Н. В. Н.
Есть в близости людей заветная черта,Ее не перейти влюбленности и страсти, —Пусть в жуткой тишине сливаются устаИ сердце рвется от любви на части.
И дружба здесь бессильна, и годаВысокого и огненного счастья,Когда душа свободна и чуждаМедлительной истоме сладострастья.
Стремящиеся к ней безумны, а ееДостигшие – поражены тоскою…Теперь ты понял, отчего моеНе бьется сердце под твоей рукою.
2 мая 1915, Петербург* * *
Долго шел через поля и села,Шел и спрашивал людей:«Где она, где свет веселыйСерых звезд – ее очей?
Ведь настали, тускло пламенея,Дни последние весны.Все мне чаще снится, все нежнееМне о ней бывают сны!»
И пришел в наш град угрюмыйВ предвечерний тихий час,О Венеции подумалИ о Лондоне зараз.
Стал у церкви темной и высокойНа гранит блестящих ступенейИ молил о наступленьи срокаВстречи с первой радостью своей.
А над смуглым золотом престолаРазгорался Божий сад лучей:«Здесь она, здесь свет веселыйСерых звезд – ее очей».
Май 1915, Петербург* * *
Широк и желт вечерний свет,Нежна апрельская прохлада.Ты опоздал на много лет,Но все-таки тебе я рада.
Сюда ко мне поближе сядь,Гляди веселыми глазами:Вот эта синяя тетрадь —С моими детскими стихами.
Прости, что я жила скорбяИ солнцу радовалась мало.Прости, прости, что за тебяЯ слишком многих принимала.
1915* * *
Нам свежесть слов и чувства простотуТерять не то ль, что живописцу – зренье,Или актеру – голос и движенье,А женщине прекрасной – красоту?
Но не пытайся для себя хранитьТебе дарованное небесами:Осуждены – и это знаем сами —Мы расточать, а не копить.
Иди один и исцеляй слепых,Чтобы узнать в тяжелый час сомненьяУчеников злорадное глумленьеИ равнодушие толпы.
23 июня 1915, Слепнево* * *
Ведь где-то есть простая жизнь и свет,Прозрачный, теплый и веселый…Там с девушкой через забор соседПод вечер говорит, и слышат только пчелыНежнейшую из всех бесед.
А мы живем торжественно и трудноИ чтим обряды наших горьких встреч,Когда с налету ветер безрассудныйЧуть начатую обрывает речь, —
Но ни на что не променяем пышныйГранитный город славы и беды,Широких рек сияющие льды,Бессолнечные, мрачные садыИ голос Музы еле слышный.
23 июня 1915, Слепнево* * *
Нет, царевич, я не та,Кем меня ты видеть хочешь,И давно мои устаНе целуют, а пророчат.
Не подумай, что в бредуИ замучена тоскою,Громко кличу я беду:Ремесло мое такое.
А умею научить,Чтоб нежданное случилось,Как навеки приручитьТу, что мельком полюбилась.
Славы хочешь? – у меняПопроси тогда совета,Только это – западня,Где ни радости, ни света.
Ну, теперь иди домойДа забудь про нашу встречу,А за грех твой, милый мой,Я пред Господом отвечу.
10 июля 1915, Слепнево
Не только в этом стихотворении, но и в разговорах с Павлом Николаевичем Лукницким Ахматова не раз называла Бориса Анрепа царевичем. Дескать, царевичем в поэме «У самого моря» (1914—1915) предсказала себе встречу с настоящим царевичем, который появился позднее.
По-видимому, ей была рассказана легенда, бытовавшая в семействе фон Анрепов. Согласно этой легенде, Анрепы стали набирать силу после того, как Екатерина Великая выдала за одного из молодцов небогатого, служилого шведско-эстонского рода свою внебрачную дочь, присовокупив к свадебным цацкам огромное имение в Самарской губернии. Кроме того, по капризу судьбы, царицын прапраправнук прожил отроческие годы в настоящем царском дворце, том самом, который Потемкин выстроил для его прапрапрабабки в Харькове и где за сто лет ничего не изменилось, не исчезли даже золотые обеденные тарелки (с алмазами и рубинами).
* * *
Не хулил меня, не славил,Как друзья и как враги.Только душу мне оставилИ сказал: побереги.
И одно меня тревожит:Если он теперь умрет,Ведь ко мне Архангел БожийЗа душой его придет.
Как тогда ее я спрячу,Как от Бога утаю?Та, что так поет и плачет,Быть должна в Его раю.
12 июля 1915, Слепнево* * *
Зачем притворяешься тыТо ветром, то камнем, то птицей?Зачем улыбаешься тыМне с неба внезапной зарницей?
Не мучь меня больше, не тронь!Пусти меня к вещим заботам…Шатается пьяный огоньПо высохшим серым болотам.
И Муза в дырявом платкеПротяжно поет и уныло.В жестокой и юной тоскеЕе чудотворная сила.
Июль 1915, Слепнево* * *
Я не знаю, ты жив или умер, —На земле тебя можно искатьИли только в вечерней думеПо усопшем светло горевать.
Все тебе: и молитва дневная,И бессонницы млеющий жар,И стихов моих белая стая,И очей моих синий пожар.
Мне никто сокровенней не был,Так меня никто не томил,Даже тот, кто на муку предал,Даже тот, кто ласкал и забыл.
Июль 1915, Слепнево* * *
Как невеста, получаюКаждый вечер по письму,Поздно ночью отвечаюДругу моему:
«Я гощу у смерти белойПо дороге в тьму.Зла, мой ласковый, не делайВ мире никому».
И стоит звезда большаяМежду двух стволов,Так спокойно обещаяИсполненье снов.
Октябрь 1915А. Н. Бенуа «Павловск»* * *
Н.В.Н.
Все мне видится Павловск холмистый,Круглый луг, неживая вода,Самый томный и самый тенистый,Ведь его не забыть никогда.
Как в ворота чугунные въедешь,Тронет тело блаженная дрожь,Не живешь, а ликуешь и бредишьИль совсем по-иному живешь.
Поздней осенью, свежий и колкий,Бродит ветер, безлюдию рад.В белом инее черные елкиНа подтаявшем снеге стоят.
И, исполненный жгучего бреда,Милый голос как песня звучит,И на медном плече КифаредаКрасногрудая птичка сидит.
Осень 1915, Царское Село* * *
Муза ушла по дороге,Осенней, узкой, крутой,И были смуглые ногиОбрызганы крупной росой.
Я долго ее просилаЗимы со мной подождать,Но сказала: «Ведь здесь могила,Как ты можешь еще дышать?»
Я голубку ей дать хотела,Ту, что всех в голубятне белей,Но птица сама полетелаЗа стройной гостьей моей.
Я, глядя ей вслед, молчала,Я любила ее одну,А в небе заря стояла,Как ворота в ее страну.
15 декабря 1915, Царское Село* * *
Будешь жить, не зная лиха,Править и судить,Со своей подругой тихойСыновей растить.
И во всем тебе удача,Ото всех почет,Ты не знай, что я от плачаДням теряю счет.
Много нас таких бездомных,Сила наша в том,Что для нас, слепых и темных,Светел Божий дом,
И для нас, склоненных долу,Алтари горят,Наши к Божьему престолуГолоса летят.
1915* * *
Ты мне не обещан ни жизнью, ни Богом,Ни даже предчувствием тайным моим.Зачем же в ночи перед темным порогомТы медлишь, как будто счастьем томим?Не выйду, не крикну: «О, будь единым,До смертного часа будь со мной!»Я только голосом лебединымГоворю с неправедною луной.
1915* * *
Словно Ангел, возмутивший воду,Ты взглянул тогда в мое лицо,Возвратил и силу, и свободу,А на память чуда взял кольцо.Мой румянец жаркий и недужныйСтерла богомольная печаль.Памятным мне будет месяц вьюжный,Северный встревоженный февраль.
Февраль 1916, Царское Село* * *
Я окошка не завесила,Прямо в горницу гляди.Оттого мне нынче весело,Что не можешь ты уйти.Называй же беззаконницей,Надо мной глумись со зла:Я была твоей бессонницей,Я тоской твоей была.
5 марта 1916* * *
Я знаю, ты моя наградаЗа годы боли и труда,За то, что я земным отрадамНе предавалась никогда,За то, что я не говорилаВозлюбленному: «Ты любим»,За то, что всем я все простила,Ты будешь Ангелом моим.
28 апреля 1916, Царское Село* * *
Первый луч – благословенье Бога —По лицу любимому скользнул,И дремавший побледнел немного,Но еще покойнее уснул.
Верно, поцелуем показаласьТеплота небесного луча…Так давно губами я касаласьМилых губ и смуглого плеча…
А теперь, усопших бестелесней,В неутешном странствии моем,Я к нему влетаю только песнейИ ласкаюсь утренним лучом.
Май 1916* * *
Эта встреча никем не воспета,И без песен печаль улеглась.Наступило прохладное лето,Словно новая жизнь началась.
Сводом каменным кажется небо,Уязвленное желтым огнем,И нужнее насущного хлебаМне единое слово о нем.
Ты, росой окропляющий травы,Вестью душу мою оживи, —Не для страсти, не для забавы,Для великой земной любви.
17 мая 1916, СлепневоМАЙСКИЙ СНЕГ
Пс. 6, ст. 7.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});