— Ты опять спешишь. Я не говорил, что это гномы, я сказал, что это «похоже на работу гномов». Согласись, это разные вещи. Они могли выполнять чей-то заказ.
— Но ходовые испытания, спуски на воду… Да чтобы построить такой корабль, нужно столько всего… — не успокаивался Айрунг.
— Правильно, это значит, что за ними стоит какое-то государство. Богатое и сильное государство, которое могло скрыть эту деятельность от нас.
— Ну ладно, а зачем вообще надо было нападать на мой корабль, да еще под флагом кровавого Братства? Хотя последнее понятно: надо же было поднять хоть какой-то флаг, странно, что еще наш не подняли!
Неожиданно в разговор вступил льер Виттор.
— А вот тут ты зря смеешься. Им было все равно, чей флаг поднять, но они подняли именно змеиный флаг. Это не случайно. Что-то этим пытались показать эти неизвестные недоброжелатели. — Архимаг помолчал и добавил: — Вот только кому?
— Игра тут завертелась серьезная. Даже как-то странно быть вне ее. Впервые за два тысячелетия мы стали всего лишь фишкой в чужой партии, разменной фишкой. На корабль явно напали не только из-за собранной информации и пассажиров, но и чтобы кому-то продемонстрировать свою позицию. А тут вмешалась третья сила…
— Темные эльфы, без всяких сомнений, темные эльфы. Они всегда тяготели к таким эффектным ударам, а насчет принадлежности преследователей — я думаю, что это Тлантос.
Айрунг выпучил глаза:
— Тлантос? Да они же никто, пустое место. У них и всех заслуг-то, что расположены они на месте древнего Некронда.
— Который был противником вартагов незнамо сколько лет назад и был уничтожен только в ходе трехсотлетней войны, — поблескивая глазами, сказал Бримс.
— Но вартагов не суще… — горячо начал Айрунг и осекся, глядя на серьезные лица своих собеседников. — Не может быть. Когда Магистр Бримс сказал мне перед плаванием о вартагах, я так и не поверил.
— А зря. Они были и правили этим миром. Они уничтожили всех своих врагов. Некронд был последним очагом сопротивления, пусть и слыл средоточием нечисти и зла. Некроманты Некронда были сильны, но вартаги сильнее. Однако даже вартаги не смогли противостоять внутренним врагам. Все сведения, которые сохранились о них, содержатся в Списках Ужасов. — Голос Архимага был холоден как лед. — Эти Списки доступны немногим магам, сегодня ты их получишь. Так, почитаешь на досуге, проникнешься. Это собрание страшных сказок, описывающих череду событий, что могут уничтожить жизнь на Торне.
— И вы руководствуетесь сказками? — не удержался от сарказма Айрунг.
— Да. Ибо события, описанные в них, начали сбываться. Ладно, это потом, а пока меня очень волнует этот твой Ярослав. Ты прав, не верю я в его гибель. Ну ни на грош не верю. — Повернувшись к Бримсу, Архимаг продолжил: — Направишь крыло Агатовых когтей в Сардуор. Пусть пошарят там, заодно и укажут кое-кому его место.
Бримс понимающе кивнул:
— Особое внимание землям Наместника и Гурру?
— Само собой.
ГЛАВА 10
Ярослав шел по смертельно опасному лесу. Шел — не то слово, он стелился, скользил над землей, перетекал, словно ртуть, из одной точки пространства в другую. Его напрягшиеся чувства ощупывали каждый сантиметр окружающего пространства на десяток метров вокруг. Переправа через реку, пережитый страх и смертельная опасность подготовили почву для преображения, а неизвестная магия докончила дело. Маска хищника, успешно помогавшая выживать на протяжении всего бесконечно длинного пути через смертельный лес, полностью подменила собой человека. В бегущем к цели убийце никто не узнал бы теперь Ярослава Клыкова, добродушного парня, каким он был раньше.
Скорость движения существенно выросла. Теперь не надо было тратить силы и время на ненужные сомнения, присущие человеку. И источник магии приближался. Окружающий лес изменился. Его облик стал каким-то более облагороженным. Словно идешь по старому, давно заброшенному, но тем не менее все-таки парку. Деревья постепенно расступались, образуя в ровной стене леса широкий проход. Вскоре под ногами стали появляться валуны некогда правильной формы. Наконец они слились в серую ленту мощеной дороги. Наверное, стороннему наблюдателю открывшаяся картина показалась бы довольно странной. Древняя дорога с таинственно мерцающими знаками, выбитыми на камнях. Старые, как сами камни, деревья, помнящие тех, кто ходил по этим булыжникам, наступал на них ногами, лапами, царапал когтями, а может, и останавливался посидеть в тени. Неестественная тишина, разлившаяся вокруг. Все звуки, присущие любому нормальному лесу, даже такому, как этот, исчезли. Лишь шлепки босых пяток разрывали безмолвие. Полностью обнаженный человек, ничуть не стесняющийся своей наготы, стремительно несся к своей цели.
Деревья стали сменяться крупными каменными обломками. По обеим сторонам дороги угадывались развалины домов. Судя по всему, древний тракт завел путника в развалины какого-то города. И с каждым шагом тот, кто раньше был Ярославом, приближался к его центру. Постепенно стены домов становились все более разукрашенными резьбой. Кое-где лежали разбитые статуи невиданных зверей и птиц. Двуногий хищник шел по бывшим некогда богатыми районам города. Наконец дома расступились, как ранее расступались деревья, и обнаженный двуногий выбежал на городскую площадь. Бег прервался. Легкие ходили ходуном. Хриплое дыхание заставило отступить могильную тишину этого места. Согнувшись, опираясь руками о колени, он обшаривал глазами окрестности, выискивая опасность.
Площадь была вымощена крупными каменными плитами — три на три метра. Покрывавшая их вязь символов мертвого языка была уникальна для каждой плиты. Если бы даже Ярослав мог внятно воспринимать реальность, то он все равно не узнал бы ни одного символа. Вязь была настолько густой, что не оказалось ни одного чистого участка плиты. Ноги Ярослава попирали послания неведомой расы…
А может быть, не попирали, а сами влезли в ловушку?! Под плитами площади начали проявляться нити Силы. Вот они задрожали, стали извиваться, сплетаясь в немыслимых комбинациях. Площадь приобретала вид большого листа пергамента, на котором уже самостоятельно формировались узоры магических Сил. Все потоки энергий, которыми оказалась наполнена эта древняя площадь, концентрировались, фокусировались в ее центре. А там стояла грандиозная, неповторимая скульптурная группа. Блуждающий взгляд натолкнулся на эту группу, и к Ярославу вернулась способность мыслить. Теперь он снова стал человеком не только по облику, но и по разуму.
У Ярослава не было никаких провалов в памяти, он прекрасно помнил все, что с ним произошло с момента начала бега. Просто теперь он мог мыслить и полностью контролировать свое тело.
— Дурдом, — выдохнул Ярослав, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Это почему-то никак не удавалось. — А зверем-то, оказывается…
Начатую мысль он так и недодумал. Скользящий по скульптурной композиции взгляд зацепился за нечто знакомое, а потом вообще стал понятен ее смысл. От открывшейся истины противно застучали зубы.
Словосочетание «скульптурная композиция» не совсем точно передает реальное положение вещей. Было всего две статуи. Одна из них изображала вставшего на дыбы кентавра. Но это был не всем известный герой древнегреческих мифов. Это была воплощенная мощь, ярость стихии, квинтэссенция ненависти. То, что мифы описывали как тело лошади, им не являлось. Мощное звериное тело с когтистыми лапами и огромным шипастым хвостом. Густая, жесткая, как проволока, шерсть. Увитый мышцами торс венчала голова ящера, низко посаженная на плечи. Это существо, этот ящерокентавр, стояло на задних лапах. Страшный хвост застыл в воздухе, помогая сохранять равновесие. Передние лапы угрожающе полосовали воздух. Мышцы на вполне человеческом торсе были сведены судорогой чудовищного напряжения. Руки застыли в странном жесте, словно собирая Силы для добивающего удара. Из раскрытой пасти вот-вот раздастся торжествующий рев…
Ярослав моргнул, прогоняя наваждение. Статуя ящерокентавра была настолько реальна, что казалось, еще один удар сердца — и она оживет, и ударят из ее рук молнии, и раздастся торжествующий хохот. Ярослав перевел взгляд на противника этого воина древней расы. А им был… Шепчущий. Ну или кто-то из его расы. Только не было больше неистовой гордости Великого мага, повелителя Стихий. Это была поза покорности судьбе, исполненная горечи поражения. Физиономия ящерочеловека выражала ненависть и обреченность, страх и затухающую ярость. Но самым главным была смертная тоска, тоска по погибшей расе. Ярославу никто не внушал никаких мыслей, не было магических воздействий, просто талант скульптора оказался столь велик, что для осознания горечи поражения и торжества победителя достаточно было одного разума.