помимо этого он не двигается.
─ Зи? Мы не можем отвезти ее обратно…
─ Знаю. ─ Зет делает глубокий вдох и словно оживает. Нехотя, но… оживает. Он открывает дверь, с величайшей осторожностью вылезает наружу и поднимает тело сестры с заднего сиденья. На улице холодно, но дождя нет. Солнце пробивается сквозь плотно стоящие деревья, золотистые столбы света, кажется, держат небо над нашими головами. Майкл достает из багажника лопаты и направляется в лес. Зет сжимает челюсти, мгновение смотрит ему вслед, потом кивает ─ видимо, внутри него идет какая-то внутренняя борьба, ─ и идет следом. Я иду последней. Смотрю, как напрягаются и смещаются мышцы на спине Зета, и мне хочется остановить его. Обнять. Успокоить. Но вижу, что сейчас ему это не нужно ─ ему необходимо время, чтобы разобраться в своих чувствах. Как и всем нам.
Я чувствую себя очень плохо. Тело ломит, иду из последних сил, в то время как мне следует отдыхать на больничной койке. Взрыв был последним штрихом. У меня все еще болит рука от огнестрела, от бега, от того, что я издевалась над своим организмом сотней различных способов с тех пор, как встретила этих людей. Но больше всего болит сердце. Не знаю, перестанет ли оно когда-нибудь болеть.
Через некоторое время Майкл останавливается. Деревья поредели, и мы оказались на небольшой поляне, с которой открывается вид на ручей, пробивающий себе путь по склону горы. От воды отражаются искры света, золотисто-белые и теплые.
─ Здесь? ─ спрашивает Майкл.
─ Здесь, ─ соглашается Зет.
Жаль, что у нас не три лопаты. Мужчины приступают к делу, копают медленно, явно ненавидя свое занятие. Я сижу с Лэйси, перебирая пальцами ее волосы. Ее тело начало коченеть. Доктор во мне знает, что пройдет более двадцати четырех часов, прежде чем трупное окоченение ослабит хватку на ее мышцах, и мы сможем снова двигать ее конечности, поэтому я осторожно укладываю ее руки на груди, а ноги вытягиваю прямо. Майкл видит, что я делаю, и вылезает из ямы.
─ Она всегда спала на боку. Свернувшись калачиком, ─ говорит он. ─ Вот так.
Несмотря на образ опасного человека, он перемещает Лэйс с заботой и любовью. Когда он заканчивает, ее тело находится в позе эмбриона, ладони под щекой, колени подтянуты к телу. Она выглядит так, будто спит. Я поворачиваюсь к Зету, но вижу только его макушку. Он опустился, сидит в яме, которую они вырыли, спиной к нам. Я пытаюсь встать, чтобы подойти к нему, но Майкл берет меня за руку.
─ Не надо. Просто… дай ему время.
Мы с Майклом сидим рядом с Лэйси, слушаем пение птиц, и кажется, что они плачут. Майкл сидит, положив руку на тело Лэйси, словно защищает ее.
─ Ты любил ее? ─ спрашиваю я.
Он улыбается девушке, которая была в его жизни лишь немногим дольше, чем в моей, и глубоко вздыхает.
─ А как иначе? ─ шепчет он. ─ Как ее можно не любить?
Он прав. Как ее можно было не любить?
В конце концов, Зет встает, берет лопату и снова начинает копать. На этот раз он двигается быстрее, с определенной целью. Я остаюсь с Лэйси, потому что мне кажется неправильным оставлять ее одну.
Когда Майкл и Зет закончили, солнце уже почти село. Небо словно пылает ─ как будто горят сами небеса. Мужчины поднимают Лэйс, закоченевшую и покинувшую нас, и несут ее между собой. Яма, которую они копали, ─ уже не яма, а могила.
Я слаба. Труслива. Опустошена и цинична. Не могу смотреть, как ее опускают в землю. Я иду к ручью и плачу, надеясь, что журчание воды заглушит звуки моих слез. Через некоторое время за мной приходит Майкл. Могила уже не могила, а участок свежей земли.
─ Ты ведь раньше ходила в церковь? ─ тихо спрашивает он. ─ Мы не знаем, что сказать. Не могла бы ты…
То, что меня просят сказать что-то для Лэйси, пожалуй, даже хуже, чем наблюдать, как грязь покрывает ее бледную, нежную кожу. Но я не могу отказаться. Мы стоим втроем, глядя в землю, и меня охватывает волна ужаса, когда я понимаю, что не могу произнести слова, о которых меня просил Майкл. Слова, которые сказал бы мой отец:
Поглощена смерть победою. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? Жало же смерти ─ грех: а сила греха ─ закон. Благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом! Итак, братия мои возлюбленные, будьте тверды и непоколебимы: всегда преуспевайте в деле Господнем, зная, что труд ваш не тщетен в Господе.
Пепел к пеплу…
Прах к праху…
Вместо этого, слова, которые я хочу сказать, будет трудно произнести, но они правдивы. Правда о Лэйси. Я приседаю рядом со свежей землей и кладу руку ладонью вниз на нее, как бы в последний раз кладя руку на плечо девушки.
─ Прости меня, Лэйс, ─ задыхаюсь я.
Глубокий вдох. Еще один. Как я это сделаю? Как? Не думаю, что смогу. Я собираюсь встать и разрыдаться, но тут мне на плечо ложится сильная рука. Зет. Он опускается рядом со мной на корточки и обхватывает меня руками, притягивая к себе. Так неправильно, что он утешает меня сейчас, но он придает мне сил. Я могу это сделать.
─ Мне стыдно, ─ говорю я, изо всех сил стараясь взять себя в руки. ─ Мне стыдно, что ты отдала свою жизнь за мою. Во многих отношениях ты была самой слабой из нас всех. Ты годами страдала от жестокого обращения со стороны людей, которые должны были заботиться о тебе. У тебя отняли невинность, хотя ее следовало защищать и лелеять. Ты хотела сдаться, но мы не позволили тебе, Лэйси, потому что видели, какая ты добрая, милая и любящая, а мы были эгоистами. Ты была лучиком в нашей жизни, и мы не хотели терять этот свет… потому что без тебя наша жизнь стала намного мрачнее. Хоть ты и казалась самой слабой, ты довольно часто проявляла небывалую силу. Ты видела нас такими, какими мы есть, и ты любила нас за это. Ты все видела. ─ Я замолкаю, мне хочется и смеяться, и плакать, потому что все сказанное ─ правда. Она на самом деле была такой. ─ Ты видела мир так, как никто из нас не видел. Ты словно смотрела на все со стороны, и мне очень жаль,