Читать интересную книгу Внук сотника - Евгений Красницкий

– У каждого свой отец Михаил есть… А Яга… Она такое знала, что твоему попу и не снилось. И запомни: мудрость славянскую греки с варягами еще не вытравили. Как знать, может, все еще и по-другому повернется… А насчет имени своего ты, мне думается, все понял. Не Ждан ты, а Михайла, только не христианский Михайла, а другой. Но для тебя это – хорошо. Если настоящее имя человека знать, можно ему большой вред причинить, а твоего настоящего имени никто ни узнать, ни понять не сможет. Если уж я не разобралась… Одно слово: везунчик ты, любят тебя светлые боги.

* * *

Потихоньку Мишка начинал тяготиться пребыванием у Нинеи, да и по дому соскучился сильно, а если уж совсем откровенно, то очень хотелось повидать Юльку. Как-то, после всей этой истории, Мишкино отношение к ней изменилось. Начиная с восхищения ее мужеством во время эпидемии и кончая сожалением, что она уехала, когда он спал. Не получилось даже ни попрощаться, ни поблагодарить.

Единственной отрадой оставались только вечерние посиделки с малышами. Мишка наконец-то сообразил, какое из литературных произведений XX века можно пересказать им с минимальной коррекцией – «Волшебник Изумрудного города».

Всего-то и пришлось, что переделать американский штат Канзас в Тридевятое царство да трусливого льва в трусливого медведя. По ходу дела, правда, и летучие обезьяны превратились в летучих собак, но это были уже второстепенные персонажи. Зато с Железным Дровосеком и Страшилой никаких проблем не возникло.

Сказка шла «на ура» в течение нескольких вечеров, а потом плавно перетекла в продолжение: «Филька-плотник и его деревянное воинство».

Нинея явно задумала каким-то образом сохранить деревню, лишившуюся жителей. Мишке, который старался, чем мог, помогать ей по хозяйству, она поручила раз в три дня протапливать печи в опустевших домах. Дрова, запасенные еще прежними хозяевами, подходили к концу, и Мишка все чаще задумывался о том, что Нинея собирается делать зимой. Дров на семнадцать домов, не считая единственного обитаемого, требовалась уйма. Кто их будет заготавливать?

Ответ на этот вопрос пришел, как ни странно, из Ратного. Однажды в пасмурный октябрьский день у ворот остановилась телега, в которой приехала старостиха Беляна в сопровождении двух холопов. Не позволив холопам распрягать, Беляна велела Мишке указать им делянку, на которой жители Нинеиной деревни заготавливали дрова, а сама, расцеловавшись со старинной подружкой, тут же завела разговор о здоровье и жизненных обстоятельствах многочисленных родственников и знакомых.

Торчать с холопами на делянке Мишке было ни к чему, а слушать старушечьи разговоры о том, кто женился, кто помер, у кого кто родился, кто чем болеет и прочее в том же духе, не хотелось совершенно. Просто зайти на Минутку в дом, забрать самострел и уйти тренироваться тоже показалось невежливым, а просто так бродить на улице – глупым. Не зная, чем себя занять, Мишка решил пройтись по дворам и посмотреть, где сколько осталось дров и в порядке ли навесы над поленницами.

У крайнего дома, в котором, по рассказу Нинеи, повесился хозяин, Мишка неожиданно для себя увидел еще одну телегу. Лошадь не была распряжена, но на морде у нее висела торба с овсом. Похоже, что хозяин телеги не собирался оставаться, а был намерен, сделав какие-то свои дела, отправиться в обратный путь. Тут же пришла мысль напроситься в попутчики до Ратного, но сначала Мишка решил узнать у старостихи, кто это прикатил вместе с ней, да и у Нинеи следовало попросить разрешения на возвращение домой.

– Ну что, охотничек, зажили ребра? – встретила его вопросом Беляна. – Впредь наука будет, выпороть бы тебя, чтоб глупостей больше не творил. Ишь чего удумал: из дому сбежать!

– Пороли уже, как раз перед тем…

– Значит, мало пороли, если в разум не привели!

– Куда уж больше, и так – до беспамятства. Если еще больше, так уж до смерти, а от этого ума не прибавляется.

– Значит, неправильно пороли, порка не для увечья, а для вразумления, а ты, сопляк, язык придержи, когда с тобой старшие говорят! Спросят – ответишь, а пока не спросили, помалкивай.

«Средневековая педагогика во всей красе! Послать бы тебя, кошелка старая… Ладно, изгаляйся, собака лает – караван идет. В гробу я твои поучения видел, в ритуальной обувке белого цвета. Блин, не учуяла бы моего настроения Нинея, мысли она, конечно, не читает, но эмоции улавливает только так. Глаза, что ли, потупить, как почтительному отроку надлежит?»

– Ты чего вернулся? Я тебе велела за холопами присмотреть, а то они без пригляда наваляют.

– Ты велела только делянку указать…

– А сам сообразить не мог? Ступай назад! Скажешь, чтоб сюда пока не возили, пусть разделывают на месте. Шевелись, шевелись, что столбом встал?

– Я спросить хотел насчет второй телеги. Может, Нинея Всеславна меня отпустит, так я бы до дому с ними…

– Какой второй телеги? – тут же насторожилась Нинея. – Беляна, ты кого еще привезла?

Ох как не понравился старостихе вопрос о попутчиках! Мишка только тут и сообразил, что и его Беляна выпроваживала, и Нинею разговорами занимала для того, чтобы никто вторую телегу не заметил.

– Никого я не привозила, он сам увязался.

– Кто увязался?

– Поп. Сказал, что место самоубийства очистить надо, святой водой окропить…

– Да как он смеет?!!! Ну, выродок киевский…

Нинея легко, словно двадцатилетняя девушка, вымахнула из-за стола и, не одеваясь, только захватив теплый платок, метнулась из дома.

– Черти тебя принесли, Минька! – напустилась на Мишку Беляна. – Ну что ты за заноза такая… Господи, ведь убьет же или разума лишит. – Старостиха торопливо одевалась, видимо собираясь как-то вмешаться в конфликт. – Предупреждала же я его, так нет… все умные, все своим умом, что старый, что малый… Только одни старухи у них дуры, а потом вытаскивай умников с того света…

Дело, похоже, принимало серьезный оборот – о боевых навыках ведуньи можно было только догадываться, но, судя по тому, как перепугалась Беляна… Выбежав со двора, Мишка, сам еще не зная, что будет делать, припустил к дому Велимира.

Отец Михаил как раз вышел со двора самоубийцы, сделал несколько шагов и словно наткнулся на невидимую стену, его, как показалось Мишке, даже слегка пошатнуло. В нескольких шагах перед ним стояла Нинея, но какая Нинея! Старуха исчезла, вместо нее Мишка увидел зрелую женщину, очень сильную и не на шутку разгневанную. Спина распрямилась, посадка головы сделалась гордой, даже надменной, морщины не исчезли совсем, но стали как-то незаметней, сброшенный на плечи платок открыл высокий лоб, глаза… знал Мишка, как можно утонуть в этих глазах.

Только сейчас он понял, что в молодости Нинея была настоящей красавицей. Нет, никаких штампов. Ни роковой дамы в стиле «вамп», в которую в фильмах обычно преображаются старухи колдуньи, ни обворожительной блондинки феи Мишка не увидел. Дорогу священнику заступила РУССКАЯ ЖЕНЩИНА, та самая, которая «коня на скаку остановит», да только не схватив за узду, а лишь одним повелительным взглядом. Владычица, заставшая в своих владениях мелкого злодея и снизошедшая до того, чтобы покарать его своей собственной рукой.

Отец же Михаил выглядел плохо. Видимо, и его не миновала болезнь, которой переболели почти все жители Ратного, а он наверняка не отлеживался в постели, а ходил с температурой напутствовать умиравших, исповедовал, причащал Святых Тайн, потом отпевал, преодолевая собственный недуг. Постарел, ссутулился, появились седые волосы. И путь сюда, скорее всего, дался ему нелегко, не только физически, но и духовно – наверняка представлял себе, с какой силой схлестнется. Но… «Делай то, что должен, и будет то, что будет».

Нинея приподняла правую руку и развернула кисть ладонью в сторону отца Михайла, того снова пошатнуло, он схватился рукой за крест и что-то зашептал. Все сразу стало понятно: ни о какой атаке не могло быть и речи – отец Михаил только оборонялся. Нинея слегка подалась вперед, вперилась взглядом в священника, лицо Михаила посерело, казадось, на нем остались одни горящие фанатическим огнем глаза, рот приоткрылся, губы перестали шевелиться, теперь он произносил молитвы только мысленно. Сколько времени это длилось, Мишка сказать не смог бы, но в какой-то момент почувствовал, что Нинея прорывается сквозь барьер священных текстов и вот-вот сомнет волю противника. Но отец Михаил не отступал. Понимал, что проигрывает, уже проиграл, однако готов был умереть, но не сдаться!

– Нинея!!! Не убивай его!!!

Мишка кричал так, как никогда в жизни. Не голосом – сам не знал чем. И так же, сам не понимая как, внес какую-то дисгармонию в незримую связь, сформировавшуюся между Нинеей и отцом Михаилом. И… все кончилось. Нинея опустила руку и расслабилась, отец Михаил, словно не замечая никого вокруг, повернулся и поплелся к телеге, шаркая ногами, как древний старец.