у нас сейчас. Все в доме словно затаили дыхание в ожидании неотвратимого переломного момента.
Состояние профессора продолжает ухудшаться, и теперь я положительно не в силах подолгу сидеть с ним, настолько мне невыносимо видеть его таким немощным и хилым. Мисс Доуэль по-прежнему очень полезна, но вызывает у меня некоторое беспокойство. Обязанности свои она выполняет с обычным усердием, но все последние дни ходит с отрешенным, подавленным видом, совершенно ей несвойственным. Я же с головой погрузился в свою юридическую работу, чтобы с пользой провести время томительного ожидания. Однако сегодня вечером мое внимание было самым неожиданным образом отвлечено на другие вопросы – увы, имеющие отношение к юному Квинси.
После ужина мы втроем, по настоянию Мины, перешли в гостиную, чтобы с часок побыть вместе. Мина, находившаяся в задумчивом настроении, принялась писать в дневнике. Я попытался просмотреть черновик завещания одного из моих клиентов, но буквы плыли и таяли перед глазами, и в конце концов бумагу пришлось отложить в сторону. Квинси, по природе пытливый и любознательный, листал сегодняшнюю газету с насупленной сосредоточенностью мальчика, которому не терпится поскорее стать взрослым.
Сцена тихого семейного вечера продолжалась не более двадцати минут, потом мой сын поднял глаза от газетной страницы, которую внимательно читал, и сказал:
– Папа? Мне кажется, тебя это заинтересует.
Я выразил вежливое любопытство.
Он передал мне газету и указал на заметку, привлекшую его внимание:
– Вот. Посмотри.
Заметка была совершенно безобидной и представляла интерес главным образом для натуралистов-любителей, однако на меня она оказала мгновенное и сильное действие. Дело было не столько в ее содержании, сколько в сочетаниях определенных слов – слов из нашего прошлого, погребенного в памяти, слов из минувшего века, которые заставили меня побледнеть, неловко вскочить на ноги и бросить газету на пол.
– П-почему… – заикаясь, проговорил я. – Почему ты показал мне это?
– Просто решил, что новость любопытная, папа, – удивленно ответил Квинси. – Ну и жутковатая немного.
Я пристально уставился на него, он нисколько не смутился и не отвел взгляда.
Жена с беспокойством всмотрелась в меня:
– Джонатан?
– Простите меня, оба. Я неважно себя чувствую. Пожалуй, мне надо лечь спать пораньше.
Я повернулся и быстро вышел из комнаты, не дожидаясь ответа. Предоставил Мине разбираться с Квинси, а сам уединился в своем кабинете и, чтобы справиться с потрясением, налил себе стакан бренди. Несколько минут я сидел неподвижно, пытаясь очистить ум от обрывочных воспоминаний прошлого и вообще ни о чем не думать, потом раздался тихий стук в дверь.
– Мина? – Мой голос прозвучал хрипло и благодарно. Однако дверь открыла не изящная рука моей жены, а рука другой особы.
– Прошу прощения, сэр. Я услышала шум…
На пороге стояла Сара-Энн Доуэль, бледная и взволнованная, но, как всегда, излучающая ауру очарования и невинности.
– О, ничего особенного, – сказал я. – Вам не стоит беспокоиться, правда.
Девушка без приглашения вошла и приблизилась на несколько шагов.
– Надеюсь, вы извините меня за такие слова, сэр, но похоже, все в этом доме сейчас на нервах.
Немного растерявшись, я сглотнул и кивнул. Думаю, мы оба понимали, что ее присутствие в моем убежище неуместно, и тем не менее я не отослал Сару-Энн прочь, а сама она уходить определенно не собиралась.
– Мистер Харкер? А профессор… до того, как с ним стряслась эта беда… ну, когда вы все были молодыми… Кем он был для вас?
– Сара-Энн… Почему вы спрашиваете? Разве мы не говорили, что он друг нашей семьи?
– Говорили, сэр. Но в глубине души я знаю, что это далеко не все, что вы о многом умалчиваете. И вы меня извините, конечно, сэр, но ваш сын тоже это знает.
Я ничего не ответил.
– Старику недолго осталось, – продолжала девушка. – Я провожу с ним столько времени… столько много времени, что он мне даже сниться начал. И во снах, сэр, я вижу отрывки какой-то невероятной истории. Там вы, сэр, и ваша жена. И доктор Сьюворд. И еще что-то ужасное, притаившееся в темноте.
Я смотрел ей прямо в глаза и видел в них только жалость и понимание.
– Когда вы ему расскажете? – Она подступила еще ближе. – Вашему сыну?
– Мы хотели… – Теперь каждое слово давалось мне с трудом. – Хотели уберечь Квинси от правды.
Сара-Энн приоткрыла рот, но что именно она собиралась сказать, так и осталось неизвестным, ибо в следующий миг в кабинет стремительно вошла Мина.
– Джонатан, – промолвила она ледяным тоном. – Я пришла проверить, оправился ли ты от своего… потрясения.
– Вполне, спасибо, – сказал я. – Вот и мисс Доуэль явилась ко мне с тем же вопросом.
– Понятно. – Она повернулась к сиделке. – Спасибо вам, дорогая.
– Не за что, мэм.
– Ну, час уже поздний, все мы устали. Я отослала Квинси спать. Мисс Доуэль, наверное, вы хотите проведать своего подопечного перед сном. Не смеем вас задерживать.
– Да, мэм. Благодарю вас, мэм.
Девушка сделала книксен и удалилась. После чего Мина не произнесла ни слова, просто неподвижно смотрела на меня, и все.
Сейчас жена уже в постели, а я допиваю свой бренди и пишу эти строки здесь внизу. Благоразумнее подождать, пока она уснет. Ибо всем нам, полагаю, предстоят трудные разговоры и плавание в бурных водах.
Дневник Мины Харкер
7 декабря. С самого утра настолько не в духе, что даже писать не хочется. Пожалуй, оно и хорошо, что никто, кроме меня, никогда не прочитает эти строки, из которых может создаться впечатление, что я чересчур раздражительна и боюсь собственной тени.
Накануне вечером произошла пренеприятная сцена. Квинси нашел в газете какую-то любопытную заметку, которая, мне кажется, напомнила Джонатану о самых страшных событиях нашего прошлого. Он чрезвычайно разволновался и, к недоумению нашего сына, выбежал из комнаты.
Разумеется, здесь я ему глубоко сочувствую. Все мы видели жуткие зрелища в тот ужасный год, но больше всех досталось моему мужу. В замке, где его держали в плену, он был свидетелем таких событий, которые любого другого человека ввергли бы в пучину безумия. Но он выстоял – да, навсегда изменился, но сохранил волю и рассудок. Тем не менее для него испытания продолжаются, и в мире полно вещей, способных случайно напомнить ему о прошлом.
В этой своей душевной борьбе Джонатан неизменно получает от меня сострадание и поддержку. Сегодня утром, однако, он вызывает у меня еще и сильное раздражение, ибо когда вчера, успокоив Квинси, я отправилась на поиски мужа, то застала его не погруженным в мучительные воспоминания, а наедине с мисс Сарой-Энн Доуэль.
При моем появлении оба заметно смутились, Джонатан покраснел. Я всегда надеялась,