благ, и он пожал плечами.
– Вот видишь, – отступая к двери, подытожил Артаусов. – Я всё для тебя делаю. Всё! От тебя требуется только работа. Работа и еще раз работа…
Он защелкнул замочки на чемодане и, продолжая пятиться, вышел из квартиры, после чего захлопнул ногой дверь. В это же время в туалете зашумела вода. Кабан вышел оттуда пунцовым, с отечным лицом, будто с лесоповала. Он нехорошо взглянул на Клима и подошел к столу, на котором были рассыпаны купюры.
– Вот, деньжат подкинули, – объяснил Клим, раскрывая портмоне Артаусова и заглядывая внутрь. – Я тебе за сегодняшний день заплатил?
– Я больше не могу пить, – низким голосом произнес Кабан и протер ладонью красные слезящиеся глаза. – Посидел бы ты со мной рядом в туалете…
Клим понял, что просто обязан объявить Кабану выходной. Телохранитель приставил стул к окну и до позднего вечера сидел там неподвижно, глядя на трухлявые избушки, каким-то чудом сохранившиеся между новыми жилыми кварталами и железной дорогой. Цивилизация пронеслась над ними, не тронув, сомкнула свои ряды, и темные покосившиеся домики теперь напоминали уцелевший в глубоких вражеских тылах отряд бойцов, побитых, израненных, а потому безвредных и никому не нужных.
Глава восемнадцатая
– Баня – это уже не наш уровень, – сказал Клим. – Поедем в ресторан.
Он и Кабан мчались в «Мерседесе» по ночной Москве и курили сигары. Водитель ловко объезжал заторы и пробки, часто принимая красный сигнал светофора за зеленый, а тротуар за проезжую часть.
– Скажи, братишка, – обратился к нему Клим. – В Москве есть ресторан, в котором собираются умные люди?
– Умные? – переспросил водитель.
– Чтобы говорили красиво, – смягчил условие Клим. – И на интересные животрепещущие темы.
Водитель остановил машину и задумался. Слово «животрепещущие» сбило его с толку.
– В общем, чтобы говорили много и непонятно, – совсем упростил задачу Клим и переложил диктофон в нагрудный карман рубашки.
– Тогда вам надо в ресторан «Прямой эфир», – посоветовал водитель. – Там собираются журналисты.
Охранникам, стоящим на входе «Прямого эфира», не понравилось лицо Кабана, о чем красноречиво высказались их собственные лица, но они видели, из какой роскошной машины он вышел, и не стали преграждать ему путь. Зал был сложным, с закоулками, тупиками и аппендицитами, повсюду, как стволы деревьев, торчали колонны. Словом, пересечь зал от начала до конца по прямой было невозможно, и от этой его особенности начал страдать Кабан. Он еще не добрался до середины, где барабаном возвышалась круглая стойка, а уже дважды ударился лбом о колонну. Но Клим решительно пробирался в самую сердцевину журналистского логова, не замечая жирных отпечатков на колоннах и не слыша ностальгического бормотания Кабана о том, что «в «Алике» эти столбы ночь бы не простояли». Клим жадно смотрел по сторонам, пытаясь поймать восторженные взгляды и прочувствовать на себе ту ошеломляющую славу, о которой ему говорил Артаусов. Но посетители ресторана были заняты исключительно собой, они визжали, перекрикивали друг друга, вульгарно танцевали, размахивали бутылками и били посуду. В укромном уголке под низким потолком с лепниной пристроился длинный и изогнутый подковой стол, по которому, подобно коню барона Мюнхгаузена, ловко ступала женщина. Она была совершенно голой, если не принимать во внимание ее золотые трусики, сшитые как бы из ёлочной мишуры, да туфли с длиннющими каблуками. Сидящие за столом пьяные люди ритмично хлопали в ладоши, кто-то из мужчин пытался схватить ее за ногу, но женщина продолжала свое лошадиное шествие во главу стола, где восседал толстый, старый и краснолицый юбиляр.
Кабан, став свидетелем этого безобразного зрелища, ударился о колонну в третий раз, и только благодаря этому на них обратил внимание юркий как ящерица официант. Клим поинтересовался у него, где столик, который был заказан специально для писателя Клима Нелипова. Не моргнув глазом, чем еще больше напомнил ящерицу, официант приятно солгал, что такой знаменитый и высокий гость как Клим Нелипов может садиться за любой свободный столик и считать его своим. Клим догадался, что молодой человек первый раз в жизни услышал его фамилию, и что он вообще никогда ничего не читал, кроме меню и чисел на денежных купюрах, но всё равно ему стало приятно от столь льстивой лжи. Усадив за ближайший столик Кабана, который всё еще пребывал в прострации, Клим презрительно откинул в сторону меню, похожее на разделочную доску для мяса, и велел официанту принести только те блюда и напитки, которые достойны попасть в желудок писателя Клима Нелипова. Несказанно обрадовавшись такому заказу, официант уже собрался было кинуться в посудомоечный блок, как Клим остановил его и попросил, чтобы о присутствии в ресторане писателя Клима Нелипова было объявлено всем посетителям через звуковые колонки оркестра.
– Эта услуга платная, – стыдливо шепнул официант, но Клим, простив ему дерзость, пообещал вознаградить по-царски.
В считанные минуты на столе появились многочисленные блюда, похожие на мусорные урны, забитые увядшими кладбищенским цветами и венками, а также бутылки с невиданными напитками, к чему Кабан даже не притронулся, зато сожрал весь хлеб с солью. Клим тоже особо не усердствовал над достойными его блюдами и с трудом осилил бокал напитка, по вкусу напоминающий смесь водки, сухого вина, шампанского, минеральной воды и губной помады. Скрестив на груди руки, он ждал, когда посетителям ресторана откроется замечательная истина. Наконец, это событие свершилось. Бородатый певец в расшитой безрукавке и широкополой шляпе обхватил губами микрофон, словно чупа-чупс, и, водя зрачками из стороны в сторону, хрипло объявил, что следующая песня посвящается писателю Климу Нелипову, удостоившему «Прямой эфир» великой честью. Шквала аплодисментов не последовало, что сильно расстроило Клима, и он даже не понял, о чем была посвященная ему песня, и кто – мужчина, женщина или собака – ее провыл. Но всё-таки поклонники Клима и обожатели книги «Глисты в желе» не заставили себя долго ждать. Не прошло и минуты, как заглох последний аккорд, и к столику подлетела кучка девушек. Они одновременно щебетали, размахивали руками и голыми коленками, крутили головушками, рассекая воздух косичками и закрученными прядями, отчего очень напоминали сброшенные с самолета в партизанский лес листовки с требованием прекратить сопротивление и сдаться.
Клим несказанно обрадовался своим почитателям, немедленно усадил всех за стол, а кому не хватило стульев, позволил взгромоздиться себе на колени. Девушки, перебивая друг друга, принялись расхваливать шедевры Клима Нелипова, при этом успевая набивать рты кладбищенским салатом и запивать его коктейлем из бутылок. Они напоминали веселых и голодных козочек, которым удалось забраться в бабушкин цветник. Кабан, на которого взгромоздились сразу две девицы, выглядел беспокойным и кидал по сторонам тревожные