я. — Это он сбежал?
— Ты знаешь нашего бугра? Мужик, может отпустишь меня? Столько общих знакомых, а. Разрулим недоразумение, еще и…
— Сейчас ты мне расскажешь всё. Где в Романовке расположены наблюдательные посты, какой график дежурств, в каких домах поселились ваши, куда определили слуг, и в каком месте открывается портал…
* * *
— Командир, ты уверен, что мы справимся? — поинтересовался Дарк, когда мы, заглушив мотоцикл, закидывали его еловым лапником.
— У нас нет другого выбора. Такие соседи будут постоянно создавать проблемы, и однажды мы потеряем людей. Лучше сразу зачистить вражеское гнездо. К тому же к нам на поддержку скоро подойдут. А мы пока-что разведаем местность, убедимся, что пленник не соврал.
— Жестко ты с ним. Я думал, отпустишь, а ты его… — Алексей не договорил.
— Такие, как этот сиделец, не меняются. А у нас тут апокалипсис. Сегодня я пожалею его, а завтра дружки этого сидельца по жизни устроят нам засаду на дороге. Нет уж, будем чистить окружающие нас земли от грязи.
— А простых людей куда? — продолжил расспрашивать меня Дарк.
— А никуда. Пусть живут, как жили. Если проявят себя, возьмем на испытательный срок, ну а так — каждый сам кузнец своего счастья. Я не нанимался в спасители тех, кто ничего не сделал ради себя. А ты?
— Мне бы себя спасти. — усмехнулся Алексей. — Командир, я все эти вопросы к чему задаю. Мне просто понять хочется, с кем проведу оставшуюся жизнь. Ты все правильно говоришь, я бы лучше не придумал.
Эх, знал бы ты, пацан, что я на самом деле думаю…
— У нас есть минут десять, прежде чем рухх с охотниками войдут в поселение. Так что поторопимся. — я бросил последнюю еловую ветвь на мотоцикл. С трёх метров ничерта не понятно, что здесь что-то скрыто.
Романовка — маленькая деревня, дворов на сорок. Между ней и Сенцовкой было чуть больше пяти километров, и для людей Седого она была оптимальным местом для базы. Всё же село было намного крупнее, и соваться туда без подготовки было опасным делом. А здесь и полутора сотен человек не набралось, из которых всего с десяток оказались нормальными.
Две улицы, пересекающиеся под прямым углом, и единственное крупное здание — поселковый сельсовет в центре. Там и обосновали свой штаб бандиты, заняв еще несколько соседних домов.
Дозор у них был простым — по два человека на крышах домов в центре, каждая пара контролирует свое направление. И ещё одна двойка в крайнем на въезде доме. Вот только всё это работало, когда у Круглого был целый взвод бойцов. А сейчас, скорее всего, всё изменилось.
Мы не успели. Только подползли к окраине деревни, к ограде огородов, когда раздалась автоматная очередь, сопровождающаяся чьим-то криком, полным бессильной ярости. Кто-то завизжал, но следом раздался одиночный выстрел, и все резко стихло. Первой же моей мыслью было — расстреливают неигроков. Помочь уже не успеем, а вот уменьшить поголовье мразей — запросто.
— Держись в пятидесяти метрах позади меня, понял⁈ — обратился я к Дарку.
— Да, сохранять дистанцию. — кивнул парень.
— Хорошо. И не стреляй, пока я не прикажу. Всё, работаем. — отдав приказ, задействовал гарнитуру: — Михаил, мы начинаем без вас, так что не зацепите.
— Я слышал стрельбу… — начал было брат, но я прервал его:
— Позже!
Перемахнув через забор, со всех ног рванул вперёд. Если начнут стрелять, выживу точно — защита спасёт. Но я сомневаюсь, что сейчас кто-то сидит на крыше. Все веселье происходит в центре, на деревенской площади. Вот там пусть все и останутся.
Никто, конечно же, в нас не стрелял. Зато я, пробежав по заросшему травой огороду до угла дома, остановился, чтобы перевести дух, и тут же услышал знакомый голос:
— Да вы что, черти, с двумя малолетками справиться не можете? Вытаскивайте их оттуда живее! Или пристрелите нахрен, нам свидетели не нужны.
Кругликов, сука! Обернувшись, я подал Алексею знак, чтобы он обошёл дом с другой стороны, и добавил тихо:
— Всех, кто с оружием, вали наглухо!
Дарк кивнул, и метнулся вправо. Что ж, пора уже достать этого сучёныша, пристрелившего моего пса.
Вскинув автомат к плечу, я двинулся вперёд, огибая дом. Шаг, второй, десятый… Вот уже и угол дома, виден палисадник, часть улицы, здание конторы напротив. Где же вся компашка? Вот черт!
Зелёное сияние портала, и чья-то спина, которая прямо сейчас скроется в пробое.
— Та-та-та! — выдал АКР короткую очередь. Пули буквально втолкнули неизвестного в портал. Вот и хорошо, этот точно не жилец.
С другой стороны дома раздалась ещё одна очередь, затем вторая, а после полный ненависти голос Алексея:
— Сдохни, сука! Мразь! Ненавижу!
Выскочив в палисадник, я одним взглядом окинул деревенскую площадь. Чисто. Справа увидел Дарка, стоявшего над телами. Сначала решил, что он всех убил, но заметил внизу шевеление. Хм.
— Дарк, что видишь? — поинтересовался у напарника, наблюдая, как схлопывается портал. Ушли, суки!
— Всё чисто! Двоих убил. Еще тут двух пацанов нашёл, эти уроды их прикончить собирались.
— Отводи детей за дом, может здесь ещё кто-то уцелел. — приказал я, а затем связался с братом: — Миха, противник сбежал, похоже. Успели нескольких затрёхсотить, но пока не высовываемся. Ждём вас.
— Мы уже свернули с трассы к деревне, через минуту будем на месте. — ответил Михаил.
Понадобилось ещё около пяти минут, чтобы рухх своими системами просканировал Романовку, благодаря чему мы нашли ещё одного жителя деревни, укрывшегося в подполье.
— Ну что, страдальцы, что о своем будущем думаете? — поинтересовался я у двух мальчишек-близнецов, двенадцати лет от роду, и Кузьмы Спиридоновича — семидесяти семи летнего деда, бабка которого едва не загрызла своего мужа в день пришествия Упорядоченного.
Мальчишки — оба русые, кареглазые, по фигуре видно — привыкшие к тяжелому сельскому труду, похоже натерпелись от кругликовцев. Все лица и руки в синяках, в глазах страх, перемешанный с ненавистью к конкретным людям. Придется поработать с пальцами, чтобы оттаяли.
— Та я тут останусь. — заявил старик. Выглядел он для своих лет весьма крепким. И хоть борода скрывает лицо, но глаза не водянистые, ясные, не подвернулись ещё старческой пеленой. Да и руки, видно что жилистые, ещё способные работать. — Здесь и огород, и соленья. Что мне там осталось жить? Год, может два, болею я. А