царю труднее пришлось с самонадеянными аристократами, составляющими отряды всадников. Во время войны они нередко показывали беспримерную отвагу, храбро шли на врага, но действовали разобщённо, каждый сам по себе, не подчиняясь верховному командиру. Их разрозненные действия не приносили ощутимых результатов для общей победы. Филиппу удалось совладать с этой частью военной элиты, убедить, что сила всадников станет гораздо эффективнее, если они объедятся в конный отряд, который войдёт в состав общего войска как организованное подразделение под командованием единого военачальника.
* * *
Обновлённое царское войско показало, на что способно, в первых сражениях с иллирийцами, фракийцами и прочими враждебными соседями. Греки поначалу не обращали внимания на действия молодого македонского царя, не придавали значения его военным успехам, поэтому некоторое время не воспринимали Македонию как угрозу для себя. А царь Филипп, пользуясь их благодушием по отношению к нему, начал неприметно отбирать у Афин, главного гегемона Греции, влияние над греческими городами во Фракии и Халкидике, расчищая путь Македонии к морскому побережью. Афиняне забеспокоились, только когда поняли, что действия Филиппа наносят вред их историческому престижу на севере Греции, но до прямого сражения дело у них не доходило. В таком «замороженном» состоянии отношений между Македонией и Афинами стратегическое преимущество пока оставалось за Филиппом!
На полях боевых действий македоняне всё чаще оказывались сильнее противников, но даже поражения шли им на пользу. В проигрышах Филипп не паниковал, делал здравые выводы, после чего приходили победы, и он быстро навёрстывал упущенную выгоду. Скоро персидские цари, мечтавшие об очередном походе на Грецию, с интересом начали присматриваться к новому македонскому лидеру, пытаясь подобрать к нему ключи, определить, кто он для них – будущий соперник или союзник, согласный на участь сатрапа*.
Царь Филипп покорял чужие города не только в победоносных сражениях. Он проявлял себя искусным дипломатом и переговорщиком, умело маневрировал настроениями союзников, легко давая им и противникам обещания и клятвы в дружбе, которые нарушал в выгодной для себя ситуации. Прежде чем начать военные действия, не скупился на золото, подкупая правящую верхушку противника, вождей и царьков, и, как следствие, часто добивался успеха мирными договорами, без кровопролития. Филипп пользовался любой выигрышной для него ситуацией, чтобы войти в доверие к потенциальной жертве. Например, когда жители одного греческого города враждовали с жителями другого греческого полиса, кто-то из них призывал македонского царя в помощь. Филипп никогда не отказывался от подобных просьб, однако, завоевав такой город, не спешил передать его своему «заказчику». Обычно оставлял в нём македонский гарнизон, объясняя это необходимостью оберегать всеобщий покой и безопасность.
* * *
Во время первой в своей жизни военной экспедиции Филипп захватил во Фракии известные Пангейские рудники, богатые рудами с золотом и серебром. Начал их осваивать, для чего нанял опытных горных мастеров, оснастил производство техникой и увеличил число рабов в десять раз – для работы в три смены. В результате вместо прежнего дохода в восемьдесят талантов* драгоценного металла в царскую казну теперь поступало в двенадцать раз больше. Сюда же добавились военные поборы и дань с покорённых городов. Царь Филипп оказался богаче азиатских правителей, и чтобы окончательно произвести впечатление на греков, он сделал то, что до него не делал никто в Элладе – начал чеканить золотую монету с собственным изображением. Располагая огромными запасами золотой и серебряной монеты, Филипп повёл себя гораздо решительней в отношении территорий, соседних с Македонией.
До восшествия Филиппа на македонский престол страна погрязла в междоусобицах, некоторые области не признавали царскую власть. Однажды он пригласил удельных князей во дворец, устроил весёлую пирушку, а в самый разгар устроил развлечение: в загон выпустили двух бойцовых собак. Дрались они ожесточённо, насмерть, пока к ним не запустили волка. Собаки перестали драться и, вдвоём бросившись на волка, загрызли зверя. Гости благодарили царя за доставленное удовольствие, а он сказал:
– Разве не похожи вы на этих псов, когда грызётесь между собой? В таком случае кто-то из вас должен погибнуть. Не лучше ли вам сделать правильный выбор и сообща сразиться с врагом, как сделали эти собаки? Афины, Фивы, Спарта – вот ваши враги, пусть лучше прольётся кровь их граждан, а не македонян. А следующим врагом, с кем мы должны справиться, будет Персия.
После таких слов царя князьям ничего не оставалось, как добровольно принять власть Пеллы. Немного позже, чтобы навсегда покончить с самостоятельностью удельных князей и родовитой аристократии, Филипп составил из них ближайшее придворное окружение. Теперь недовольные были рядом с царём, на виду, не делая попыток устраивать заговоры или выражать иными способами недовольство. Среди царских вельмож не было недовольных, так как Филипп щедро раздавал им почётные государственные и военные должности, хотя всегда ценил прежде всего личные заслуги, а не родовитость и знатность. Нерадивых и трусов, несмотря на былые заслуги, знатность или родовитость, жестоко наказывал и расставался без сожаления. Приказывал не допускать в расположение лагеря до тех пор, пока провинившийся воин не предоставлял в доказательство своей храбрости двух убитых или пленённых им врагов.
Ради пользы и величия
Военные действия против греческих городов Филипп вёл избирательно, в первую очередь ему нужны были те из них, где имелись гавани для стоянки кораблей. Таковыми были на побережье Амфиполь, Стагиры, Пидна, Олинф. Постепенно Македония выходила к морю, следовательно, появилась надобность в строительстве собственного флота – боевых и торговых кораблей. При наличии сильного флота для македонян открывались большие возможности в освоении морских торговых путей, что усиливало могущество Македонии не только на суше, но и на море. Это нужно было делать как можно быстрее, прежде чем Афины надумают воевать с Македонией.
Для сооружения кораблей царь пригласил из Финикии нескольких искусных судостроителей. Финикийцы – известные мореходы и мастера корабельного дела, что находило подтверждение в древних финикийских колониях, повсюду разбросанных в Средиземноморье. Они первыми разработали проекты судов, на шпангоутах которых предусматривалась обшивка, а важнейшей частью являлся киль; их суда имели помещения под палубой, в которых размещался груз, а у других народов такого не было. Они придумали двухпалубное размещение гребцов, что позволило увеличить скорость и маневренность корабля. Их корабли имели длину до пятидесяти метров, могли перевозить большие грузы и без особых проблем перемещаться на дальние расстояния.
Греки тоже считались хорошими судостроителями и мореходами, но опыта они набирались у финикийцев. Для военных целей создавались однопалубные триеры, где на вёслах сидели вольнонаёмные гребцы, до ста семидесяти человек. Носовой таран корабля пробивал бреши в борту неприятельского корабля: часто успех морского сражения зависел от