Читать интересную книгу О красоте - Зэди Смит

- С Power Point будет гораздо проще. Хотите, покажу?

Говард оторвался от своего жалкого прибора. Его смутно радовала аккуратная клетчатая бабочка Смита, его детское, усыпанное светлыми веснушками лицо и скудная волна пепельных волос. Лучшего помощника, чем Смит Дж. Миллер, и представить было нельзя. Но он был неисправимым оптимистом, не понимавшим, как устроен колледж. Он не знал - так, как знал это Говард, - что к следующему вторнику студенты перещупают весь ассортимент интеллектуальных товаров, предлагаемых гуманитарным факультетом, произведут свой сравнительный анализ с учетом многоразличных величин, как то: известность профессора в университетских кругах, наличие у него публикаций и наград, практическая сторона его лекций (их перспективность, польза для личного дела и аспирантуры), вероятность того, что вышеупомянутый профессор имеет вес в реальном мире, то есть года через три способен дать рекомендации, которые помогут устроиться на стажировку в «Нью-Йоркер», Пентагон, офис Клинтона в Харлеме, французский Vogue, - словом, они прозондируют почву, взвесят все личные «за» и «против» и придут к выводу, что изучать «создание образа человека», не входящее в список обязательных дисциплин этого семестра и преподаваемое человеком крайних политических взглядов, с горсткой публикаций за плечами, не первой молодости, в скверном пиджаке, с прической в стиле 1980-х и неудобным расположением вверху здания без нормального отопления и лифта, не входит в их интересы. Поэтому-то первая неделя года и называлась порой отлова.

- С другого конца попробуйте, - настаивал Смит. - Тогда все увидят, в чем дело. Будет отличная, резкая картинка.

Говард благодарно улыбнулся и покачал головой - прошло то время, когда он осваивал новые трюки. Встав на колени, он воткнул проектор в сеть; розетка выплюнула синее пламя. Он нажал на кнопку позади аппарата. Потеребил шнур. Надавил на проекционный отсек, надеясь восстановить контакт.

- Давайте я, - сказал Смит и забрал аппарат у Говарда, передвинув его по столу. Говард с минуту не менял позы, как будто проектор все еще стоял перед ним.

- Может, опустим жалюзи? - мягко предложил Смит. Как большинство людей в тесном веллингтонском кругу, он прекрасно знал о положении дел Говарда и сочувствовал ему. Он так и сказал Говарду два дня назад, когда они встретились, чтобы решить, какие материалы копировать: Сочувствую вам. Словно тот потерял близкого человека.

- Кофе не хотите, Говард? С пончиком?

Машинально взявшись за шнур жалюзи, Говард выглянул во двор колледжа. На противоположных сторонах площади стояли, грозя друг другу, белая церковь и серая библиотека. Землю устилал пестрый слой желтых, рыжих, красных и бордовых листьев. Было еще тепло, но солнце грело чуть ли не последний день и разве что только молодежь праздно сидела на ступеньках Гринмена, развалившись на рюкзаках. Говард обыскал глазами двор - нет ли Клер или Уоррена? Говорят, они все еще вместе. Он узнал это от Эрскайна, а тот - от своей жены, входившей в опекунский совет Веллингтонского института молекулярных исследований, где обретался Уоррен. Уоррену сказала Кики - последовал взрыв, но никого не убило. Просто теперь надо брести с этой раной до скончания дней. Никто не кинулся собирать веши, не ушел, хлопнув дверью, не перевелся в другой колледж за тридевять земель. Нет, они будут жить рядом и страдать, и ждать, пока их не вылечит время. От этой мысли подкашивались ноги. Про них знали все. Должно быть, блуждающая по колледжу куцая - для беседы у стойки с водой - версия событий, приправленная жалостью и легким презрением, звучала так: Уоррен ее простил. Как будто чувства объяснишь тремя словами. Люди говорили она его простила и о Кики, но круги этого чистилища под названием «прощение» Говард исчислил только сейчас. Люди не знают, о чем говорят. У стойки с водой Говард был просто очередной немолодой профессор, переживающий кризис среднего возраста. Но дома все было иначе, и надо было с этим жить. Вчера, поздно ночью, он встал со слишком короткого, пыточного дивана в кабинете и пошел в спальню. В одежде, поверх одеяла, он лег рядом с Кики, женщиной, которую любил и с которой прожил всю свою взрослую жизнь. В глаза ему бросились антидепрессанты на тумбочке, втиснутые вместе с монетами, наушниками и чайной ложкой в деревянную индийскую шкатулочку с вырезанными по бокам слонами. Он подождал минут двадцать, гадая, спит она или нет, и осторожно положил руку на ей на бедро. Кики заплакала.

- У меня предчувствие, что в этом семестре нам повезет, - сказал Смит, присвистнув и жизнерадостно, по-южному, хохотнув. - Вот увидите, в комнате яблоку будет негде упасть.

Смит прикнопливал к доске репродукцию Рембрандта «Урок анатомии доктора Тульпа». 1632 год, трубный глас эпохи Просвещения еще не прозвучал. Апостолы науки сгрудились над трупом, их лица зловеще озарены святым огнем знания. Левая рука доктора явно имитирует милость Христа (Говард еще обсудит это со студентами); джентльмен на заднем плане смотрит на нас, словно приглашая восхититься бесстрашной человечностью собравшихся, их строго научным следованием максиме Nosce te ipsium, Познай себя самого. Лекция Говарда об этой картине содержала богатый набор спецэффектов, которые неизменно пленяли в дни отлова целую армию студентов, сверливших старую репродукцию своими новыми глазами. Говард видел ее столько раз, что больше видеть был не в силах. Во время лекции он стоял к ней спиной, указывая на фрагменты картины карандашом в левой руке. Но сегодня он словно сам стал ее героем. Это его положили на стол, бледного, покончившего счеты с миром, это его рука разрезана напоказ студентам. Говард снова повернулся к окну и внезапно заметил маленькую, но узнаваемую фигуру дочери, быстро пересекавшую двор в сторону кафедры английской литературы.

- Моя дочь, - невольно сказал Говард.

- Зора? Она сегодня учится?

- Да-да, наверное.

- Толковая студентка. Очень толковая.

- Работает как вол, - согласился Говард, глядя в окно. Зора остановилась на углу Гринмана поболтать с какой-то девчонкой. Даже с восьмого этажа было видно, что она стоит к собеседнице слишком близко, вторгаясь в личное пространство крамольным для американца образом. Зачем она надела эту старую шляпу?

- Точно. В прошлом семестре я наблюдал ее во время занятий - она брала классы по Джойсу и Элиоту. По сравнению с другими первокурсниками, она щелкала тексты как орехи - отбрасывала сантименты и принималась за работу. Я ведь насмотрелся на студентов, которые до сих пор говорят: больше всего мне понравилось место, где… или тут здорово показано, как… Вот и весь их уровень разбора текста в высшем учебном заведении. А Зора… - Смит опять присвистнул. - Она времени даром не тратит. Только дай ей что-нибудь в руки - мигом распатронит, чтобы узнать, как это работает. Она далеко пойдет.

Говард постучал по оконной раме - сначала слегка, потом настойчивее. Внезапно в нем проснулось отцовское чувство, всколыхнулась кровь на защиту своей кровинки и теперь пробивалась сквозь плотный слой его разума в поисках слов, которые как можно точнее выразили бы следующее: не перебегай через дорогу, береги себя и будь человеком; не обижай и не обижайся; живи так, чтобы не чувствовать себя мертвой; не предавай ни себя, ни других; не растрачивайся по пустякам; удержись от, не забудь про, убедись, что …

- Говард, эти окна открываются только на самом верху. Чтобы студенты не достали, видимо. Профилактика самоубийств.

- Одним словом, я считаю, что меня несправедливо лишили возможности посещать этот класс в связи с обстоятельствами, к которым я не причастна, - твердо сказала Зора, на что декан смог ответить разве что невнятным мычанием. - А именно, в связи с отношениями между моим отцом и профессором Малколм.

Джек Френч взялся за подлокотники и откинулся в кресле. Что же это творится в его кабинете? За его спиной полукругом висели портреты великих людей, которые знали цену словам, взвешивали их и думали о последствиях сказанного. Джек восхищался ими и учился у них: Джозеф Аддисон, Бертран Рассел, Оливер Уэнделл Холмс, Томас Карлейль и Генри Уотсон Фаулер, автор «Словаря современного английского языка» - Джек некогда написал гигантскую, болезненно подробную его биографию. Однако весь его арсенал барочных фраз был бессилен перед девчонкой, строчившей языком, как пулеметом.

- Зора, если я вас правильно понял… - сказал Джек, наклоняясь над столом перед началом монолога - чопорно и слишком медленно.

- Мистер Френч, я не понимаю, почему нужно застить мне свет (Джек поднял брови на слове «застить»), препятствуя моему творческому развитию и мстя за то, что выходит за пределы чисто университетского круга проблем. - Зора остановилась. Ее спина была прямая как доска. - Это некорректно, - сказала она.