Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это не я стрелял, — на молчаливый, как током бьющий вопрос ответил Обмани смерть и опять недобро улыбнулся, — у меня для таких поступков всегда «кишка была тонка», в бою это да, а так нет.
— А тот кто стрелял? — напряженно спросил Кольцов, — с ним что стало? Знаешь?
— Он вернулся домой живым, — немного помедлив, тихо ответил Петр, — потом стал пить, «подсел» на опий, его определили лечиться в наркологическое отделение психдиспансера, там он сошел с ума и умер. А вообще-то из «лейб-гвардии» Ермакова я последний кто еще жив. Двоих в Афгане убили. Остальные уже дома поумирали, кто от болезней, кого в мирное время убили. Одного «лейб-гвардейца» я в новостях ТВ мертвым видел, он у «чехов» отрядом боевиков командовал, а уничтожила этот отряд в двухтысячном году та десантная часть в которой он в Афгане в восьмидесятых служил. Вот и не верь после всего этого в судьбу.
— Даже не знаю, что и сказать, — растерянно произнесла Даша, — и винить никого не могу и оправдывать не хочу.
— Ты же будущий врач, — бледно улыбнулся ей Обмани смерть, — судить не твоё дело, твоё дело лечить. А по Ермакову… Знаешь, жизненного и профессионального опыта у меня теперь намного больше, чем у того восемнадцатилетнего пацана каким я был в Афгане, и теперь я думаю, что Ермаков был психически нездоровым человеком, а от войны и власти которую он сам себе присвоил, окончательно сошел с ума. Но я тебе сейчас не душу изливаю и твоё сочувствие мне не нужно, я тебе пытаюсь объяснить, что может стать с человеком, если он единолично присваивает себе право убивать. Ермаков в рамках своей «идеи» тоже действовал вполне разумно, устанавливал «справедливость» как мог, так как ее понимал лично он. Опасное это дело, устанавливать справедливость и убивать всех кто с тобой не согласен. Эти люди душевнобольные.
Даша глубоко вздохнула, расслабила напряженные мышцы тела, упражнение на сосредоточение в статическом положении «стрельба стоя» на сегодня закончено. Девушка аккуратно положила на пол утяжеленный макет винтовки. Перевернула стоявшие на столе песочные часы. Проходящий через горловину сосуда песок начал новый отсчет времени. Одна минута тридцать секунд, разобрать винтовку, закрепить ее части на теле, зачистить следы пребывания на учебной позиции. Все эти действия Даша выполняла аккуратно почти автоматически и думала. Тот рассказ или давний спор который Петр Николаевич вел с самим собой, был ей не понятен. Она вообще его не всегда понимала. Все же решено, чего тут болтать? Все эти разговоры только расслабляют, заставляют колебаться, сбивают с цели. Всё решено, она готова выйти на огневой рубеж и убить человека. Диагноз поставлен, лечение назначено, а что при операциях льется кровь, знает любой хирург. Даша умело и уверенно держала в руках винтовку, так же как раньше после долгих занятий волевым усилием научившись преодолевать брезгливость и отвращение, умело держала скальпель при вскрытии гнойников на человеческих телах. Вытекал гной, шла кровь, накладывалась антисептическая повязка, потом больной кричал от боли во время перевязок, когда отдирали присохшие к ране бинты. А затем выздоровев уходил. Иногда говорил: «Спасибо сестрица!» и неловко пытался сунуть коробку конфет, дешевую косметику или мятую денежную бумажку в конверте, а чаще уходил молча. Но он уходил здоровым. Теперь для нее скальпель это винтовка, им она будет отсекать гнилую плоть общества. Даша перед тренировкой намеренно вызывала воспоминание о том как насиловали ее, она всегда помнила ту ночь в больничной палате когда духовно и физически изнасилованная девочка тоненьким, сломанным голосом рассказывала как резала себе вены тупым ножом. Целясь она представляла эту холеную, довольную, лоснящуюся харю насильника и других таких же как и он, уверенных в своем праве с хрустом ломать, а потом и топтать человеческие тела. А вот теперь она пуля, она отмщение, это она летит по нарезам ствола и разрываясь на части рвет чужую плоть, она смерть.
Многие полагают, что подготовка снайпера это сверхсложная задача. Это не так. Научить обычного человека стрелять, разбирать и собирать оружие, вполне возможно за несколько учебных часов. Научить из стрелкового оружия с нарезным стволом точно поражать неподвижные или медленно передвигающие цели в различных топографических условия при наличии снайперской оптики, это неделя интенсивной стрелковой подготовки. Дальше все зависит от индивидуальных способностей стрелка. Большинство остается на этом начальном уровне, немногие достанут цель пулей в любом месте, из любого положения, за время отведенное от прицеливания до нажатия на спусковой механизм. Это отличные стрелки, у которых есть так называемое «чувство выстрела». Но для настоящего снайпера и это не главное, снайпер это убийца, основное для него это мотивация, для чего ты хочешь убить живое существо одного с тобой биологического вида.
Убить, уничтожить тварей захвативших наши города, вот для чего она взяла в руки оружие. А может не убить, а защитить? Защитить тех кто не способен к сопротивлению, защитить и подать пример, выстрелом сказать: «Я же смогла! Смотрите, как они боятся нас, а вам кто мешает?»
На сегодня тренировка закончена, Даша спрятала в шкаф макет-тренажер, подошла к окну комнаты, задумалась.
Я не психопатка, из рассказа Обмани смерть, — глядя через стекло окна на улицу, внушала себе Даша, — мне не нужна власть, я не ловлю кайф от чужого страха, я просто хочу нормально жить человеком, а не существовать добровольным рабом. Душевнобольная? Да! Но разве душа болит только у сумасшедших? Разве у нормального человека душа не может болеть? Может. У нее болит, у Кольцова болит, возможно и у других, таких же как и они. Только люди боятся показывать раны души. И лечат их кто как может.
Девушка опять вспомнила, как после разговора на пасеке, они возвращались в город вдвоем. Кольцов со своим помощником остались работать на пасеке. В машине Даша и Петр Николаевич не разговаривали. Петр не любил разговаривать, когда управлял машиной и Даша об этом знала. Обмани смерть довез девушку почти до дома, и вышел из машины проводить её до подъезда. Муниципальные власти как везде и всегда под предлогом экономии отключили уличное освещение и тесные дворы многоэтажек тонули в темноте. От дороги до дома триста метров. Триста метров темного страха по пустой улице. Почувствовав недоброе Обмани смерть замедлил шаг, напрягся, вытащил из пакета который он держал в левой руке, молоток и Даше намеренно спокойно:
— Готовься к бою или беги к машине.
— Я… — открыв сумку и нащупав ладонью скальпель хотела спросить Даша, но не успела.
Из темноты выскочило четверо, трое молодые парни, четвертая девушка. Напали бестолково, кучей. Даша выхватила из сумки скальпель, и как на тренировках ее учил Кольцов, разворотом вправо ушла с линии атаки. Крайнего к ней наотмашь быстро полоснула клинком по лицу, тот взвыл, ладонями закрыл глаза, из тонкого разреза хлынула кровь. Остальных стремительно перемещаясь бил Обмани смерть. Удар молотком по плечу одного, выпал нож, сломана кость. Удар молотком второго, сломана рука с кастетом. Нападавшую девушку это не остановило, прыжок на мужчину с молотком, удар ему в грудь ножом, тот уклонился полуоборотом влево и перехватив в руках молоток несильно двинул деревянной рукоятью в девице лоб, та обмякнув упала и заплакала. Отойдя от шока переломов, разом взвыли двое парней, зажимая ладонями лицо заскулил осевший на тротуар порезанный.
— Уходим, — оглядывая пустой двор приказал Обмани смерть и поторопил, — Даша быстрее двигайся.
— Может «Скорую» им вызовем? — убирая скальпель и доставая из сумочки мобильный телефон неуверенно спросила Даша.
— Нет, — отрезал Обмани смерть, — Нам лишние объяснения не нужны. Уходим. Спрячь мобильник, достань платок. Вытри руки, потом скальпель. Мобильник дома протрешь, ты его кровью заляпала.
— Дашка ты?! — взвыл порезанный, — Я же кровью изойду.
— Веня?! — услышав знакомый голос, наклонилась к порезанному Даша.
— Я, — выкрикнул порезанный, — Я! Перевяжи. Чё смотришь?
— Мы в садике в одну группу ходили, — растерянно забормотала Даша вставая на колени возле раненого и суетливо копаясь не отмытыми от крови руками в сумочке, — потом в школе в одном классе, у меня тут флакон с духами на спирту, да где же он, еще и платок чистый куда-то запропастился.
— На один горшок ходили, я тебе стихи писал, — заплакал Веня, — а ты меня ножом, а теперь даже перевязать не хочешь.
— Не ножом, скальпелем, — машинально поправила Даша, достав и прикладывая сложенный вдвое платок к кровоточащей резанной ране.
— Не занудничай, — всхлипнул Веня.
Прислуживаясь разговору к перестали выть парни с переломанными костями и только получившая удар в лоб девушка нервно дрожа худеньким телом не прекращала тихо и жалобно плакать.
- Человек-Война - Равиль Нагимович Бикбаев - О войне
- За что мы проливали кровь… - Сергей Витальевич Шакурин - Классическая проза / О войне / Советская классическая проза
- Алтарь Отечества. Альманах. Том II - Альманах Российский колокол - Биографии и Мемуары / Военное / Поэзия / О войне
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне
- Это было на фронте - Николай Васильевич Второв - О войне