теперь истинный торнадо бушевал в ней самой: КАК?!?![56] Какие там еще сто, когда тут один самый лучший ребенок на свете, требующий ее заботы, ласки, нежности, беспрерывной уборки, стирки, готовки ребенок на свете! Кто же в здравом уме откажется от такого счастья?!
Следующие несколько часов Алиса умоляла, манипулировала, шантажировала, играла на нежных чувствах к Владу и наконец перешла к методу, отложенному на крайней случай (ввиду временной невозможности его исполнения), – к коррупции. Но Лида была простодушно непреклонна – она по-другому не могла.
И тут… вместо чувства глубокой досады Алиса испытала что-то вроде болезненно-жгучего катарсиса, взорвавшегося в ней от соединения глубокого уважения и одновременно едкой зависти к Лиде. Было ясно, что ни деньги, ни комфорт, ни виртуозный марш медных труб в честь няниного эго – все это было ей совсем не важно и не нужно[57]. От всего этого она была абсолютно свободна. Эта трудолюбивая честная женщина без коучинговых сессий и медитативных забегов в астрал четко знала, чего хочет. И ее с этого пути было не свернуть.
Наблюдая эту простую человеческую решимость, честность, целостность, Алиса подумала о том, что в круговерти людей, которые так много говорили ей о связи с вселенной, впервые видит человека, по-настоящему с нею связанного.
Лида пообещала доработать до конца месяца (это было благородно, учитывая, что он только начался), оставить секретный рецепт сырников, посвятить Алису в таинственный мир взаимодействия с ее собственным ребенком и – уже так, к слову, – не пропадать. Хотя уж в чем-чем, а в этом сомнений у Алисы не было. Такие люди, как Лида, не пропадут никогда.
15. Алиса наводит порядок в жизни
– Дай водички, давай водички, дай водички, дай…
Так началось утро. Вопиюще раннее утро нового календарного отрезка, в котором Алиса проснулась заметно очистившимся человеком – а именно без няни, которую не могла себе позволить; без мужа, который не мог позволить себе ее; без тачки, которую не на что было обслуживать; без работы, которая не то что не могла найтись, но даже не подавалась в розыск. Зато с долгами и 20 тысячами рублей, нуждающимися в акробатической растяжке на неопределенный временной период. «А я уже и забыла, что ты бываешь такой, жизнь», – подумала Алиса, широко распахнув правый глаз, в бессилии совершить аналогичное усилие над левым.
Алиса вспомнила, как раньше выглядела ее другая бытность – еще каких-то полтора года назад. Она была похожа на игру «Супер Марио», только героиней в ней была СуперАлиса, которая успевала неуспеваемое, решала нерешаемое, превозмогала невозможное. Она же бешено носилась повсюду, выпрыгивая из своих суперштанишек, лопала грибочки личностного роста один за другим, собирала висящие в воздухе копеечки (а мечтала миллионы) и делала все, чтобы поскорее перейти на новый уровень. На протяжении всего квеста ее на каждом углу поджидали монстры самокопаний, но главной битвой раунда была борьба со страхом оказаться на прошлом уровне – быть откинутой на раунд назад. На раунд бедней, на раунд слабей, на раунд неудачней. Правда, никто не предупредил, что игра закончится в самый неожиданный момент и все начнется даже не сначала, а больше не начнется вообще. Алиса уже полгода как перестала играть в трудоголика-достигатора, но как будто по привычке жила в своих суперштанишках, готовая чуть что в любой момент выпрыгнуть из них и впрыгнуть в какую-нибудь авантюру. Но игра не начиналась. Начиналась настоящая жизнь. «Дай водички», – звучала она.
На часах было 5. «Сын, это жестоко», – закатила единственный распахнутый глаз Алиса. «Водички, водички», – настойчиво напомнил оппонент истинную цель пребывания Алисы в данном измерении. Было ясно, эти дебаты ей не выиграть. Да и одной водичкой не отделаться. Далее по списку развлечений следовала битва десептиконов, битва надувными мечами, пластиковыми саблями и деревянной булавой, битва ложками – за съеденную кашу, битва ковбоев, битва синего ниндзи с красным, битва за пять минут тишины, битва за каждый проглоченный кусок котлеты, битва сказок с мультиками, битва пластилина с пазлами, битва за Алису (Ту-дум: эта песня не для детских ушей) и, наконец, битва за сон.
Отползая с этого поля боя, эмоционально, да и что уж там, местами физически побитая Алиса хотела было обдумать какую-то важную мысль, сделать экзистенциально значимый вывод, пересобрать кубик Рубика своих нейронных соединений, но от бессилия заснула еще до того, как успела махнуть на эту затею рукой. Так прошел день…
Утро следующего дня счастливого материнства в одно лицо началось ровно тем же образом: Владик хотел водички и играть в битвы. Пересекая повсеместно заминированную разбросанным «Лего» гостиную в попытке пробраться к водопою, Алиса вспомнила вечно уютное шуршание Лиды на кухне, объем своего долга за коммунальные услуги, последний телефонный разговор с другом БМ… и… водичка хлынула потоком горького разочарования из ее глаз и – в качестве бонуса – из носа.
В последнее время Алиса много плакала, наверное, даже больше, чем за всю свою жизнь, – пока она носилась за грибочками, монетками и прочими плюшками мироздания, ей попросту некогда было подумать о том, что она чувствует и в какие эмоции конвертируются эти чувства. Единственная конвертация, беспокоившая тогда Алису, – доллара к рублю. Игорь однажды сказал, это хорошо, что она много плачет без веского на то повода.
– Без веского?! – возмутилась Алиса тоном истеричной гражданки, какие неизменно встречаются в метрополитенной толкучке.
– Это все не веские, ты же знаешь, – просверлил ее своим иисусоподбным взглядом знаток человеческих душевных и нервных систем.
– Согласна, – вздохнула Алиса.
Рассортировав водичку – минеральную Владу, душевную в кулачок, – Алиса подумала о том, что это всё – последние капли (те, что в кулачке), и жить так больше нельзя… К слову, с этой мысли, как с мантры, уже месяца три стабильно начинался каждый ее день. В этой же категории с хэштегом #хуженекуда регулярно позвякивало: «Самое темное время перед рассветом», «Я больше не могу» и пресловутое «Дно – днее некуда! Наконец я его нащупала!». Но каждый новый день недвусмысленно намекал, что все былое – звездная пыльца фей благодати и изобилия, а вот теперь, Алиса, начинается хардкор.
Мысленно продравшись сквозь цепкий плющ отчаяния, Алиса озарила свое помятое различными концепциями сознание (страшно представить, что творилось под ним!) новой идеей. «Может, самое главное, что можно и нужно делать со вселенной, – подумала она, – это не предъявлять ей подробную опись своих хотений, а просто слушать ее? И если мироздание забирает у тебя сначала мужа, потом работу, потом конечность (ее хоть и вернули,