«Стимсон избрал своим руководящим принципом в вопросах международной политики тот, которому всегда старался следовать в личных отношениях: доверяй людям, и они будут оказывать доверие тебе. В этом духе он и принял решение, за которое впоследствии неоднократно подвергался критике: ликвидировал так называемый «черный кабинет»… Но он никогда об этом не сожалел… Стимсон, будучи госсекретарем, вел себя как джентльмен по отношению к джентльменам, которые были присланы к нам в качестве послов и посланников из дружественных стран»[64].
Наши армия и флот начали, к счастью, заниматься проблемами криптоанализа еще в конце двадцатых годов. Главное внимание обращалось на Японию, поскольку американская военная доктрина в то время рассматривала Страну восходящего солнца как потенциального противника Соединенных Штатов номер один в будущей войне. К 1941 году, когда произошло нападение на Перл-Харбор, наши криптоаналитики раскрыли большую часть важнейших японских морских и дипломатических кодов и шифров, в результате чего мы заблаговременно получили сведения о надвигающейся агрессии Японии на Тихом океане.
Битва у острова Мидуэй в июне 1942 года явилась поворотным пунктом морской войны на Тихом океане. К ней мы стремились, поскольку знали из дешифрованных сообщений, что основные силы японского императорского флота были сконцентрированы именно там. Эта разведывательная информация содержала данные о численности и диспозиции сил противника, что дало возможность нашему флоту осуществить внезапное нападение.
После Перл-Харбора перед нами возникла серьезная проблема: как сохранить в тайне то, что нам удалось раскрыть японские коды. Волна расследований, взаимные обвинения, стремление различных ведомств и служб возложить вину на кого-то другого за потрясающие американские потери в живой силе, боевых кораблях и технике накалили атмосферу в стране. Общественность требовала ответа у правительства. В таких условиях могла произойти утечка информации, чреватая тем, что стал бы известен источник ценнейших сведений. К счастью, этого не случилось. Ведь до тех пор, пока мы не создали военно-морской флот, превосходящий военно-морские силы Японии, чтение зашифрованных японских сообщений было одним из немногих преимуществ, которыми мы располагали в битве со Страной восходящего солнца. Правда, временами кое-какие утечки происходили, но все же не было ни одного случая, который вывел бы японцев прямо на наш источник.
В 1944 году Томас Дьюи, выставивший свою кандидатуру на пост президента против Рузвельта, узнал, как, впрочем, и некоторые другие лица, стоявшие близко к федеральному правительству, о наших достижениях в раскрытии японских кодов и об очередном провале перед событиями в Перл-Харборе, когда мы не смогли наилучшим образом воспользоваться имевшейся в наших руках информацией[65].
Возникло опасение, что кандидат от республиканской партии возьмет да и скажет об этом в перепалках избирательной кампании. Такая мысль бросала в дрожь начальников объединенных штабов. Генерал Маршалл[66] написал личное письмо Дьюи, в котором сообщил: японцы до сих пор не знают, что нам удалось раскрыть их коды. Он подчеркнул, что мы добиваемся военных успехов в результате перехвата и дешифровки их сообщений и донесений. И Дьюи ни разу в своих выступлениях не упомянул, что мы читаем японские кодированные сообщения. Тайна была сохранена.
Одна из наиболее захватывающих операций разведки средств связи — дешифровка так называемой телеграммы Циммермана в январе 1917 года, когда Соединенные Штаты находились на грани вступления в Первую мировую войну[67].
Честь раскусить этот орешек выпала экспертам из «комнаты номер 40». Так тогда называли криптоаналитический центр Великобритании. Телеграмму послал министр иностранных дел Германии Циммерман из Берлина немецкому посланнику в Мехико. В ней излагался план возобновления неограниченной подводной войны с 1 февраля 1917 года. При этом не исключалась возможность, что такая акция побудит Соединенные Штаты вступить в войну. Посланнику предлагалось оказать воздействие на Мексику, чтобы она тоже включилась в вооруженный конфликт, но на стороне Германии. За это после победы мексиканцы получат обратно «потерянные территории — Техас, Нью-Мексико и Аризону».
Адмирал Холл, легендарный начальник британской морской разведки, куда входил криптоаналитический центр, продержал у себя это сообщение более месяца. У него были свои проблемы. Прежде всего, как передать расшифрованный текст американцам и убедить их в его достоверности, обеспечив при этом самую строгую секретность, чтобы немцы ни в коем случае не узнали, что в Лондоне раскрыли их код. В конце концов ситуация побудила лорда Бальфура, министра иностранных дел Великобритании, официально передать послание Циммермана американскому послу в Лондоне. Белый дом и госдепартамент расценили сообщение как настоящую сенсацию. Его, естественно, нужно было проверить. Перед нами возникла серьезная проблема: во-первых, как это сделать, а во-вторых, каким образом распространить соответствующую публикацию, чтобы не сложилось впечатление — это, мол, англо-американский трюк, цель которого вовлечь Соединенные Штаты в войну. Мой дядя Роберт Лансинг, в то время государственный секретарь, позже рассказал мне о драматических событиях, последовавших за получением информации из Лондона, которая вплотную приблизила Америку к войне.
Ситуация осложнялась тем, что немцы использовали дипломатическую связь со своим послом в Вашингтоне графом Бернсдорфом для передачи сообщения германскому посланнику в Мехико. Президент Вильсон разрешил Берлину пользоваться нашей телефонной линией между Европой и США при том условии, что передаваемые депеши будут служить мирным целям.
Когда президент узнал, для чего немцы используют его любезное согласие, он очень расстроился. Но нет худа без добра. То, что немцы нарушили свое обещание и воспользовались нашей линией связи для недобрых дел, обернулось для нас большой пользой. Во-первых, госдепартамент получил в свое распоряжение копию телеграммы Циммермана Бернсдорфу, конечно не имея ни малейшего представления о ее содержании. Чтобы установить тождество расшифрованного текста, он был переслан в наше посольство в Лондон, где один из специалистов адмирала Холла снова зашифровал его в присутствии одного из американских дипломатов, что сняло всякие сомнения в отношении истинного содержания телеграммы. Во-вторых, тот факт, что расшифрованный текст телеграммы видели некоторые немецкие дипломаты как в Вашингтоне, так и в Мехико значительно помог в решении той важной проблемы, которая причиняла адмиралу Холлу столь много забот и хлопот: каким образом одурачить немцев и не дать им возможность установить истинный источник, откуда была получена эта информация. В конце концов у немцев сложилось впечатление, что содержание телеграммы дошло до нас в результате чьей-то небрежности, а возможно, сведения были похищены в одном из германских дипломатических представительств или мексиканских правительственных учреждений, имевших ее копию. Поэтому они продолжали использовать те же коды, проявив тем самым удивительную тупость. Против этого мы, естественно, ничего не имели. Первого марта 1917 года государственный департамент передал текст телеграммы для опубликования агентству Ассошиэйтед Пресс. На американский народ сообщение произвело впечатление разорвавшейся бомбы. В апреле мы объявили войну Германии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});