Снова выхожу на плац. Небо затянуто серыми тучами. Откуда-то издалека слышны глухие раскаты взрывов. Похоже, что сатанинские легионы обрушили всю свою мощь на наш несчастный город, принеся смерть, ужас и разрушения в последний бастион обороны.
Иду в лазарет и останавливаюсь в дверях. Женщина, бежавшая из Берлина, рассказывает о боевых действиях на городских улицах. Оружие взяли даже дети и старики — их зачисляют в части фольксштурма и бросают прямо в бой. Враг все ближе и ближе подбирается к центру города, несмотря на отчаянные усилия солдат и гражданских сдержать их натиск. Женщины и дети, которым посчастливилось избежать участия в «обороне» города, сидят в подвалах и, по всей видимости, заживо похоронены под обломками рушащихся зданий. Света нет вот уже несколько дней, как нет и воды. Женщина говорит, что ей чудом удалось вырваться из этого «ведьминого котла». Многие из тех, кто пытался бежать, были убиты. Сейчас бежать уже слишком поздно, потому что кольцо окружения смыкается все теснее и теснее. Кроме того, она сообщает, что эсэсовцы создали специальный полк, который следит за фольксштурмом и безжалостно бросает в бой стариков и детей. Патрули обшаривают каждый закоулок, каждый чердак и подвал и выгоняют на улицу всех, кто еще способен носить оружие. В Берлине сейчас воюет больше гражданских, чем военных, добавляет женщина. Она бежала из Вайсензее, который, по ее утверждению, без боя сдан врагу. Она говорит, что вот-вот должны подойти подкрепления, но, похоже, она имеет в виду те же самые подкрепления, на подход которых мы так надеялись. По-прежнему не смолкают слухи о том, что англичане и американцы хотят заключить с нами мир, и тогда русские станут нашими единственными врагами.
Какой-то солдат рассказывает, что враг стремительно захватывает соседние с Берлином города. Русскими уже заняты Ораниенбург, Фельтен, Науэн, Эркнер, Руммельсбург, Фрохнау и Кёпеник. Бои, по всей видимости, вовсю идут в Потсдаме, а Бернау и Рейникендорф уже находятся в руках врага. Берлин — последний оплот обороны, от которого противник отрывает кусок за куском. Город буквально превратился в кровавую бойню. Заканчивается последний акт великой трагедии. Мир рвется на части и падает в бездну крови и страха. Вся наша нация, упрямо цепляющаяся за руины Берлина, неуклонно скатывается в эту пропасть. Возвращаюсь в наше новое жилище. Устало поднимаюсь по лестнице наверх. Лейтенант раздобыл нам немного еды — жидкий, но все-таки горячий суп, в котором плавает несколько капустных листьев. Он не слишком насыщает, но все-таки придает немного сил нашим усталым телам. Поев, отправляюсь на интендантский склад — обменять сапоги и получить новые штаны. Квартирмейстер неохотно выполняет мою просьбу. В его глазах мы все еще жалкие призывники, от которых армии нет никакой пользы и которым сойдет и старое обмундирование. Однако чуть позже он сменяет гнев на милость. Да, мы призывники, но призывники, достойные того, чтобы бросить нас на смерть даже без соответствующей боевой подготовки.
В столовой фольксштурмовцам выдают форму, старую форму довоенных времен с новенькими знаками отличия. Юные девушки расхаживают по казармам в форме войск СС, надев на головы пилотки. Многие из них щеголяют ремнями с кобурой. Они хотят выглядеть воинственными, однако никакого оружия у них нет. Они состоят в так называемых «батальонах смерти» СС, дав клятву умереть, но не попасть в руки врага. Это — естественный результат курсов стрелковой подготовки для женщин. Несколько дней назад они ходили осваивать новый вид «спорта», а теперь вынуждены надеть военную форму. Вряд ли этот «спорт» покажется им таким привлекательным, когда дело примет серьезный оборот. Их бриджи, тесно обтягивающие ноги, явно заставляют солдат воспринимать их не как боевых товарищей, а иначе, гораздо более легкомысленно. Солдаты видят в них удобное средство удовлетворения плотских утех. Девушки это чувствуют и ходят по казармам, горделиво задрав головы.
К зданию вещевого склада подъезжает огромный желтый автобус. Его начинают разгружать. Рядом стоит чиновник, проверяющий каждый выгружаемый предмет. Во двор казарм также въезжают повозки с оружием, в том числе и с пулеметами, и боеприпасами. Это — старое оружие из самых разных стран всех мыслимых типов. Его уносят в казармы. Оно считается вполне подходящим для войск, независимо от того, умеют солдаты стрелять или нет. Беру из тележки новую пилотку, а свою старую забрасываю в кусты. Чуть позже подходят один за другим мои товарищи и выбирают себе головные уборы. Однако вскоре появляется квартирмейстер и обрушивает на нас поток ругани. Однако уже поздно, все выбрали себе новые пилотки и не собираются расставаться с ними. Мы уже побывали в таких переделках, что нам теперь не страшен никакой квартирмейстер.
Мы заходим в казарму. Узнаем, что штабс-фельдфебеля Бекера, бывшего командира роты призывников (как давно это было!), отправили на фронт. Чучело погиб, остался лишь Ритн.
На стене казарменного здания висит огромный пропагандистский плакат, из которого явствует, что русские непременно убьют нас, если возьмут в плен. Невозможно понять, стоит ли верить всему этому. Другой плакат, на котором еще не успела высохнуть типографская краска, словами Геббельса провозглашает: «Самый жуткий и темный час — предрассветный!»
Карта Берлина, включающая пригороды до самого Одера (все еще показаны позиции на Одере), явно свидетельствует о безнадежности сложившейся ситуации. Сегодня линия фронта проходит по станциям берлинского метро. Эркнер — это Восточный фронт. Ораниенбург и Фрохнау — Северный. Потсдам и Вердер — Южный. Только западный Шпандау все еще в наших руках, вот только неизвестно, как долго он будет оставаться немецким.
Возвращаюсь на чердак. Лейтенант Штихлер подсаживается к нам и разговаривает с нами так, как будто мы инвалиды. Сегодня вечером нам снова придется участвовать в боях. Мы надеялись, что получим день передышки. Однако никакого отдыха не может быть в жизни, над которой нависла грозная тень смерти.
Темнеет. Дождь прекратился. В казармах нет электрического освещения. Воды тоже нет. Ее приходится приносить, набрав под расположенной во дворе колонкой. Кто-то приносит наши пайки. Выясняем, что каждому из нас полагается по пол-литра шнапса. Начальство, должно быть, поняло, что нужно каким-то образом снять наше недовольство. Нам также приносят сигареты и шоколад. Делим эти сокровища при свете нескольких свечных огарков. Затем начинается обмен. Меняю сигареты на шоколад и оказываюсь обладателем внушительной порции. Затем вместе с Гейнцем и Штрошном отправляюсь в столовую, точнее, на кухню, где выдают шнапс. Возвращаемся обратно с немалой емкостью спиртного.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});