Девушка отправилась на кухню — якобы чтобы поздороваться с Делси — и тайком бросила амулет в огонь, стараясь не поддаваться смутной тревоге, тисками сдавившей ей сердце. Только после этого она осторожно постучалась к Уильяму.
В спальне царила полная тишина, и Аметист постучала еще несколько раз, но так и не получила ответа. Внезапно до нее донесся жалобный стон. Охваченная тревогой, девушка заглянула в комнату.
Похоже, Уильям даже не заметил ее появления — он беспокойно метался по кровати и негромко стонал.
Аметист в испуге подбежала к нему.
— Уильям, что с тобой? Тебе хуже?
— Вовсе нет… — Он обратил на нее рассеянный взгляд. Его лицо, такое бледное в последние дни, покраснело и блестело от пота. — Аметист, это ты? Черт побери, ну и жара! Будь добра, принеси мне воды…
Аметист пощупала его лоб и сдавленно охнула: у него был сильнейший жар! Стараясь совладать с подступавшей паникой, она следила за тем, как Уильям мечется в бреду и бормочет что-то невразумительное, обращаясь к какому-то неведомому персонажу своего больного воображения.
Наконец ей удалось скинуть с себя оцепенение, и через минуту она уже что было сил стучала в двери хозяйской спальни.
— Черт побери, что за шум? Амос, это ты? Ты, часом, не рехнулся? — раздался из-за двери раздраженный голос.
— Нет, это Аметист! Скорее, мистер Шеридан, Уильяму плохо! Не понимаю, что с ним случилось…
Через несколько секунд дверь распахнулась, и в коридор вышел мистер Шеридан в носках, сорочке и бриджах.
— Говорите, Уильяму плохо? — Он поспешно направился к сыну.
Взглянув на метавшегося в жару больного, Шеридан-старший побледнел от испуга и воскликнул:
— Боже мой, у него лихорадка!
Затем выскочил в коридор, громко призывая слуг, и тут же приказал им немедленно доставить в поместье врача.
Аметист неподвижно сидела в самом дальнем углу спальни и от усталости почти не вслушивалась в то, что бубнил своим гнусавым голосом доктор Мартене. Вот уже три дня она не отходила от постели Шеридана-младшего. Врач утверждал, что плантация охвачена эпидемией болотной лихорадки. Шесть рабов уже скончались от этой ужасной болезни и были в спешке закопаны на кладбище. Страх перед неумолимой заразой был настолько силен, что к ним даже не позвали священника. Этот же страх не позволял рабам ухаживать еще за восемнадцатью больными, беспомощно корчившимися в бреду в собственных нечистотах, — их попросту бросили на произвол судьбы в дальнем бараке. Каждый на свой лад молил Бога избавить его от этой страшной доли — причем равное количество молитв доставалось и Христу, и Паку. Аметист урывками внимала приглушенной беседе между доктором Мартенсом и крайне встревоженным Шериданом-старшим. Сегодня у его сына открылась кровавая рвота, а кожа приняла зловещий желтушный оттенок. Уильям почти не приходил в себя и без конца метался в бреду. В те краткие минуты, когда к нему возвращалось сознание, больной первым делом звал Аметист — и она всегда оказывалась рядом, поскольку вообще почти не выходила из его комнаты.
Доктор Мартенс вынужден был признать, что серьезно обеспокоен столь тяжелым течением болезни, слишком напоминавшим случаи с неизбежным смертельным исходом. Аметист — незваная гостья, практически позабытая надменными хозяевами этого огромного особняка, — до сих пор понятия не имела о том, что лихорадка, терзавшая Уильяма, посетила и бараки рабов. Вот и сейчас она с трудом вникала в смысл слов доктора. В господском доме пока заболел только Уильям и еще одна молодая горничная по имени Джуба — ее немедленно удалили в барак, чтобы избежать заразы.
— Аметист, где ты?
Хриплый голос, раздавшийся с кровати, мигом поднял девушку на ноги: она так резко вскочила, что у нее закружилась голова. Не обращая внимания на слабость, она метнулась к кровати и крепко сжала протянутую к ней руку.
— Помни, дорогая, — прерывисто зашептал Уильям, — тебе не следует на них сердиться! Они настроены против тебя из-за своей непомерной гордыни. Вот увидишь, рано или поздно этот морок пройдет и они передумают… Мама! — вдруг вскричал больной, поворачиваясь к стене и с громким хохотом тыча пальцем в какой-то воображаемый объект. — С каких это пор Нерон стал жить у нас в доме? Что, соскучился по мне, малыш? Ну, ничего, я скоро поправлюсь, и ты повезешь меня в город! Папа! Пусть Амос уведет его в стойло! Здесь и так воняет навозом… — Уильям снова вспомнил про Аметист и порывисто поднес ее руку к губам. — Ты напрасно переживала — никогда в жизни я бы не связался с этой белобрысой дурой Сесили Харгроув, что бы ни говорили мне родители. Я люблю тебя, Аметист, и только тебя, а она… она… — Юноша откинулся на подушки, терзаемый новым приступом боли. — Мне так плохо, Аметист… Так плохо…
Она едва успела подставить тазик — начался очередной приступ кровавой рвоты.
На исходе четвертых суток Уильяму стало еще хуже, и Аметист осознала, что больше не имеет права сидеть сложа руки. Рассудок, помутившийся от усталости и горя, упрямо твердил, что это она виновата во всех несчастьях. Девушка больше не сомневалась в колдовских способностях капитана Стрейта, напустившего порчу на плантацию Шериданов — за сутки здесь заболело еще двадцать четыре раба, шестеро из них уже скончались… Уильям тоже умирает… Боже милостивый! Уильям умирает! Человек не может потерять столько крови и остаться жить! Доктор Мартенс уже ничем не мог ему помочь — больного рвало без конца, он даже не успевал усвоить те дозы лауданума, с помощью которых врач надеялся облегчить его страдания.
Для Аметист связь событий была слишком очевидна: эпидемия началась ровно с той минуты, когда сгорела на кухне у Делси сушеная куриная лапка. Знай она, что за этим последует, сама полезла бы в огонь, чтобы спасти проклятый амулет, но теперь бьшо поздно убиваться — своим безрассудством она подписала Уильяму смертный приговор.
Ее вывели из задумчивости громкий кашель и стоны — это больной снова согнулся над тазиком, извергая из себя вместе с желчью последние капли крови.
Но ведь он еще жив! Может, не все потеряно? Аметист глянула в окно. Так н есть, вот-вот начнется рассвет! Ну что же, по крайней мере, она еще может постараться сделать то, что в ее силах!
Девушка неслышными шагами приблизилась к кровати и всмотрелась в бледное лицо Уильяма, получившего минутное облегчение. Она погладила его по лбу, с содроганием отметив, какой он горячий, легонько поцеловала в щеку и направилась к двери.
— Аметист, — глухо окликнула ее Сильвия, — куда ты собралась? Уильям может очнуться и станет звать тебя!
— Мне нужно к себе в комнату, — ответила Аметист не оборачиваясь.