажа свисали маленькие ленточки. Рукава закрывали руки по локоть, сквозь плотную, непрозрачную ткань ничего не было видно.

Я предполагала, что Джон даст себе волю — он ведь такой мастер менять личины, в нем есть что-то от плохого актера. Но он не надел даже смокинга. Без головного убора, в рубашке с короткими рукавами и мятых брюках защитного цвета, он имел тот небрежный щегольской вид, какой умел придавать себе только Джон.

Его обувь навела меня на догадку.

— А, — сказала я, — значит, вы играете роль честного, работящего археолога! Очень оригинально.

Только Джон понял скрытый намек и довольно улыбнулся, а Шмидт воскликнул:

— Sehr gut![39] Но вам нужен пробковый шлем, сэ-э-э... Джон. У вас есть? Возьмите мой. Нет, прошу вас, это придаст вашему костюму завершенность.

Большинство остальных мужчин не смогли противиться соблазну разрядиться в пух и прах. Только Эд Уитбред и уролог-птицевод надели обычные смокинги. На головах у Свита и Брайта красовались огромные тюрбаны, а у герра Гамбургера, как я окрестила господина из Гамбурга, — лихо сдвинутая набекрень красная феска. Лэрри облачился в длинную галабею мягкого коричневого цвета. Женщины напоминали стаю птиц с пестрым оперением. Сьюзи втиснулась в узкое платье с золотыми блестками, Луиза — в одно из витиевато и ярко расшитых одеяний. Оно и само по себе было достаточно безвкусным, но она еще дополнила свой наряд неким, видимо, самодельным сооружением — подобием высокой короны, в которой Нефертити изображена на большинстве своих портретов. На Нефертити этот головной убор выглядит грандиозно, потому что у нее длинная и стройная шея. И нет усов.

Мы все кружили по залу, разглядывая костюмы друг друга, обмениваясь комплиментами и потягивая напитки, пока нас не призвали на банкет. Мне до смерти надоели новобрачные, мне не хотелось наблюдать, как ест Шмидт, поэтому я подошла к Свиту и Брайту и спросила, можно ли к ним присоединиться.

Была еще одна причина, по которой я хотела сесть с ними, но мой план в этой части был сорван Сьюзи, которая тоже решила составить нам компанию. Очевидно, она положила глаз на Брайта; должно быть, он (или, скорее, Свит) богаче, чем притворяется, решила я. Сьюзи не удалось заставить Брайта заговорить, но он улыбался во весь рот, без конца кивал и не мог глаз отвести от ее декольте. Должна признать, зрелище было действительно впечатляющим.

Я попробовала было заговорить на интересующую меня тему, но как только упомянула Али, Свит нахмурился и затряс головой:

— Да, я слышал. Очень печальный случай. Слишком печальный, чтобы вспоминать о нем в такой вечер. Вики, вы пробовали кускус? Очень вкусно.

Я попробовала кускус. Не помню, что еще я ела, все было очень вкусно, но названий я бы не запомнила, даже если бы старалась. Бродя вдоль ломившегося от яств стола, я изредка ловила взглядом Шмидта, который от всей души наслаждался жизнью.

После ужина мы перешли в холл, где был сервирован кофе и предстояли развлечения. Почти все к тому времени были навеселе и включились в соревнование на лучший костюм с детским восторгом. Сьюзи пыталась исполнять танец живота, а Луиза изобразила живую скульптуру — руки воздеты к небу, кисти разведены в стороны и обращены ладонями вверх а-ля Стив Мартин в роли фараона Тута[40]. Приз за лучший мужской костюм был единодушно присужден секретарю Лэрри, которого, очевидно, уговорили сделать перерыв в работе на этот вечер. Он выглядел как настоящий араб в длинной галабее, темных очках и головном платке с шахматным узором, ниспадающем на лоб и щеки и придерживаемом на голове мягким двойным обручем.

Наш маленький музыкальный ансамбль сменил западные инструменты на барабаны и дудки. Музыканты дали небольшой концерт национальной музыки, после чего Хамид, выступавший в роли церемониймейстера, сделал объявление. Зрителям, по всей видимости, предлагалось особое угощение. Хамид сказал лишь, что танцор, которого нам предстояло увидеть, обычно не выступает перед публикой. Нынешнее представление — жест любезности, дань уважения особо выдающейся группе гостей.

На середину зала вышел Фейсал.

Я всегда видела его лишь в европейском платье. Теперь на нем была простая серая галабея. Даже стоя неподвижно, он выглядел потрясающе. Затем оркестр заиграл, если это слово здесь подходит, и он начал танцевать.

Известно, что танец живота — это вульгарная версия классического арабского танца, который, кстати, исполняется только мужчинами. Если вы думаете, что танцующий соло мужчина выглядит женоподобно, значит, вы не видели Барышникова или иных великих танцоров. Совершенно по-своему изъясняясь на языке совершенно особого танца, Фейсал производил такое же сильное впечатление. Я не могу описать того, что он делал. Его танец включал движения рук, тела, головы — иногда грациозные, плавные, иногда — мощные, почти резкие. К тому времени, когда он закончил представление, у всех без исключения дам в зале пересохло во рту, а мне в голову приходили мысли, которые я заклеймила бы сексизмом, посмей какой-нибудь мужчина подумать то же самое обо мне.

Несколько мгновений Фейсал стоял неподвижно, слегка склонив голову в знак благодарности за аплодисменты, а затем протянул вперед руки и одарил нас ослепительной улыбкой:

— Ну, кто со мной?

Сьюзи выскочила первой. Они заскользили в танце, во всяком случае, Фейсал заскользил, держа Сьюзи на расстоянии вытянутой руки, только руки у них и соприкасались. Сьюзи грациозной назвать было трудно, но удовольствие она получала огромное: споткнувшись о собственную ногу, она разразилась оглушительным смехом, блеснув при этом зубами, почти такими же белыми, как у Фейсала. После нее сделали попытку Свит с Брайтом, они кружились друг с другом торжественно, делая волнообразные движения руками. Эффект получился далеко не тот же, что у Фейсала.