Читать интересную книгу Сказители - Лао Шэ

Письмо Баоцина взволновало. Когда Циньчжу спросила, какую сумму им заплатят за выступление, он ответил, что денег не выделят даже на дорогу. Услышав это, Циньчжу скорчила гримасу. Супруги Тан качали головами:

– Нет, не согласны.

– Я заплачу за Циньчжу, – Баоцину ничего не оставалось, как пообещать оплатить транспорт. Его слова развеселили семейство Тан, и они хохотали до упаду. Тетушка Тан, насмеявшись, выдавила из себя: – У вас денег много, Баоцин, добрый человек, у вас деньги есть. Мы бедняки, должны зарабатывать себе на еду. Один раз поработаешь бесплатно – они в следующий раз еще придут. Но у вас... У вас есть деньги. Вы готовы выкладывать деньги даже за приемную дочь, лишь бы не продавать ее. У вас столько денег, какое счастье!

Баоцин не стал обращать внимание на ее выпады. Вернувшись в гостиницу, он рассказал обо всем Сюлянь.

– Я согласна, – сказала она, – мне тоже хочется сделать что-нибудь полезное.

Но что же исполнять? Сказы на патриотическую тему слишком устарели и не соответствуют вкусам современного зрителя. Баоцин пропел вполголоса пару отрывков – не годятся, не подходят. Сюлянь с ним согласилась. В последнее время она больше исполняла произведения лирического характера, про любовь. Она пробовала спеть что-нибудь о верных рыцарях, мстящих за свою страну, – не получалось. А лирику да любовь в пропагандистских целях не используешь.

Баоцин начал репетировать. Он сначала читал стихотворную строку, потом одной рукой пробовал мелодию на струнах и подпевал. Некоторые иероглифы он не мог прочитать и потому кое-как подыскивал слова в рифму, подставляя их в текст. Каждый раз, находя подходящее слово, он страшно этому радовался: «Вот! Нашел!»

Тюфяк, спавший в углу комнаты, от этого шума проснулся. Он сел в кровати и долго тер глаза, глядя на бритую голову Баоцина, поблескивавшую при свете масляной лампы

– Чего не спишь, брат? – Он был очень недоволен. – И так жарко, а ты еще лампу зажег!

Баоцин ответил, что как раз обдумывает текст сказа «Сопротивление цзиньским войскам» и собирается рассказать историю о том, как Лян Хунъюй под бой барабанов сражался с войсками цзиней. Этим сказом Баоцин хотел воодушевить людей на борьбу против японцев.

Тюфяк снова лег.

– А я думал, ты комаров бьешь, столько шуму.

Баоцин продолжал наигрывать, подбирая и вспоминая

слова. Когда приходила какая-нибудь идея, он весь сиял от радости.

– А что же будет петь Сюлянь? – спросил Тюфяк.

– Еще не придумали, – ответил Баоцин. – С этим сложно.

Тюфяк снова сел. Он прокашлялся и серьезно произнес:

– Вам обоим трудно, потому что вы не знаете иероглифов. Если бы она могла разобраться в тексте и найти такой, в котором рассказывалось бы о жертвах во имя родины, тогда бы не было трудностей. – Он слез с кровати. – Давай, я тебе почитаю. Ты же знаешь, что я образованный.

Баоцин удивленно смотрел на него.

– Ты же знаешь иероглифов ые больше меня!

Тюфяк обиделся.

– Как это не больше тебя. Все иероглифы, которые могут пригодиться, я знаю. Хорошенько слушай, я буду читать.

Братья стали вместе бормотать текст сказа. Тюфяк прочтет фразу, Баоцин повторит ее. Оба были страшно довольны. Очень быстро был выучен целый сказ. Когда бумага на окнах посветлела, Тюфяк предложил лечь спать, Баоцин согласился, но заснуть не смог. Он припомнил еще одну неприятную вещь. Если Циньчжу не захочет работать, тогда и Сяо Лю не придет аккомпанировать.

– Брат, – спросил он. – Может, ты и саккомпанируешь на трехструнке?

– Я? – удивился Тюфяк. – Чего это ради?

– Ради патриотизма, да и для собственной славы, – Баоцин говорил очень быстро. – Наши имена напечатают крупным шрифтом в газете. Понимаешь? Нас будут называть «господами». Госпожа Сюлянь, господин Фан Баоцин. Тебе наверняка понравится.

Вместо ответа послышался храп.

На следующий день Баоцин проснулся в одиннадцать часов и увидел, что лежавшая всегда в углу трехструнка исчезла. Он соскочил с кровати. Куда подевалась? Без этой драгоценности, считай, конец! Он потер рукой бритый лоб и с горя даже застонал. Беда, вот беда! Драгоценная трехструнка исчезла! Он поднял голову, но, увидев пустую кровать Тюфяка, засмеялся.

Баоцин поспешно вышел из гостиницы и побежал в сторону реки. Он знал, что Тюфяк любил сидеть у воды, и сразу его нашел. Тот сидел на большом камне и перебирал струны. Получалось, таким образом, что Тюфяк соглашался аккомпанировать. Баоцин радовался – целая гора упала с его плеч. Он отправился в гостиницу завтракать. Все вопросы быстро и успешно разрешались. Имея аккомпаниатора, можно было не полагаться во что бы то ни стало на Сяо Лю.

Баоцин и Сюлянь вступили в Организацию по сопротивлению Японии. Эта организация собиралась ставить пьесу в трех действиях. В антрактах между действиями должны были выступить члены семьи Фан. Баоцин был очень взволнован и обрадован.

Шофер автобуса, пришедшего из Чунцина, достал газету. Баоцин просмотрел программу спектаклей, и сердце его учащенно забилось. Он увидел свое имя, имя старшего брата и Сюлянь. Был использован крупный шрифт и уважительные обращения «господин» и «госпожа». Он, как школьник, громко кричал, показывая газету домочадцам. Тюфяк и Сюлянь разделяли его радость.

Тетушка же язвительно заметила:

 – Ну и что с того, что тебя называют господином? – В ее голосе слышалась издевка. – Все равно за транспорт нужно будет платить самим!

В день представления они встали очень рано и оделись во все лучшее. Сюлянь надела светло-зеленый новый шелковый халат и туфли, а косички повязала белыми бантами. После завтрака она долго училась ходить, не виляя задом. Выступать с настоящими актерами на одной сцене – дело серьезное. Ходить нужно, опустив руки, спину держать прямо, это не так-то легко.

Тюфяк побрился. Делал он это редко, но на этот раз старался особенно, не пропустив ни волоска. Наконец подправил виски и затылок. Он надел темно-синюю куртку, которая удачно гармонировала с серым халатом брата. Чтобы подчеркнуть свою элегантность, он подвязал брюки у щиколотки длинной широкой шелковой тесьмой.

Около полудня они оказались в городе. Баоцин собирался пригласить брата отобедать, как-то отблагодарить за помощь в осуществлении этой прекрасной идеи. Однако

Чунцин после бомбежек был настолько пустынным, что у них сразу же пропал всякий аппетит. Часть сгоревших домов была отстроена заново. В некоторых местах вместо домов по-прежнему виднелись лишь груды мусора. Кое- где остались только стены. Люди с помощью тростника пристроили к ним небольшие навесы и занялись торговлей. Кругом ужасающие раны войны, всюду груды обгорелого кирпича н битой черепицы. Баоцину казалось, что у него перед глазами лежит гигантский труп, покрытый зияющими ранами. Его знобило. Все же нужно было хоть немного поесть, чтобы подкрепить душу и тело.

Ош зашли в небольшой ресторанчик, сытно пообедали, после чего отправились в театр, чтобы встретиться со своими новыми коллегами – настоящими актерами, в большинстве своем молодыми.

Завидев братьев Фан, все поспешили им навстречу. Актеры и актрисы называли их «господами», что доставляло им большое удовольствие. Уж больно это не было похоже на представления по найму, где тебя принимали за прислугу.

Как только поднялся занавес, руководитель театральной труппы пригласил Баоцина с братом сесть у края сцены и посмотреть спектакль, Баоцин еще никогда не видел драматического спектакля. Он думал, что раз это пьеса, значит, обязательно на сцену один за другим будут выходить актеры и рассказывать совершенно непонятные вещи. Кто же знал, что все, оказывается, не так. Артисты говорят так же, как у себя дома или в чайной. Баоцин обратил внимание на то, что актеры играли очень естественно и их мастерство покорило зал. Это было поистине захватывающее зрелище! Баоцин сидел выпрямившись и затаив дыхание. Не было ни красочных одеяний, ни сотрясавших слух гонге® и барабанов. Обыкновенные люди играли обыкновенных людей.

Баоцин шепнул брату: