Читать интересную книгу ...И вся жизнь - Павел Гельбак

— Свершилось! Ликует мир. Прислушайся, товарищ, ты слышишь, как бьется твое сердце?

Ко мне подошел Викентий. Положил руку на плечо:

— Прости, Паша, тебя зовет секретарь обкома.

— Попроси минутку подождать. Сейчас закончу статью.

— Он свою уже написал.

— Давай в набор.

— Не будешь читать?

— В полосе.

Линотипист держит руки на клавишах. Продолжаю диктовать:

— Убийцы у позорного столба! Ты чувствуешь, товарищ, легче стало дышать, посвежел воздух.

Ко мне подходит Андрей Михайлович. В руках у него стакан и бутылка с коньяком.

— Разрешите выпить, редактор, с линотипистами.

— За победу нельзя не выпить!

К стакану присоединяется кружка, сделанная из консервной банки.

— Да здравствует наша Победа!

Весело перестукиваются линотипы. Дружная, трудовая симфония. Никогда так не спорилась работа. Еще только утренние лучи солнца позолотили кресты костелов и церквей, а уже из типографии пошел по городам и селам пахнущий краской свежий номер «Зари Немана».

Наступил день мира. На первой полосе газеты от 9 мая 1945 года я размашисто написал:

«Сынок, ты родился во время войны, однако твоя память не сохранит ни зашторенных окон, ни воя бомб, ни пожарищ. Ты лежал в коляске, глядел в потолок, когда мы праздновали Победу. В этот день для тебя открылись безоблачные дали, над землей взошла заря счастья. Ее зажег Человек, наш советский Человек, он пролил кровь за твое счастье. Люби его и сам стань Человеком!

Отец Принеманск, 9 мая 1945 года».

Сентиментально? Возможно. Но представляю, лет через двадцать пять — тридцать этот номер газеты попадется на глаза сыну. Уверен, что он с благодарностью подумает о нас, простых людях, которые порой трудно жили, иногда ошибались, но всегда верили в торжество своей идеи, были мужественными, а потому и одержали Великую Победу.

ДНИ БЕСПОКОЙНЫЕ

Повесть вторая

Отец и сын

1

Ткаченко покинул кабинет редактора газеты «Заря Немана» как раз в тот момент, когда старик-вахтер с отверткой в руке подошел к двери его комнаты. Увидев заместителя главного редактора, с которым проработал в редакции добрый десяток лет, вахтер виновато сказал:

— Вот так и получается, Павел Петрович, комендант велел…

Много ли нужно времени, чтобы отвинтить два шурупа и вынуть из-под стеклянной планки бумажку с жирно напечатанной фамилией «Ткаченко»? Минута-две. Комендант поторопился: можно было снять с двери табличку и позднее. А сейчас у Павла Петровича ощущение такое, словно он попал на собственные похороны. «Заря Немана» для него не эпизод в жизни, а сама жизнь. Сюда он пришел молодым парнем с копной густых черных волос, а уходит… Причем тут прическа? Не собирается же он требовать у редакции компенсацию за потерянные волосы. Врачи областной поликлиники были непреклонны в своем решении:

— Редакционная работа категорически противопоказана!

Сколько раз Павел Петрович мечтал избавиться от каторги, именуемой редакцией. Здесь, в этом кабинете, он проводил долгие бессонные ночи над мокрыми полосами. Возмущался, негодовал, проклинал свою журналистскую долю, завидовал нормальным людям, которые в девять приходят на службу и в шесть возвращаются домой. Он даже сделал вырезку из журнала ЮНЕСКО, где приводились данные о продолжительности жизни людей разных профессий. Сведения, собранные во многих странах мира, свидетельствовали, что самый короткий срок выпал на долю журналистов. В массе своей они живут значительно меньше, чем люди таких тяжелых профессий как шахтеры, металлурги, химики. Ткаченко любил показывать друзьям эту вырезку, а потом долго рассуждать о причинах, которые укорачивают век журналиста. Но вот врачи сказали, что настала пора и ему, Павлу Петровичу Ткаченко, отдохнуть, и сразу — ощущение пустоты и страха. Словно дошел до края пропасти и шагать дальше некуда.

Ответственный редактор Сергей Александрович Глебов — новый человек в «Заре Немана» — совсем недолго проработал с Ткаченко, но успел привязаться к своему заму. Когда он узнал о решении врачебной комиссии, искренне огорчился:

— Это все равно, что мне правую руку начисто отрезать. Но что поделаешь? Медицина, она такая: шутки шутить не расположена.

Сергей Александрович пришел в газету с партийной работы и еще не привык к газетным штормам. Конечно, ему нужна опора в коллективе. Ну, да и без Ткаченко в «Заре Немана» много опытных журналистов. Взять хотя бы Викентия Соколова. Только в «Заре» третий десяток в ответственных секретарях ходит. Засиделся в девках, его бы и следовало выдвинуть в замы, тем более, что и сам он об этом давно мечтает.

— «А вот был такой случай…» — редактор напомнил излюбленное выражение Соколова и засмеялся. — Напичкан различными газетными историями, как колбаса салом. Уж больно высокого мнения о своей персоне. Правда, журналист он знающий, секретариат — его стихия. А вот заместителем редактора не каждого возьмешь. Заместитель редактора — мозговой центр редакции, вокруг него все творческие силы объединяются.

— А редактор? — с любопытством взглянув на Глебова, спросил Ткаченко.

— Редактор? — переспросил Сергей Александрович. — Организующее начало, директивный орган. Да и в редакции он реже бывает. Посчитай, сколько дней в неделю мне приходится сидеть не за редакторским столом, а в президиумах различных совещаний, присутствовать на заседаниях бюро обкома…

Прощаясь, Сергей Александрович неожиданно добавил:

— Присылай к нам сына. Читал его статейки в комсомольской газете. Недурно. Пусть в «Заре Немана» остается фамилия Ткаченко.

Предложение редактора подсластило пилюлю. Павел Петрович не меньше, чем своим уходом на пенсию, был озабочен судьбой младшего сына. Анатолий еще в школе проявил некоторые литературные способности — писал стихи, рассказики, был бессменным редактором вначале классной, а затем и школьной стенной газеты. С девятого класса он стал сотрудничать в профессиональной печати. Первая его заметка появилась в комсомольской газете неожиданно для отца и вызвала у него чувство радости, гордости.

— Не оскудеет журналистское племя Ткаченко, — сказал Павел Петрович жене.

— Ты не преувеличивай способностей Толика. Это заметка еще ни о чем не говорит, — возразила Тамара Васильевна, — просто счастливое стечение обстоятельств.

Жена, конечно, права. Для первой заметки обстоятельства благоприятствовали Анатолию. Вместе с одноклассниками он поехал на Октябрьские праздники в Ленинград. В Разливе, у ленинского шалаша, он встретился с космонавтом Германом Степановичем Титовым. Космонавт стоял у шалаша с женой и двумя товарищами. Толик схватил у друга фотоаппарат и навел его на космонавта. Титов рассмеялся:

— Ничего у тебя не выйдет, паренек. Крышку-то с объектива ты забыл снять.

Герман Степанович расспросил ребят, откуда они, сфотографировался с ними на память, а прощаясь, спросил у Толика:

— Ну, а ты, фотограф, наверное, космонавтом хочешь стать?

— Журналистом, — смущаясь, ответил Анатолий.

И вот он будет работать в газете. Заметка о встрече с космонавтом стала первой. За ней пошли другие. А выйдет ли из него журналист? Этого пока еще никто с уверенностью сказать не может. Если бы зависело только от отца, то он отдал бы Анатолию все, что сам накопил за долгие годы работы в газете, ни времени, ни сил не пожалел бы. Хочется верить, что у Толика во всяком случае есть призвание к журналистике. Ведь и мать и отец — люди творческие… О династиях сталеваров, судостроителей и говорят и пишут. А о журналистах? Может быть, будет и династия журналистов Ткаченко?

Пока надо опускаться на грешную землю. На двери, где много лет висела под стеклом твоя фамилия, — выцветшее белое пятно. Павел Петрович выбрасывает из ящиков письменного стола бумаги: черновики, планы, задания, наметки. Соломенная корзинка полна, рваной бумагой устлан пол.

Зазвонил телефон. Ткаченко снял трубку, выслушал студента, предложившего очерк о поездке по республикам Средней Азии, посоветовал ему обратиться в отдел информации. Повесил трубку и подумал, что завтра кто-то другой будет отвечать на телефонные звонки и, если кто спросит Ткаченко, ответит, что такой больше не работает в «Заре Немана».

А казалось, что редакция и часу не обойдется без него. Обойдется! Превосходно обойдется, как обходится без многих, которые после войны приходили в «Зарю» и уходили из редакции. Фамилии некоторых даже не сохранила память.

Зачем так мрачно? Ткаченко, как бывало и раньше, в трудную минуту, постарался взглянуть на себя со стороны и остался недоволен. Конечно неприятно, если попадешь под ливень и укрыться негде, но право не стоит вживаться в роль несчастненького пенсионера.