в своей жизни ни в чем не был так уверен, как в этом, Маша, — серьезно признался я, — ни в чем… Пойдем.
Я зашел в душевую кабинку, включил воду и облизнулся, когда обнаженная Маша вошла ко мне, обняла со спины и уткнулась носом между лопаток. Обернулся через плечо, хмыкнул и выругался, когда из душа потекла ледяная вода.
Маша вскрикнула, сделала шаг назад, а потом вдруг весело рассмеялась.
— Горячей воды нет, — поймав ее волну веселья, развел я руками.
— Нам везет, — хмыкнула она.
Мы вдвоем вымылись за рекордные несколько секунд. Маша стучала зубами, пока я растирал ее полотенцем. Второе я повязал себе на бедра.
— Согрелась? — спросил у нее, заметив, что кожа покраснела.
— Кажется, да, — несколько раз кивнула она и потянулась за футболкой.
Накинула ее, сунула ноги в тапки, и мы вернулись в мою комнату. Я снова взял плед, завернул ее и посадил на диван.
— Кури здесь, — попросила Маша, заметив, что я потянулся за сигаретами.
Подумала и задумчиво произнесла:
— Я никогда не пробовала курить.
— Хочешь попробовать? — приподнял я бровь.
— Хочу, — она смешно надула губы. — Научишь?
— Ну, держи, — я вытащил из пачки сигарету, протянул ей и старался не засмеяться, когда она неумело сунула ее в рот.
Чиркнул зажигалкой, поднес к кончику сигареты и наблюдал. Маша сделала затяжку, закашлялась, вытащила сигарету изо рта и скривилась:
— Гадость.
— Верно. И больше ты курить не будешь, — приказал я, забирая из ее рук зажженную сигарету.
— Сама не хочу, — задрала она нос.
Я сел на пол, на то же место, где просидел половину ночи, подвинул к себе пепельницу и с удовольствием сделал затяжку, глядя на Машу.
Она подумала, слезла с дивана и легла на пол, закинув ноги на тумбочку у моей головы. Поерзала, устраиваясь поудобнее, сложила ладошки на животе и смотрела на меня.
Я снова затянулся, прищурил глаза и выдохнул дым в воздух. Повернулся, обнял ее ножки и поцеловал. Щеки Маши раскраснелись, а взгляд затуманился.
И я решился:
— Лежи и не двигайся.
Встал, залез в один из ящиков и достал обычный детский альбом для рисования и простые карандаши. Вернулся на свое место, выдохнул и принялся за дело.
Маша не шевелилась. Лежала и смотрела, как я рисую ее портрет. Иногда кусала губы или чесала нос. В такие моменты я нарочито строго требовал не шевелиться, пока рождается произведение искусства, не озвучивая, что настоящее произведение — это она.
— Покажи, — попросила Маша, когда я почти закончил.
— Не-а, — я мотнул головой и закрыл альбом.
— Марат, — засмеялась Маша, — не будь врединой, мне же интересно.
— Сейчас не покажу, — уперся я. — Через год в этот же день посмотришь.
Она снова нахмурилась и тяжело задышала. Поняла.
Я протянул руку, обхватил ее щеку и неожиданно даже для себя отчеканил:
— Я тебя больше никому не отдам, Маша. Даже ЕМУ. Уверен, что ты станешь самым светлым ангелом, но не сейчас. Твое время еще не пришло.
Я мотнул головой, указывая куда-то на потолок. Мои глаза жгли злые слезы, а по щеке Маши покатилась пара слезинок.
Она перехватила мое запястье обеими руками и с надрывом попросила:
— Не отдавай. Даже ЕМУ меня не отдавай. Пожалуйста!
Глава 25
Марат
Я падал в черную бездну без единого лучика света, когда меня словно толчком выкинули в реальность. Открыл глаза, отдышался, сжал зубы и резко повернулся, спросонок не сразу сообразив, что Маша спала рядом.
Воспоминания о прошедшем вечере накрыли тяжелой лавиной, оставляя огромные камни тревоги на душе.
Маша спала как ребенок, свернувшись калачиком и чуть надув губы. Я осторожно убрал с ее лица прядь волос и поднялся на ноги так, чтобы ее не разбудить. Глянул на часы и понял, что поспал чуть больше четырех часов.
Вышел в кухню, плотно прикрыл за собой дверь и потянулся за сигаретами. Открыл форточку и выдыхал дым. С улицы тянуло прохладой, но я не чувствовал ничего, кроме боли, тревоги и злости.
Докурил одну и тут же потянулся за другой, вспоминая, как Маша взяла в тонкие пальчики сигарету и поднесла к губам. Никто до нее так сексуально не курил. Ни с кем до нее секс так не выворачивал наизнанку.
И ни за кого до нее я не был готов отдать свою жизнь взамен на ее. Если бы можно было, я бы не раздумывая пожертвовал собой, только бы с ней все было хорошо.
И она жила!
Сегодня у меня было много дел, и первым пунктом было заехать к ее врачу и поговорить. Я хотел знать примерную стоимость лечения в частной клинике и не собирался сдаваться без боя.
Обещал ведь никому не отдавать…
Докурил, написал спящей Маше короткую записку с требованием позвонить, когда она проснется, поставил ее телефон на беззвучный, решив, что сегодня она должна выспаться и никто не будет ее беспокоить. Хватит, ее семья справится и без нее.
Оделся, сходил в ванную, умылся теплой водой и спустился на улицу. Завел машину и поехал к в клинику.
На полпути ожил мобильник. Решив, что Маша проснулась, хотел потребовать, чтоб спала дальше, но на экране высветилось другое имя.
Я напрягся и ответил:
— Да!
— Привет, Марат, — я слышал, как Всеволод сделал затяжку.
— Добрый день. С тачкой все нормально?
— Летает. Ты рукастый парень, я смотрю. Есть предложение.
— Какое?
— У друга тоже электрика барахлит на мерсе. Глянешь? По деньгам не обидим, если все быстро починишь.
— Пригоняй в салон, — сразу же согласился я.
Вчера Всеволод за быструю и качественную работу заплатил мне мой месячный оклад, поэтому отказываться от его предложения было бы просто глупо.
— Давай у меня в гараже, тачка не заводится совсем. Адрес скину, когда подъедешь?
— Часа через два, — прикинул я, — жду.
— Бывай.
Я отбросил мобильный на пассажирское сидение и увеличил скорость.
Доехал до клиники, припарковался и прошелся по территории, заглядывая в каждую мусорку.
Порадовавшись тому, что дворник с утра был занят уборкой снега, вытащил Машины анализы, смахнул снег и вытащил из файла документы, пытаясь найти фамилию врача.
Решительно вошел в здание поликлиники, нашел в списках номер кабинета, где принимал Вяземский, и сразу же рванул к нему.
Для приличия постучал в дверь, открыл и в лоб спросил:
— Вяземский — это вы?
— Я. Часы приема еще не начались, молодой человек…
— Я не на прием, — отрезал я, запирая дверь за своей спиной.
Подошел к столу, протянул доктору Машины анализы и сжал зубы.
— Кондратьева, — вздохнул он, снимая с носа очки.
Сжал пальцами переносицу и устало поинтересовался:
— Вы ей кто?
— Неважно. Я хочу знать подробности о ее диагнозе и о клинике, где ее можно вылечить. Маша говорила что-то про столицу…
— Сядьте, пожалуйста, — попросил Вяземский.
Я