обстановку внутри.
Так. Кровать, стол, граммофон, лампа с оставленным светом, зашторенное окно, деревянный пол, коврик и книги… много книг. Они стопками стояли по всей комнате. А ещё в углу возвышались две бочки.
Изучив обстановку, я встал у двери, быстро нарисовал знак спирали со стрелой внутрь и наступил на него, после чего тут же исчез из коридора. Последнее, что я увидел — как Акулина открыла рот, глядя, как я растворяюсь в воздухе.
Молодчина, чёрт возьми!
Вместо того, чтобы наблюдать за лестницей, она пялилась на меня!..
Через несколько секунд я уже возник внутри комнаты Испытателя, аккурат между двумя стопками книг, обрушив только одну из них и подняв немало пыли и шума.
Не сходя с места, я вернул книги на место и огляделся.
Испытатель жил, как отшельник.
Даже странно, что такой старик работал на могущественный Дом Ланне. Слишком бедно, слишком мрачно, слишком захламлено. Комната пропитана запахами нищеты, залежалого белья и табачного дыма.
На столе — новые наборы алхимических паяльников, целые и разбитые колбы, полотенца, заляпанный стакан с недопитым чаем и раскрошившееся печенье на тарелке.
На стенах — полки с баночками и деталями стальных конструкций, таблицы соляных знаков, портреты учёных, а ещё исчерканные плакаты с семейным древом разных почтенных Домов Стокняжья. Там были и Снеговы, и Ланне, и даже императорская семья Искацин.
Я прошёл к столу, открыл единственный ящик: чернильные карандаши, чистые листы бумаги, круглые очки с соляными знаками — больше ничего.
В шкафу тоже не обнаружилось подозрительных вещей, лишь затасканное пальто на вешалке, кожаные фартуки, набор ножовок и пожелтевшее сменное бельё.
Рядом со шкафом стояли две массивных бочки. Сначала я подумал, что там вода, но когда сдвинул одну из крышек, то чуть не задохнулся от зловония. В нос ударил запах падали, да такой, что меня чуть наизнанку не вывернуло!
Едва справившись с собой, я зажал ладонью нос и заглянул внутрь. Там лежали чьи-то кости, кишки, остатки кожи, клочки волос… и отрезанные головы…
Взглянув на них, я снова еле справился с приступом рвоты.
Это были головы ниудов. Испытатель расчленял трупы котлованных тварей и что-то с ними делал. Живодёр хренов…
Я вернул крышку на место и проверил вторую бочку. Она наполовину была наполнена красной мерцающей маслянистой жидкостью.
Фагнум… литров сто, не меньше.
Наверняка, хватит, чтобы создать целый взвод чароитов.
Да за такое можно в «Бутон» загреметь на всю оставшуюся жизнь!..
Плотно закрыв крышки, я отошёл на середину комнаты и ещё раз окинул стены взглядом. Где старик прятал самые ценные вещи? Под досками пола? В стене? За шкафом?..
Чёрт. Не могу же я всю комнату вверх дном перевернуть вместе с бочками. Я бы, конечно, не побрезговал и их исследовать, но времени для этого просто не было.
Мой взгляд упал на стопки книг.
«История Алхимии Стокняжья».
«Мастера Материй Эпохи Магического развития».
«Выдающиеся труды элитария А.Ю. Маслова».
«Выдающиеся труды элитария Е.Е. Демидовой».
«Выдающие труды профессора И.И. Андронникова».
Я наклонился и взял книгу с трудами Андронникова, покрутил в руках и зачем-то понюхал обложку. Пролистав страницы, заметил закладку, вырезанную из газеты.
Она торчала на главе с перечислением артефактов Колидов, с их подробным описанием. Всё, что я читал в конспекте Кики Гамзо, было сокращённым вариантом, а тут — совсем другое дело. Имелись даже цветные рисунки находок, в том числе, мой атлас и кубок, который сейчас находился в сумке на моём плече.
Для меня это не было новостью, но всё померкло, когда я понял, что означала сама закладка из газеты.
Эта газета была из моего мира!..
Из моего!
На краю листа отчётливо значилось — «Петровская правда, №2478» и стояла дата. Газета выходила в свет полтора года назад. В то время мой отец был ещё жив.
На газетной вырезке имелась статья о том, что в нашем мире продолжает свирепствовать болезнь «истощение манных сил организма» и косит магов, которых и без того немного, а ещё там была фотография моего отца с пометкой «Волков Мирон Иванович, врач-эпидемиолог».
— Папа… — прошептал я, не в силах оторвать взгляда от серьёзного отцовского лица.
Меня охватил озноб, будто резко поднялась температура. Я выдохнул и сунул газету обратно в книгу, затем ещё раз оглядел комнату и тут увидел под шкафом блестящую ручку чемодана.
Через мгновение мои вспотевшие руки уже вытаскивали знакомую кожаную вещь из-под шкафа.
Сердце колотилось, как бешеное.
Господи… Господи…
Это был чемодан моего отца! Я помнил его до самой последней детали и не мог ошибиться. Вот и потёртая левая сторона, вот царапины на откидной крышке, вот маленький рисунок медведя, который я сам наклеивал…
Именно из этого чемодана отец когда-то вынимал атлас, чтобы подарить его мне.
Неужели отец был здесь? Или чемодан у него украли?
Когда он умер прямо у нас на станции, прибыв туда из Тафалара, при нём чемодана не было. По крайней мере, нам потом так говорили работники станции.
Значит, больше года эта вещь пролежала тут, у какого-то старика под шкафом?..
Я уже хотел открыть чемодан, накрыв пальцами замки, но тут из коридора послышался громкий голос Акулины:
— Эй, господин! Э-эй, я вам говорю! Вы не спешите так, господин! У них тут туалетом воняет! Воняет, я вам говорю! Эй! Господин! Сто-о-о-йте!.. Хотите, я вас приласкаю?..
От взволнованного голоса Акулины меня бросило в пот.
Вот дьявол! Как же не вовремя!
Когда так часто удаётся выкручиваться из передряг, то, в конце концов, везение заканчивается. Прямо как сейчас.
Я уже собрался подняться на ноги, прихватив с собой книгу Андронникова и вещь отца, но стоило убрать пальцы от замков чемодана, как мне в лицо прыснуло что-то едкое.
Глаза и нос обожгло так, что я отпрянул назад, с шумом повалив сразу несколько книжных стопок. Один вдох — и в глазах потемнело. Я зажал нос рукой, но это не помогло. Через секунду моё тело мешком рухнуло на поваленные книги, а ещё через секунду глаза закрылись сами по себе.
Слух успел уловить далёкие выкрики Акулины:
— Туалет воняет, я вам говорю! Туале-е-е-ет!..
А потом я потерял сознание…
* * *
— Вы когда-нибудь страдали бессонницей, господин вор?..
Это первое, что я услышал, когда очнулся.
Вопрос был задан негромким и мягким мужским голосом.
— Бессонница — страшная вещь, приходится с ней считаться, — продолжил неизвестный. — Все знают, что мы с Герасимом гуляем по ночам, а ещё все знают, что в нашу