бывает.
Если я ускорял Россию, то и наши конкуренты ускорялись соразмерно. Пусть я лучше их понимал тенденции, пусть я мог отсеивать тупиковые пути развития, но я никак не мог утаить «от партнеров по опасному бизнесу» все свои наработки и направления исследований. Тем более что с некоторых пор меня тут начали воспринимать вполне себе всерьез. И смотреть за мной всерьез.
Надеюсь, что до атомных бомб не дойдет, но разве можно было быть в этом полностью уверенным? В реальной истории «изделие» было реально приготовить уже к сороковому году, если знать, чего хочешь, понимать, кому дать денег, и стимулировать соответствующие разработки. Лично я планировал получить своего «Малыша» к году эдак 1935-му, как и средства доставки оного «Малыша» через океан. Так почему я должен быть уверен в том, что остальные не успеют? Какова гарантия, что во Вторую Великую мы не начнем швырять один в другого атомными зарядами?
Все пошло другим путем. Налицо было ускорение технического развития, был целый ряд направлений, которые не были поняты и осознаны в этой реальности. Но что меняет отсутствие опыта применения легких танков в виде тех же FT-17? Да, меняются концепции и стратегия применения танков, но разве это отменяет весь опыт Великой войны? То, что война вылилась в позиционное многолетнее рубилово, легко объяснить просто тем, что план Шлиффена-Мольтке выполнялся не совсем точно и совсем не так оперативно, как это было предписано, а отвлечение сил на наступление русских в Восточной Пруссии вообще поставило крест на математически выверенном плане. Но если здраво в генштабах рассудить, то, сохраняя достаточное хладнокровие, можно добиться победы, сугубо следуя холодному расчёту и плану, пренебрегая жертвами и временной оккупацией своих территорий.
Да, у меня есть фора. Я могу переманивать умные головы. Я могу безжалостно впихивать под поезд истории головы, которые не хотят сотрудничать. Я буду заранее закупать уран и плутоний в промышленных масштабах по всему миру. Нет у меня романтизма, и я полон цинизма. Но можно ли быть уверенным в том, что на мои города не будут падать атомные бомбы? Или в том, что нынешняя заварушка на Балканах не выльется во что-то серьезное?
Меня отвлек от моих мрачных мыслей голос дежурного радиста, который протягивал бланк телеграммы командиру корабля. Тот пробежал содержимое взглядом и обратился ко мне:
– Ваше всевеличие, только что получили сообщение. Румыния официально объявила ультиматум Венгрии. Первое – пропустить румынские войска в пояс безопасности вдоль границы глубиной в пятьдесят километров с целью защиты территории королевства от обстрелов. Второе – прекратить преследование румын в Венгрии. Третье – все регулярные части венгерской армии должны покинуть Трансильванию до выводов международного арбитража о национальной принадлежности этой земли. Разрешено оставить только части полиции с легким стрелковым оружием. Румынская армия обязуется не выходить за пояс безопасности вглубь территории Венгрии. Срок ультиматума – 24 часа с момента оглашения.
Я хмуро смотрел вдаль, туда, где за морем находилась Румыния. Что ж, Кароль, ты решил поднять ставки? Или выбор уже такой – или война, или переворот? Или это попытка оттянуть неизбежное? И, похоже, что мы в это «неизбежное» встрянем по самые уши.
Глава V
Заговоры и измены
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. МАРИУПОЛЬ. 9 мая 1919 года
Где-то наверху, в Городском саду, играл оркестр, прогуливались парочки и целые компании чистой почтенной публики. Офицеры, чиновники, мещане, купцы, инженеры, барышни. Даже гимназисты умудрялись ускользать от бдительного ока полиции, лавируя между гуляющими. Но разве можно было бы там вот так душевно посидеть? Да ни в жизнь! Тут же появился бы городовой или, что еще хуже, военный патруль, и на том бы и завершился праздник для всей троицы. Причем для двоих из них праздник вполне мог завершиться в стенах гарнизонной гауптвахты.
Как бы то ни было, но праздник в Мариуполе сегодня. Высочайший визит и открытие трех первых линий городского трамвая. Императорский поезд на станции и императорская яхта «Полярная звезда» в море в виду города. И День поминовения усопших воинов, установленный всесвятейшим государем на 9 мая.
– Хорошо придумали с казенными стаканами! И сами не пустые, и разлить по новой всегда можно!
– Это да. И спасибо тебе, Митрофаныч, выручил. Не дали бы нам казенники!
– Так как же не выручить вашего брата, тем более в такой день.
Хозяйственный Митрофаныч достал из корзинки нехитрую снедь: сало, хлеб черный, лук, домашнюю колбасу, огурцы, жареных бычков, соленую тараньку. И еще одну бутылку водки.
– Жинка моя собрала. Она у меня баба с пониманием. Знала, что в такой день все равно дома не усижу, вот и собрала корзинку, так, чтоб по-людски, значит, все было.
Старший унтер-офицер Горбатов одобрительно крякнул:
– Повезло тебе с женой.
Митрофаныч согласно закивал.
– Да, как демобилизовали, значит, так сразу и оженился.
Горбатов деловито поинтересовался:
– Где воевал?
– На Западном фронте полтора года в окопах вшей кормил, пока не стали демобилизовывать мастеров, нужных в тылу. Теперь вот в ремонтных мастерских при станции. На паровозном, так сказать, фронте теперь.
Убедившись, что закуска у всех в пределах досягаемости, гостеприимный хозяин выверенным жестом свинтил жестяную крышку с гербового стакана с водкой.
– Почтим, братцы, память всех наших, кто не дожил до Победы. Царствие им Небесное, пусть земля будет пухом.
Все трое поднялись с травы и, помолчав, опрокинули казенники.
Похрустев огурцом, Митрофаныч поинтересовался:
– А вы, как я погляжу, все еще на службе? И судя по крестам и медалям, тоже повоевать пришлось?
Он с уважением указал на два Георгиевских креста и три Георгиевские медали на груди у Горбатова, а также на Георгиевский крест на гимнастерке у Катукова.
Оба кивнули.
– А в Мариуполь какими судьбами вас занесло?
Александр Горбатов пожал плечами.
– Я в отпуске. Потом в Харьков поеду, буду поступать в школу прапорщиков.
Митрофаныч разлил по опустевшим стаканам водку и кивнул:
– Школа – это всегда дело хорошее. Только вот не пойму я род оружия на твоих петлицах. Вот у Мишки сразу понятно – «машинерия», а у тебя что за чудная эмблема?
Горбатов гордо ответствовал:
– Я, Андрей Митрофанович, имею честь служить в Императорских Воздушно-десантных войсках.
Хозяин присвистнул:
– Это те, которые с аэропланов вниз сигают?!
Он с чувством перекрестился, пробормотав:
– Не приведи Господь! Я вообще высоты боюсь, а тут такое! И не страшно прыгать с аэроплана в ту пропасть под ногами?!
Десантник рассмеялся.
– Нет, Митрофаныч, не страшно. Самолет – штука надежная, а парашют системы инженера Котельникова весьма и весьма