тискать, жалеть, плакать, и ей от этого становилось невыносимо. Конечно, порой девочка любила, чтобы её пожалели и приласкали, но Кейтилин это делала… как-то неправильно, что ли. Тилли тут же начинала чувствовать себя никчемной вымогательницей, и это вызывало у неё острый приступ тошноты.
Ну уж нет, пусть лучше только половину всей правды знает.
— А у меня вся семья проклятая, — ответила наконец она. — Мы глазачи же. Феи таких не любят.
— Почему? Разве не лучше, когда их можно увидеть?
— Дурило, конечно, не лучше! Представь, хочешь ты кого-нибудь обмануть, превращаешься в другого человека, или младенца… А тут тебя настоящего видят! Что ж тут хорошего!
— Тебя послушать, все феи только и делают, что убивают, обманывают и грабят, — пожала плечами Кейтилин.
— Ну да, — недоуменно ответила Тилли, чье удивление было так велико, что она даже не подумала обидеться.
Кейтилин, впрочем, ей не поверила. Кажется. Только замолчала с непонятным видом и отвернулась. Тилли не поняла, в чем проблема, и это поведение заставило её рассердиться.
— Ты мне не веришь, что ли? — спросила она прямо.
Та неопределенно пожала плечами. Что, конечно же, совсем не успокаивало Тилли.
— Я других фей знаю, — сказала Кейтилин. — Добрых, волшебных и ласковых.
— Угу, знает она, — хихикнула Тилли. — Сказок небось начиталась, и теперь верит в фей-крестных. Ах, милая бабушка, добрая соседка, мачеха опять меня обижает!..
— А вот и никакие не сказки! — вспылила Кейтилин, и это был первый раз, когда Тилли увидела в её глазах нечто, похожее на злость. — Я сама их видела! Общалась с ними!
— Ага, конечно, — с вызовом произнесла Тилли. — Ты про пикси ничего не знаешь и линдвормов тоже! Каких фей ты видела, бабусек страшных на базаре? Тоже мне, волшебные феи!
— Прекрати! — грозно крикнула Кейтилин, сжимая кулаки.
— Что, ударишь меня? — хихикнула Тилли. — Давай, обожги кулак! Знаешь, кто ты? Лгунья! И проклятия у тебя никакого нет!
Кейтилин замолчала, и Тилли поняла, что перегнула палку. Никаких угрызений совести она, впрочем, не испытала: ей казалось, что Кейтилин намеренно дразнит её, и потому заслуживает честности на свою голову. Или вообще дура, а это ещё хуже — зачем церемониться с дурой? Которая, к тому же, проблем никаких не знает и непонятно отчего сбежала из дома! Вот Тилли ей всё рассказала, а она молчит: значит, врёт она всё! И фей никаких не видела, иначе бы знала, что они совсем не добрые!
Кейтилин медленно выдохнула. На мгновение Тилли показалось, что она в самом деле собирается её ударить (уж Тилли бы ей потом ответила!), но нет, Кейтилин даже не подняла руки.
— Не буду, — ответила она. — Драка не решение проблемы. И вообще так вести себя невоспитанно.
— Ой, извини, что забыла свой реверанс, — хихикнула Тилли. — Воспитанная, тоже мне…
— Реверанс — это поклон, его нельзя забыть, — мрачно ответила Кейтилин. — Зачем ты хочешь со мной поссориться?
— Я хочу?! Да это ты постоянно мне мешаешь!
— Чем мешаю?
— Глупостью своей! Бред постоянно какой-то несешь, и уверена в нём!
— А вот и нет! — сквозь зубы произнесла Кейтилин. — Это неправда!
— Правда-правда, — мстительно ответила Тилли. — Знаешь, как это выглядит? «Ой-й-й, я ни разу не была в лесу, и фей никогда не видела, поэтому я надену свои лучшие туфли и буду всем говорить, как феи выглядят на самом деле! Ой-й-й, я такая молодец, хи-хи-хи! Ах, опасность, опасность, кто-нибудь, спасите меня!».
Тилли так мастерски изобразила голос и повадки Кейтилин, что та даже не сразу решилась ответить ей. А уж после того, когда Тилли начала лихорадочно махать руками, изображая Кейтилин в беде, та не вытерпела и вцепилась в волосы девочки.
Как Тилли и предполагала, Кейтилин совсем не была такой сильной, как и Тилли. Той даже не пришлось касаться её кожи — она просто ударила Кейтилин в живот, чтобы та ослабила хватку, схватила за руки и вывернула их. Кейтилин закричала от боли, а Тилли не теряла времени даром и стукнула девочку коленом.
— Прекрати! Мне больно!
— Больно, да? Больно? А если кожи коснусь, будет больно?
— Отпусти меня!
— Самая умная тут, считаешь? Я тебе скажу, кто тут самый умный! Шваль тупая, дура набитая! Папаша твой от шлюхи тебя родил, а та сбежала!
— Прекрати!
Последний крик заставил Тилли остановиться. Она словно услышала свои слова со стороны; не то чтобы они её ужаснули (ругалась она порой и покруче), но она вдруг поняла, что это было, пожалуй, перебор.
Девочка отпустила руки, и Кейтилин упала на землю. Тилли стало немного неловко: в городе она бы вообще не переживала, да ещё дала бы ей пинка как следует, но тут, в лесу, где никого больше нет, кроме них и фей…
— Извини, — сказала она. — Про папу я зря, наверное.
Кейтилин ничего не отвечала, уткнувшись носом в землю.
— И опасности ты не боишься, — немного подумав, добавила Тилли. — Ты меня все-таки спасла. Много раз.
Она села рядом с упавшей Кейтилин, не зная, что делать дальше. Обниматься лезть не хотелось, да и оттолкнула бы она её (Тилли бы так и поступила на её месте), а добрые слова говорить она не умела. Особенно девочкам.
— Эй, — тихо спросила она. — Тебе лучше?
— Я не уверена в своей правоте, — наконец сказала Кейтилин. — Это неправда. Я говорю уверенно. Я правда ничего не знаю об этом лесе, но я должна вести себя так, понимаешь?
— Не понимаю, — честно ответила Тилли, но затем добавила: — Но это тяжело, наверное.
— Я правда чувствую себя бесполезной! — вскричала Кейтилин и подняла голову. — Я не умею готовить, не умею колоть дрова… Я туфли-то решила надеть просто потому, что была уверена, что ничего с ними не сделается! Я же во дворец иду, а там девочки должны быть красивыми! А тут…
— А дворец-то тебе зачем? — спросила Тилли.
Кейтилин не ответила на этот вопрос. Она села на колени, ссутулившись и нервно теребя пальцы. В её золотых волосах запутались павшие листья, а одежда была немногим чище, чем у Тилли. И, что самое страшное, её, по всей видимости, это вообще не напрягало.
— Ну ладно, не отвечай, — пожала плечами Тилли. — Мне-то что.
Они замолчали. Кейтилин периодически всхлипывала и тыльной стороной ладони вытирала слёзы, а Тилли теребила дырявую юбку и не знала, что нужно говорить в таких неловких ситуациях. Феи шелестели листьями, разговаривали друг с другом, смеялись, и всё это незаметно вплеталось в музыку леса — с пением птиц, карканьем ворон, хрустом веток и прочими звуками, наполнявшими Гант-Дорвенский лес жизнью.
И ни одного признака погони. Ни затаившихся хихикающих