— Надо ж, как не повезло, — сипло сказал старшина, — шальной миной.
Лента была заправлена, очевидно, их накрыло в последний момент. Антон помог старшине оттащить убитых подальше в кусты. Вдоль по взгорбку были вырыты две запасные площадки. Коробки с патронами сложены в нишах. Возле пулемета валялось несколько фляжек. Антон потрогал — тяжелые, с водой, все предусмотрели, только сами не убереглись.
Он хотел было лечь к пулемету, но старшина легко отстранил его своей лапищей:
— Погоди…
Минометные расчеты смутно различались в лощине метрах в трехстах напрямую, Антон пожалел, что нет пристрелки и делать ее нельзя — засекут. Немцы скучивались правее, должно быть, впрямь нацелились на кустарник в обход наших окопов. Выйдут во фланг и в тыл, навалятся… Старшина, лежавший за пулеметом, подергал затвор, ругнулся: что-то у него не ладилось.
— Погляди, специалист. Кажись, задержка…
— Отвались! — Антон, неожиданно разозлившись, плечом помог старшине.
Молча, ощущая в руках знакомую теплоту металла, Антон откинул затвор, продернул ленту раз, другой, устранив перекос: видимо, ребята поспешили. Сказал негромко, как нечто само собой понятное:
— Подтащи коробки и ложись справа, вторым номером.
Старшина повиновался без звука.
В ложбинке произошло движение, темная масса разделилась, часть открыла огонь по окопам, другая стремительно потянулась к кустарнику. Антон приник к прицелу, замер не дыша.
— Давай! — процедил старшина. — Ты че?!
— Не мешай.
— Ты… — И нервно потянулся к затвору.
Антон ударил его по руке.
— Сорвешь, ответишь перед майором.
«Майор» словно бы отрезвило старшину. Кажется, и сам уже что-то понял. Прошептал тягуче:
— Уйдут же.
— Вернутся.
И в то же мгновение, улучив единственный верный момент, когда цепь головой коснулась кустарника, ударил на глубину. Он не видел трассы, но давним опытом стрелка, чуть подправив на ходу вертикаль, ощутил дистанцию и, уже не целясь, повел на ширину цепочки, выдав полную ленту. Он рассчитал точно: передние сиганули в кусты, остальные, прижатые огнем, стали отползать к своим.
Цель теперь была одна — там, в ложбине, — мутная, расплывчатая, вдруг ощерившаяся вспышками огня… Пули постанывали над головой, звякали о щит. Их нащупывали здесь, на взгорбке, в кустах, и Антон, не давая опомниться немцам, почти не отжимал гашетки, принимая ленты у жарко дышавшего словно после быстрого бега старшины. Уже открыв себя беспрерывным огнем, передвинул прицел, полоснул влево по минометным сполохам, успел заметить, как заметались тени расчетов, оттаскивая свои «трубы» пониже, в овраг.
Где-то далеко позади них грохали пушки, глухо, как сквозь вату, дробилась винтовочная пальба — должно быть, оставшиеся заслоны нарочно подымали побольше шуму, маскируя отход основных частей: впереди у смутно белевшей хаты огрызалась огнем группа майора, а здесь были они со старшиной — каждый в этой искромсанной огнем ночи делал свое дело, сам себе солдат и командир, и Антон на миг почувствовал себя частичкой огромного целого в этом мгновенном ощущении бытия, где были оборваны все концы и начала. И не стоило думать о том, что будет через час, через минуту…
Короткая передышка не могла обмануть. Их уже засекли. Немцы торопились смести с дороги тех, у белой хаты, ударив по ним в лоб с фланга, — они со старшиной оказались тут как заноза в пятке. Издали послышались короткие команды, около взвода передвигалось перебежками прямо на пулемет, скапливаясь за кромкой ложбины, а те, что остались в кустарнике, невидимые, наверняка подберутся вплотную как снег на голову. Они подумали об этом одновременно. Антон не успел вымолвить слово, как старшина понял — ухватившись за хобот, подцепив рукой пару коробок, уже тащил пулемет на запасную огневую, подальше от кустарника. За две ходки, захлебываясь от натуги, не разгибаясь, они перенесли весь боезапас и гранаты. Теперь и кусты метрах в двадцати и кромка лощины слева были как бы в вилке.
От напряжения до тошноты закололо в затылке, снова дала себя знать контузия.
Он вынул пробку в кожухе.
— Подлей из фляги.
— Не скипела ж…
— Потом поздно будет.
Старшина едва успел забить пробку, как по оставленной только что огневой ударила мина, остальные легли веером, поднимая клубы желто-фиолетовой пыли. Приподняв головы, оба следили за ложбиной и кустами. Наступавшие, видимо, решили взять их с ходу, закидав гранатами.
— Все ж таки здорово ты их подмел, — буркнул старшина. — А я уж подумал, пальцы тебе от страха свело.
— Ты и не то подумаешь. Подозрительный мужчина.
Старшина хохотнул:
— Такая работа… Ладно, может, еще подружимся.
— Если живы будем.
— Навряд ли…
Должно быть, немцы решили, что их накрыло минами. Антон видел, как по краю ложбины поднялось несколько касок — то ли их нацепили на стволы, но стрелять не стал, чтобы не обнаружить свою новую огневую. Однако и немцы остались на месте… Потом вдруг раздался резкий свист, и они хлынули разом: человек десять из кустов и остальные с кромки — слепяще брызнули гранаты в брошенном окопе… Он резанул по ним как ножом сначала по тем, ближним, из кустов наповал, несколько уцелевших почему-то бросились не назад в кусты, а к своим, в панике столкнулись, и там их достали одна за другой короткие яростные очереди.
Но теперь они залегли совсем близко, за старой огневой я, видимо, решили взять пулеметчиков во что бы то ни стало.
Не сговариваясь, не давая опомниться гитлеровцам, они закидали их гранатами. Антон еще заметил, как забилось пулеметное пламя там, в стороне хаты… Майор отвлекал противника на себя. А мины грохали рядом. Оба то и дело зарывались в мелкий окопчик, трава вокруг чернела в оспяных ожогах, от гари першило в горле.
Старшина, подняв голову, прохрипел:
— Живой?
Какое-то время нельзя было высунуться, шмелями густо высвистывали пули. Антон заправил ленту, утер саднящую щеку, ладонь стала черной, липкой: задело-таки. Подул ветер, и небо с востока стало быстро заволакивать тучами. Только бы не закрыло луну, подумал Антон. И пора бы уже светать. Он и сам не понял, зачем ему свет, при свете они будут как на ладони. Но и немцы тоже. Пусть — один конец…
И тут они снова пошли. Возникли как из-под земли густой орущей толпой, с оглушающей трескотней автоматов. Потом их стало больше, гуще, валом, и, уже поняв, что это конец, Антон рывком сбил все наводки, ствол вертелся в его руках словно чертова мельница. Ослепший от ненависти, ловя летящий свинец, с пронзительным отчаянием думал лишь об одном: выжить еще минуту, две, три, пока не вышла лента.