Читать интересную книгу Месть Мориарти - Джон Гарднер

В начале девятого вернулись Клаус и Петер с известием, что беспокоиться не о чем, и их никто не преследовал. До Эдмонтона они добрались пешком. Ивэнс, изрядно перепуганный случившимся на дороге, явился через четверть часа после них.

Атмосфера едва сдерживаемого напряжения постепенно рассеялась; участники ограбления делились впечатлениями и обменивались хвастливыми заявлениями. Эмбер, понимая, что день еще не закончился, и впереди их ждут события не менее волнительные, присоединиться к общему веселью не спешил да и не мог.

В начале десятого Шлайфштайн послал за мальчишкой, а через несколько минут Эмбер услышал, как тот спустился и вышел через заднюю дверь. Минут через пять немец явился в столовую сам и попросил Эмбера подняться с ним.

Мешок лежал на полу, а драгоценности уже были рассортированы и разложены на кровати. Лицо пруссака выражало добродушие.

— Вы сдержали слово, мистер Эмбер. Такой добычи я никогда еще не видел. Не сомневаюсь, что как только мы переправим это все на континент, пойдут слухи о моей причастности к столь громкому делу. Полагаю, моя популярность в Лондоне среди людей вашего круга только возрастет, а репутация укрепится.

— Несомненно.

— Я не хочу, чтобы камешки задерживались тут надолго. — Шлайфштайн снова посмотрел на кровать, словно не мог отвести глаз от попавших в его руки сокровищ. — Конечно, было бы лучше, если бы они оказались здесь завтра, но что сделано, то сделано. Я послал мальчишку к одному знакомому капитану, который поможет переправить все эти красивые штучки.

У Эмбера похолодело в груди — Профессор мог и не успеть.

— С ними и здесь ничего не случится, — сказал он. — Вы этому человеку доверяете?

Морщинистое лицо немца растянулось в улыбке, не коснувшейся, впрочем, глаз.

— Его жена и дети в Берлине. Рассердить меня для него то же самое, что наскочить на риф.

Внизу осторожно звякнул звонок, эхо которого прозвучало в голове у Эмбера сладкими трелями музыкальной шкатулки. Немец лишь слегка скосил глаза.

— Этот капитан возьмет с собой самое крупное. Тиары и ожерелья.

Снизу донеслись громкие голоса. Потом крик и грохот выстрела.

За всем происходящим у дома Шлайфштайна в Эдмонтоне наблюдал из-за дороги, прикрываясь маской равнодушия и пассивности, Бен Таффнел. Улица еще оставалась почти пустынной, когда из-за угла выкатилась «черная мария». Немногочисленные прохожие не обратили на нее особенного внимания. Вышедшие из полицейской кареты братья Джейкобс и Терремант спокойно направились к дому, кутаясь в куртки и пальто. Остальные, уже переодетые полицейскими констеблями, укрывались за углом, возле фургона, пока Бертрам Джейкобс не поднялся по ступенькам и не потянул за грязный шнур.

Стоя на верхней ступеньке, Бертрам сунул руку за пазуху и сжал рукоятку револьвера. Его брат и Терремант замерли в ожидании ступенькой ниже.

Дверь открыл Франц.

— Полиция, — сказал Бертрам, делая шаг через порог.

Франц попытался захлопнуть дверь, но оба Джейкобса и Терремант совместными усилиями преодолели сопротивление и ввалились в прихожую. Переодетые полицейскими экзекуторы выскочили из-за угла и побежали к дому. Франц, отступив на несколько шагов, крикнул что-то по-немецки, выхватил револьвер и выстрелил.

Пуля нашла цель, попав в грудь плотному громиле по имени Паг Парсонс. Раненый пошатнулся, свалился со ступеньки и застонал. Его синий мундир на глазах потемнел от крови. Среди общей суеты Терремант прыгнул вперед и с размаху ударил Франца по запястью небольшой утяжеленной дубинкой, именуемой ласково недди. Немец повернулся к обидчику и получил второй удар, теперь уже по голове.

Братья Джейкобс кинулись вверх по лестнице, тогда как остальные ворвались в столовую, откуда обитатели дома пытались бежать через переднее окно.

Шлайфштайна застигли врасплох, и отразившиеся на его лице злость и растерянность засвидетельствовали тот факт, что он так и не понял, что же случилось. В последний момент немец лишь успел сунуть руку в ящик стола.

— Берем живым, — бросил Бертрам, наставляя на Шлайфштайна револьвер. Его брат тем временем схватил Эмбера, повернул и, ловко накинув наручники, бесцеремонно прижал к стене.

Бертрам проделал то же самое со Шлайфштайном, который не переставая сыпал проклятиями как на английском, так и на родном языке. Быстро собрав в мешок разложенную на кровати добычу, Уильям выглянул в окно: собравшаяся на улице толпа с любопытством наблюдала за тем, как полицейские заталкивают в фургон задержанных.

Еще через минуту по каменным ступенькам провели Шлайфштайна и Эмбера. Один из экзекуторов, присев над Пагом Парсонсом, пытался определить, что можно сделать.

— Мертв, — выдохнул он, выпрямляясь, и вопросительно посмотрел на проходившего мимо Бертрама.

— Если мертв, оставь, — прошипел Джейкобс, подталкивая в спину упирающегося Шлайфштайна.

Вся операция заняла меньше шести минут. Пленных разместили по клеткам, устроенным по обе стороны фургона. Лошади дернули, колеса заскрипели, и Терремант приник к зарешеченному заднему окошечку. Зрители начинали расходиться, а к месту событий от дальнего конца улицы бежали двое констеблей.

— Пронюхали, — проворчал Терремант. — Бобби тут как тут.

Ли Чоу и Профессор уже собирались отбыть в Бермондси, когда прибежавший на Альберт-сквер Саксби принес последние новости о переполохе в районе Бишопсгейт и Корнхилл. У церкви св. Петра нашли патрульного полицейского — связанного и с кляпом во рту. Банда, обворовавшая ювелирный магазин, потеряла инструменты, и полиция уверена, что благодаря этой улике арестовать преступников удастся уже в самое ближайшее время.

Мориарти некоторое время молчал, потом с задумчивым видом, словно собираясь сказать что-то важное, повернулся к китайцу.

— Хотите, стобы я посол в Сент-Дзонс-Вуд? Быстло-быстло?

Мориарти ответил не сразу.

— Нет. Сначала ты поедешь со мной в Бермондси. При нынешней погоде выходить без надежной охраны мне что-то не хочется. Доставишь меня туда, а уже потом, если все в порядке, отправишься в Сент-Джонс-Вуд.

Поездка по тряской дороге в переполненном полицейском фургоне — не самое большое удовольствие. Места на всех пленных не хватило, все шесть клеток оказались занятыми, так что Эмбера пришлось оставить в узком проходе вместе с экзекуторами. Фургон то кряхтел под непривычным весом, то опасно раскачивался, пугая пассажиров.

К счастью, их никто не остановил, и в конце концов все облегченно вздохнули, оказавшись в знакомом, скрытом от посторонних глаз дворе.

Шесть комнат и большой широкий коридор уже ждали гостей. В холле расставили столы и стулья, в комнатах с зарешеченными окнами — узкие койки с голыми матрасами. Поскольку окна были достаточно прочными, двери предыдущие хозяева снабдили дешевыми замками, поэтому всю предыдущую неделю братья Джейкобс занимались тем, что вдобавок к старым замкам ставили новые, прочные, сами двери оборудовали смотровыми щелями и укрепляли железными пластинами. Помещения почистили, помыли и побелили, так что если Шлайфштайн и его люди решили, что попали в какую-то государственную тюрьму, то для такого заключения у них были веские основания.

Все они уже присмирели, хотя еще и не остыли, и на лицах многих читалась злоба и даже ярость, как у Франца, которому во время поездки постоянно твердили, что его ждет виселица, и что все видели, как он застрелил полицейского на ступеньках дома в Эдмонтоне.

Пока пленных размещали по камерам и повторно обыскивали, Спир держался в стороне. Новость о смерти Пага Парсонса стала для него тяжелым ударом — не только потому что Паг был его старым товарищем, но еще и потому что тело пришлось оставить там, в Эдмонтоне. Впрочем, он никого не винил, понимая, что другого варианта просто не было.

Выставив ночную стражу, Спир занялся полотняным мешком, но тут во двор въехал личный экипаж Профессора. Харкнесс привез босса.

Появление Мориарти произвело сильнейшее впечатление. Все, кто был в здании — и экзекуторы, и даже ближайшие приближенные Профессора, — невольно затаили дыхание. Впервые после возвращения из Америки он предстал перед ними в обличье своего знаменитого брата.

С именем главы криминального семейства было связано немало легенд. Одну из них — способность менять внешность, словно переселяться из одной личности в другую — создал и поддерживал сам Мориарти. Не чуждый драматических эффектов, он остановился на мгновение у входа, позволив своим соратникам в полной мере оценить произошедшую трансформацию. Высокий, сухощавый, сутулый, с изможденным лицом, глубоко запавшими глаза и тонкими губами он являл подлинный шедевр искусства преображения. Мориарти и сам ощущал глубокий эффект перемены каждый раз, когда проводил этот сеанс. И разве не для того он собственноручно избавился от брата-ученого, чтобы войти в его личину, а заодно и добавить себе ауру уважения, окружавшую Джеймса Мориарти-старшего?