Несколько дней спустя я встала утром совершенно разбитая. Все небо затянуло темными, свинцовыми тучами, и было так душно, что, пока я добралась до заливчика, пот стекал с меня ручьями. Я взглянула на океан. Его волны показались мне совершенно черными; они лениво качались, словно залитые густым маслом. Я сбросила купальный халат на горячий песок побережья и погрузилась в нагретую воду. Чайки и крачки, сидевшие на коралловых скалах, поднялись с оглушающим криком и начали стайками кружить надо мною, как бы желая отвадить от купания. Пытаясь избавиться от них, я нырнула вглубь и через мгновение всплыла на поверхность почти у самого кораллового барьера. Еще несколько сильных движений — и я очутилась у высокой скалы, верхушка которой выдавалась над коралловой осыпью в виде башенки высотою в несколько метров.
Скала была вся в расщелинах; в каждой ямке или углублении гнездилось множество разнообразных крабов, которые при моем приближении разбегались в стороны или попросту скатывались в море. Я быстро вскарабкалась на скалу и удобно уселась на ее сплющенной верхушке, слегка наклоненной к морю.
Каменная башня оказалась; значительно выше, чем я сначала предполагала. С одной стороны с нее открывался обширный участок океана, лениво перекатывавшего свои волны, с другой — виднелись черные, почти неподвижные воды заливчика, а дальше, несколько левее, — участок, предназначенный для купания женщин. Неожиданно я заметила, как несколько девушек, появившихся из-за кустов, остановились па высоком берегу, что-то высматривая в безбрежной дали океана. У меня отличное зрение, но сначала я долго ничего не могла увидеть и, лишь присмотревшись, заметила несколько неясных коричневых полосок, похожих на рыбачьи лодки. Мне было известно, что вчера рыбаки отправились на отмели, расположенные между островами Улава и Трех сестер, для ловли трепангов, но я полагала, что они уже давно вернулись домой. В лодках, должно быть, находились очень сильные гребцы или же их было много, так как суденышки приближались довольно быстро. Они то и дело исчезали из виду в широких бороздах океана, но вскоре их стало уже отчетливо видно.
Внезапно подул сильный ветер. Он хлестнул по скале с такой силой, что, пожалуй лишь инстинктивно прижавшись к шершавому кораллу всем телом, я удержалась на каменной поверхности. Неожиданно ветер угас. Стало так тихо, что даже в ушах зазвенело Чайки и буревестники исчезли с коралловой осыпи, где они обычно сидели, не слышно было ни курлыканья перелетных голубей, ни сварливых криков зеленых попугаев в близлежащем лесу. Эта тишина или, быть может, почти совершенно черное небо, которое, казалось, полностью сливалось со столь же темным океаном, произвели на меня настолько жуткое впечатление, что я безотчетно скатилась в заливчик. Правда, это движение стоило мне сломанных ногтей, стертых до крови кончиков пальцев и ушибленных коленок, но я не обратила тогда внимания на кровоточащие ранки, так как стремилась поскорее очутиться среди людей.
Не успела я доплыть до середины заливчика, как вновь налетел вихрь. Теперь это был уже настоящий смерч, поднявший целую тучу листьев, обломков деревьев и иссохших ветвей. Он закружил их, вздыбил в одно мгновение воды заливчика и с ужасным грохотом ударил по коралловому барьеру. Я заметила, что мой купальный халат поднялся как вздутый парус в воздух и исчез где-то далеко в океане. Следующий порыв ветра швырнул в заливчик несколько крупных ветвей, отломившихся от хлебного дерева или канарского ореха, и вспенил воду. Что-то большое и тяжелое со свистом пролетело над моей головой и ударило по воде с такой силой, что она брызнула гейзером вверх, а вихрь раздробил неизвестный предмет на мелкие щепки и тут же унес с собою. Вскоре ничего, кроме адского воя и дикого свиста (его, как я выяснила впоследствии, вызвал ураган, гуляя по многочисленным расщелинам кораллового рифа-башенки), уже не было слышно.
Как я очутилась на берегу, наполовину засыпанная песком, разбитая, измученная и обессиленная, этого я уже не помню… Кажется только, что среди разбушевавшейся стихии я боролась за жизнь не столько сознанием, сколько повинуясь простому инстинкту самосохранения.
Не знаю, долго ли я лежала, лишенная каких бы то ни было мыслей, но, когда ко мне вернулось сознание, поразилась и испугалась, поняв, что полностью засыпана песком и не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Когда я сумела все же освободить сперва одну, а затем и другую руку, то обнаружила, что не задохнулась под этой насыпью лишь благодаря крупным листьям хлебного дерева, которые каким-то чудом прикрыли мне лицо и голову. Однако мне пришлось приложить немало усилий и труда, чтобы освободиться от песка, так как на моих коленях лежала огромная, тяжелая ветвь. Когда наконец я выбралась из-под всей этой насыпи, чуть было не ставшей моей могилой, то с ужасом, но и с большим облегчением увидела, что вихрь швырнул на меня огромную ветвь, отломанную от хлебного дерева. Эта ветвь спасла меня от смерти, но с таким же успехом могла и убить, так как упала на песок совсем рядом и затем опрокинулась на меня, а одна из веток с листьями прикрыла мне лицо. Купальный костюм, увы, разорвался в клочья, а натянуть даже эти жалкие лохмотья я была просто не в состоянии.
Пролежав некоторое время на берегу, я стала размышлять, что же мне теперь делать. Возвращаться в селение я не могла, так как ветер дул с такой силой, что буквально валил с ног и захватывал дух. Впрочем, если бы даже мне удалось каким-то образом добраться до хижин, то можно себе представить, какое зрелище представила бы для местных жителей совершенно обнаженная белая девушка! К счастью, я вспомнила в этот момент, что где-то наверху, на территории, предназначенной для женщин, я видела нескольких девушек. Их общество казалось мне в этот момент спасением. Они могли, правда, успеть скрыться еще перед бурей, но такая возможность представлялась маловероятной. Уж слишком коротко было затишье, чтобы успеть пробежать хотя бы с полсотни шагов.
Я собрала все силы и вскочила на ноги. Хотела вскарабкаться на обрыв и укрыться за растущими на его краю кустами. Но стоило мне сделать первый шаг, как сильнейший порыв ветра свалил меня с ног, и я вновь растянулась на песке. Затем перекатилась несколько метров, поранившись колючими раковинами и кораллами, пока наконец мне не удалось удержаться за выступавший из земли пень, которого я раньше ни разу здесь не замечала. Этот опыт доказал мне, что при ураганном ветре я ничего не сумею сделать, стоя на ногах. Поэтому я медленно поползла, стараясь защитить глаза и рот от песка. Такой способ передвижения оказался более удачным: хотя на меня сыпались кучи песка, камней и обломков деревьев, швыряемых резкими порывами ветра и причинявших мне нестерпимую боль, я все же оказалась на откосе. Теперь требовалось, однако, следить, чтобы вихрь не оторвал меня от земли и не швырнул на коралловую осыпь, где свирепствовала разбушевавшаяся стихия. Я ползла словно змея, цепляясь пальцами за каждую щель, каждое углубление, пыталась опереться па каждый нащупанный мною камень, пока наконец, к великому счастью, не ухватилась пальцами за ветви какого-то куста. Еще одно движение — и я окажусь на откосе…