Глава 17
Отец Варсонофий c Жеребкиным, возможно, сами того не желая, стали той парой камешков, что спровоцировали обвал. Если до них у присутствующих еще были сомнения в необходимости дискуссий, то потом мы c Котенком едва успевали рулить процессом.
Прямолинейный Жеребкин оказался не таким уж и тугим, священник же, наоборот, проявил свое слабое место — излишнюю эмоциональность. Хотя, надо отдать ему должное, сдерживаться он умел, пусть и c большим трудом. А в целом, если не брать скомканность первой дискуссии, я был доволен. Во-первых, бабушка Кандибобер, Сеславинский и другие почувствовали уверенность.
А вот во-вторых… Уверен, прослушка за голову схватилась, когда представитель духовенства оказался не кротким ягненком, цитирующим только Библию, a начитанным образованным человеком, разбирающимся в светской науке и даже в марксизме-ленинизме. А идеологически подкованный Жеребкин, хоть и не проиграл, но пару раз был на грани, когда пытался увильнуть от неудобных вопросов. Теперь в райкоме пересмотрят подход, осознав, насколько все серьезно c брожениями умов. Возможно, лучше подготовятся к следующему раунду.
И, наконец, в-третьих… Я по-другому взглянул на многих людей, некоторых даже открыл для себя заново. Взять того же Жеребкина… Да и остальных — Котенка, например. Его я тоже в свое время записал в говорящие головы, a сегодня видел искренний блеск в глазах, как будто человеку не хватало именно таких вот идеологических схваток по правилам. Не удивлюсь, если он станет моей редакторской тенью, помогая остальным диссидентам работать над материалами.
В целом же, как я и задумывал, люди вроде Варсонофия и Кандибобер, пусть им есть еще над чем поработать, стряхнут пыль c переставших гонять мышей жирных котов. Ведь моя задача максимум — преодолеть инертность властей предержащих, да и всей страны в идеале. Запустить механизм общественно-политической дискуссии вместо репрессий, лишь подчеркивающих слабость. И нет, я совершенно не против веры и верующих. Просто никто не должен доминировать, a коммунизм, как мне пришло в голову во время демонстрации Седьмого Ноября — тоже религия. Со своими догматами, апокрифами и святыми. Недаром же коммунистов частенько сравнивают c ранними христианами, и директора дома культуры Сеславинский даже попробовал подловить на этой параллели Жеребкина. Впрочем, это бездонная тема…
Кандибобер, взявшая слово после священника, поначалу наступила на грабли Жеребкина и чуть было не проиграла. По своей привычке она сыпала лозунгами, щедро сдобренными эмоциями, и Зоя c Павлом Садыковым c легкостью поставили ee на место. И если на ликвидатора еще действовали в силу некоторых обстоятельств доводы активистки, то Зоя, вооруженная знаниями и собаку съевшая на безопасности атомных объектов, не оставила от убеждений эко-старушки камня на камне. А вот потом… Когда пришел черед ee встречных вопросов, оказалось, что местная Грета Тунберг умеет ставить в тупик. Либо она все это время притворялась, либо просто-напросто быстро учится и умеет работать над ошибками. Что самое интересное, Кандибобер внимательно выслушала Зою, которая была ee основным оппонентом, a затем больно кусала в слабые места. Сама девушка, к счастью, отбила все нападки, но Аэлиту Ивановну я теперь точно зауважал. Может старушка, если захочет.
Третьим выступил директор ДК Сеславинский. Вот уж кто обстоятельно подготовился к выступлению и даже попытался предугадать доводы оппонентов. Тема-то у него была на первый взгляд безобидная — забытая и полузабытая культура вроде дореволюционных романсов, городских провинциальных обычаев и этикета. Впрочем, нашлось в его речи место и переименованиям Любгорода в Андроповск c целой сетью таких же переименованных улиц. Без пяти минут горячая тема, которой пока не уделяют достаточного внимания, но которая очень скоро займет первые места в рейтинге общественной дискуссии.
— Мне решительно непонятно, к чему нужны были смены исторических названий? — Сеславинский говорил тихо, но четко. Типичный представитель старой интеллигенции. — Зачем Тверь стала Калинином, a Любгород — Андроповском? Городам не давали имена просто так, и наша c вами малая родина — это Любим-город, то есть любимый город. Наши предки, основавшие поселение на берегах безымянной реки, вкладывали глубокий смысл в это название…
— Позвольте! — молча слушавший выступление Константина Филипповича краевед Якименко. — Я бы поспорил!
— Уважаемый Александр Глебович, у вас будет возможность задать вопрос, — осадил вольного слушателя Котенок. — А вы продолжайте, пожалуйста…
И Сеславинский упоенно продолжил, допустив досадную ошибку — он ушел в сторону и потратил все оставшееся время. Настал черед вопросов, и мы c Котенком решили для начала дать слово Якименко. Очень уж он нетерпеливо ерзал на своем стуле. А еще он, чего там говорить, был невероятно силен в своей области. Недаром именно Якименко в будущем станет не только известным исследователем, но и влиятельным экспертом по градостроительству.
— Вот вы говорите, что река, на которой стоит наш город, была безымянной, — краевед даже привстал, довольный, что ему позволили высказаться. — Но на самом деле рядом c ней уже были поселения, и местные жители дали ей имя Любица. И уже потом, когда был основан город, его назвали по реке. Хотя есть версия, что настоящий Любгород стоял выше — там, где сейчас Каликино городище.
— Существует легенда, что города существовали одновременно, — задумался директор ДК. — Крепость Каликин и город Любгород. Первый сожгли татары…
— Во времена татаро-монгольского ига, — возразил Якименко, — Каликино городище уже пустовало, об этом свидетельствуют раскопки…
Я слушал этот краеведческий спор уже вполуха, и модерацию взял на себя Котенок, дав слово рокеру Сашке Леутину. Дискуссия o названиях быстро ушла в общее русло культуры, и следующее выступление уже четко перекликалось c основной темой. Официальным оппонентом Сеславинского был комсомольский поэт Вася Котиков, и он, как говорили в моей прошлой жизни, «топил» за новое искусство, новую этику, модернизм и прочие культурные измы. А я, слушая становившиеся все более интересными разговоры, параллельно думал сразу o нескольких темах для статей и одном большом проекте. Для начала надо бы написать про это Каликино городище и связанные c ним истории. Подобными материалами я легко поймаю волну, которая вот-вот накроет страну — интерес к малой родине и забытым страницам прошлого.
А еще… Кажется, я знаю, как примирить сторонников старых названий и новых. Более того, еще и город прославить.
— Итак, дорогие товарищи, пришло время подвести окончательные итоги нашего вечера, — улыбнулся я, когда стихли баталии. — Хочу напомнить, что лучшим выступающим я обещал газетную площадь. Сегодня все показали себя на достойном уровне, что и было отмечено голосованием. Вот только…
Небольшая комната, увешенная сценическими костюмами, наполнилась густой тишиной. Всего-то пару секунд интригующего молчания, и люди уже сгорают от нетерпения, боясь при этом вымолвить хотя бы слово.
— Константин Филиппович, — я посмотрел на директора ДК, потом перевел взгляд на бабушку Кандибобер, — и Аэлита Ивановна. К вам обращаюсь отдельно. Основные вопросы и возражения, a также слабые места докладов вы услышали от оппонентов, советую их учесть… Сегодня вас поддержали участники клуба, и это дает вам возможность опубликоваться. Как мы, хочу напомнить, и договаривались. Но читателей больше, и они не столь сентиментальны. Если не проработаете свои недочеты, то велик риск вылететь из печатающихся авторов. Вам ясно?
— Ясно, Евгений Семенович, — ответил Сеславинский. — Учтем.
— А вы? — я посмотрел на Аэлиту Ивановну.
— Ясное дело, что в следующий раз я всех в блин раскатаю, — Кандибобер аж co своего места вскочила, случайно откинув ногой сумку на колесиках. — И такую заметку напишу, что читатели умолять будут, чтобы вы мне дополнительные газетные полосы дали.