— Нет.
— Думаю, это было бы слишком очевидно.
Мама сжала ее руку.
— Он не знает. Честно говоря, он хотел выяснить, не красила ли я губы в момент аварии и поэтому не заметила его брата.
Грейс посмотрела на мать, а потом даже рассмеялась.
— Он так спросил? Значит, он тебя не знает. Какой шовинист!
— Ага. Значит так, отвезешь меня на машине к Карен?
Грейс поникла:
— Нет.
— Даниель хочет поговорить с тобой.
— Я не могу.
— А Мэган? Можешь поехать к ней.
— Это не то же самое, что опять сесть на велосипед, мама. Люди не умирают, когда их сбивает велосипед. Спасибо, я не хочу садиться за руль. Достаточно того, что мне плохо, когда мы проезжаем то место на дороге и ты за рулем.
— Когда-нибудь тебе придется это сделать, — убеждала ее мать.
— Когда-нибудь сделаю.
— Ничего не решается само собой, если ты закрываешься от окружающего мира. Папа на самом деле очень хочет тебе помочь.
Грейс фыркнула:
— Ему хочется думать, что он помогает. Потому что это часть его нового имиджа.
— По крайней мере, он старается. Ты могла бы дать ему шанс.
— А он тебе дал? Он хотя бы намекнул, что собирается уходить? Он сказал тебе, что любил Ребекку, прежде чем встретил тебя, или что они поддерживают отношения? Он вообще сказал тебе о существовании Ребекки? Я знаю, это больно. Но мне тоже больно, мама.
Дебора взяла себя в руки, выпрямила спину.
— Возможно, мы должны смириться с тем, что произошло, и двигаться дальше. И с аварией также.
— Я не смогу забыть, что убила мистера МакКенну.
— Ты его не убивала. Он умер от потери крови, потому что никто не знал, что он принимал коумадин.
— Все равно его жизнь прервалась. Она закончилась. Я не могу это забить.
Дебора обняла дочь.
— Я не предлагаю ничего забывать, ни аварию, ни развод. Я хочу сказать, что злиться на папу бессмысленно, как и обвинять себя в аварии. Закрываясь в комнате, ты ничего не добьешься.
— Там я чувствую себя в безопасности, — тихо сказала Грейс.
— В безопасности от кого?
— От мира. От людей, которые смотрят и, возможно, знают то, что не положено.
— Я — не мир. Ты же раньше часто проводила время здесь, внизу. Что случилось?
— Это твоя территория. А моя — в моей комнате.
Она так легко это сказала. Грейс всегда думала, что отличается от своих друзей тем, что в самом деле любит свою маму, но теперь между ними выросла стена.
— С каких это пор мы разделили территорию? — спросила Дебора.
— С тех пор как ты решила взять на себя ответственность за то, что сделала я, и не желаешь слышать, что я чувствую по этому поводу. Страшно даже представить, что будет, если кто-то узнает правду.
— Но правда — это формальность, Грейс, — настаивала мать, делая именно то, о чем только что говорила дочь; это еще раз доказывало, что она не слушала. — Я все равно отвечала за вождение. Тебе нет смысла прятаться.
— Как и тебе! — бросила Грейс, опять разозлившись. — После случившегося ты еще ни разу не была в спортзале.
— Когда у меня было время сходить в спортзал? — спросила Дебора.
Но Грейс не попалась на удочку.
— Когда у тебя вообще есть время? В неделе по-прежнему пять рабочих дней. Ты утверждаешь, это хорошо, что люди видят тебя в спортзале. Тогда они знают, что ты не просто сотрясаешь воздух, когда говоришь, что им нужно заняться спортом. Но со дня аварии ты там не была.
— Я хотела больше времени провести с тобой. Я беспокоилась. Мне хотелось, чтобы ты вчера пошла на вечеринку.
Грейс зажмурилась.
— Нет, ты не хотела этого.
— Когда случается что-то плохое, — сказала Дебора, — нужно отделить прошлое от настоящего расстоянием и событиями. Встреча с друзьями пошла бы тебе на пользу. Вчера все они были на вечеринке.
— И пиво было, — сказала Грейс, воспользовавшись единственно верным способом заставить мать замолчать.
Дебора внимательно посмотрела на дочь. Потом ее плечи опустились.
— Ты знала?
— Все дети знают.
— А родители Ким?
— Они просто забрали ключи от машины. Мы уже говорили об этом, мама. Тебе известно, что такое бывает.
— Но это же твои друзья.
— Мы что, не такие, как все?! — закричала Грейс, разозлившись. Мама думает, что у нее сотни друзей, хорошие оценки, она бегает быстрее всех — а это невозможно. Грейс не могла быть идеальной. И ее друзья тоже не могли. — Все ночевали у Ким. Девочки наверху, мальчики внизу.
— Это не значит, что это было правильно.
— Существует множество вещей, которые нельзя назвать правильными, но они случаются. Ты говоришь, ничего страшного в том, что за рулем была я, пока никто не знает. Тогда, если никто кроме тех, кто был на вечеринке, не знает о пиве, это тоже не страшно? Если люди выспались и протрезвели перед тем, как снова сесть за руль, то что здесь страшного? Страшно, — продолжала девочка, чувствуя, как становится все труднее дышать, — когда садишься за руль после выпитого пива и никому не говоришь, и что-то происходит, например, погибает человек. Вот когда это действительно плохо. — Ее горло сжалось. Голова опустилась, и волосы упали вперед. Она закрыла лицо руками и заплакала.
Вот и все. Выговорилась.
Грейс тихо всхлипывала, изо всех сил желая, чтобы мама выказала свой гнев и разочарование. Она хотела быть наказанной, потому что вождение в нетрезвом состоянии действительно было плохим поступком. А необходимость держать это в тайне от матери причиняла боль, как засевший в животе осколок стекла.
— Ох, Грейс, — мягко сказала Дебора.
— Это ужасно, — всхлипывала девочка. — То есть никто из нас не пострадал, и это было всего лишь пиво, и вообще все подростки это делают.
Мама погладила ее по голове.
— Я знаю, что такое желание не отличаться от сверстников, но все равно считаю, что с друзьями нужно общаться. Возможно, вчера был не самый лучший день. Как бы там ни было, я рада, что ты не пошла.
Понадобилась минута, чтобы услышать слова, и еще минута, прежде чем Грейс поняла: мама ее не слушала. Ее признание ни к чему не привело. Дебора не поняла. Она не желала понимать.
А Грейс не могла произнести это еще раз.
Все еще плача, она сказала:
— Зачем брат мистера МакКенны приходил сюда? Это наш дом. А теперь словно… словно… кто-то вторгся на нашу территорию.
— Ты драматизируешь, дорогая. Он пришел в наш дом, потому что здесь можно нас найти, и спросил о том вечере, потому что это одно из того немногого, что он мог сделать в своем горе. Мистер МакКенна пытается понять, почему его брат вышел из дому в такой дождь в понедельник вечером.