Читать интересную книгу Роман женщины - Александр Дюма-сын

— Я — маркиз де Гриж, — сказал он, заметив, что Эмануил, узнав его, казалось, не мог припомнить его фамилии, — я имел честь быть вам представленным в опере бароном де Бэ.

— Помню, помню, — отвечал де Брион, дружески протягивая руку молодому человеку.

— Вы уехали в Поату, как и располагали, на другой день после того как я вас видел, — сказал Леон. — Могу ли я спросить, — продолжал маркиз, — как кончилось ваше приключение с прекрасной Юлией? Вы не поддались ей и все-таки уехали?

— С бароном де Бэ, в назначенный день и час.

— А она?

— Не знаю, ее я не видал еще, — и Эмануил взял направление к набережной Вольтера.

— Вы направляетесь в Сен-Жерменское предместье? — спросил де Гриж.

— Да, на улицу Святых Отцов.

— Если позволите, я пойду с вами, я иду на улицу Жака. Так вам никто и не говорил о Юлии? — прибавил Леон с удивлением, идя возле Эмануила.

— Решительно нет. Как видите, вы преувеличили немного и ее склонность, и ее виды.

— Но ведь еще не все кончено…

— Ошибаетесь, напротив, давно все кончено, — возразил де Брион с такою уверенностью, как будто хотел сказать: «Мне некогда заниматься подобными развлечениями».

— Вы, может быть, и правы, но она не из таких женщин, которые легко могли бы расстаться с подобным вам человеком. В вас она видела более чем любовника; через вас она выигрывала положение. Ловели — наложница де Бриона! Подумайте об эффекте, который бы произвела эта новость в Париже, как бы усилилась ее известность. Покинув ее, вы нанесли удар и ее сердцу, и ее самолюбию, ибо ничего нет удивительного, что она полюбила вас.

— Разве она говорила вам что-нибудь об этом?

— Я сам не видел ее с тех пор; я выехал из Парижа почти в одно время с вами и вот только что возвратился; но завтра будет опера, где она непременно будет, и я увижу ее. Не мешало бы узнать ее намерения и виды, трудно предположить, чтобы такой скорый разрыв не задел ее за живое; если она, как я думаю, намерена вести войну, то я хочу иметь честь изменить ей и предуведомить вас.

— Уверяю вас, — отвечал Эмануил, как бы обидевшись той важности, какую приписывали его поступку, — уверяю вас, что воинственное расположение Юлии Ловели не опаснее ее любви. Я был бы в отчаянии, если моя связь с нею сделается известною, а особенно когда подумают, что я считаю ее серьезною или помню о ней.

— Извините меня, — продолжал де Гриж, — я живу в мире тунеядцев, для которых такого рода приключения составляют события, и потому забываю, что, к счастью, вы не принадлежите к этому миру.

Разговор принял другое направление и перешел на охоту, лошадей и политику. Незаметно подошли к улице Святых Отцов. Эмануил остановился у дома № 7.

— Вы хотите сделать визит графу д’Ерми?

— Да, вы знаете его?

— Нет, хотя давно барон де Бэ хотел меня с ним познакомить, уверяя, что это весьма приятное семейство, и я не оставил еще желания быть ему представленным.

— Я с удовольствием представлю вас, и поверьте, что сдержу свое обещание лучше барона. Граф и графиня вернулись в Париж только вчера и скоро возобновят свои приемные дни; в один из них я заеду за вами.

— Право, вы слишком любезны, — отвечал Леон с поклоном, отдавая карточку де Бриону, который, простясь с ним, вошел в отель графа.

Граф уже встал.

— Вы были здесь? — сказал он с улыбкой, увидя Эмануила. — Отчего же вы не вошли?

— Вы еще спали.

— Разве вы не у себя дома?

Эмануил сжал руку д’Ерми.

— И точно, — сказал он, — я и то уже распорядился, как бы принадлежа вашему семейству, обещав прекрасному юноше, молодому маркизу де Грижу, представить его вам.

— Представьте, любезный друг, представьте; каждый, кто войдет ко мне с вами, — будет дорогим гостем. Вы останетесь у меня завтракать?

— Нет; я хотел вас видеть, я видел вас и теперь уйду.

— Вы вовсе не думаете о том, что говорите. Сердце ваше, любезный Эмануил, еще не изощрилось в политике и не умеет скрывать своих желаний. Дети проснутся и тотчас же выйдут.

— Когда вы так хорошо меня знаете, я останусь. — Сказав это, Эмануил сел возле графа.

— Завтра мы едем в оперу, — сказал граф, — графиня хочет доставить удовольствие Клементине, которая должна через два дня расстаться с нами и отправиться в Дре; если вы свободны, не хотите ли провести завтрашний вечер с нами?

— С величайшим удовольствием.

Уверяют, что есть предчувствия, предвещающие несчастья. Эмануил же, будучи таким же фаталистом, как и каждый, не подозревал, однако, что завтрашний вечер будет иметь огромное влияние на всю его жизнь.

VII

По приезде в Париж большая часть первой ночи прошла и для Мари в размышлениях и раздумье, но для нее неизвестность не существовала; она была уверена в любви своей к Эмануилу. Нравственная перемена, совершившаяся в ее жизни вместе с появлением де Бриона, не допускала на этот счет ни малейших сомнений. Оставленный ею замок казался ей печальным и скучным без Эмануила, она не понимала, как могла она до сих пор гулять в том парке, не предчувствуя даже, что когда-нибудь она вместе с ним будет отдыхать в его тенистых аллеях; наконец, его присутствие в любимых ею местах казалось ей необходимым дополнением ее счастья.

Ни одного слова любви не было еще произнесено между ними, но с того дня, как Клементина отказалась от предложения Эмануила, Мари поняла, что ее минутная холодность принудила его на такое действие; Мари раскаялась, и, чтобы вознаградить его за страдание, она тотчас же возобновила их прежние дружеские отношения и сделала это с таким женским тактом, что еще сильнее привязала к себе и его сердце, и его мысли. Между тем, она боялась возвращения в Париж. Она страшилась, что дела политики и прежние привычки опять овладеют совершенно любимым ею человеком и вытеснят из души его эту случайную любовь. Но наутро, когда она увидела его пришедшим к ним в 9 часов утра и потом воротившимся в 11, она еще более уверилась и думала: «Он любит меня».

Весьма естественно, что в чувствах Мари было достаточно гордости. Другой, даже более красивый, более общительный молодой человек не произвел бы на нее такого сильного впечатления; но Эмануил увлекал оригинальностью и знаменитостью, заслуженною его деятельностью. Отдать свою мысль и сердце такому человеку было для нее как бы делом предприятия, и, как она говорила Клементине, ей хотелось овладеть этой сильной натурой, которая до сих пор знала только одну борьбу на арене политических прений. Она достигла цели — Эмануил не принадлежал себе более. Как достигла она своей цели, она и сама не могла бы объяснить нам. Вверившись своему сердцу, она слушалась его и поступала так, как оно ей советовало.

Присутствие Эмануила в ложе оперы было для нее еще небывалым событием. Ей казалось, что все прочтут на ее лице выражение этого счастья, которым преисполнится ее сердце; что все угадают эту любовь, которую она зажгла в душе де Бриона, и что на другой день весь Париж только и будет повторять: «Де Брион влюблен».

Мари сообщила свои мечты Клементине и повторяла их беспрестанно. А Клементина начинала уже задумываться, зная, что послезавтра она должна расстаться с этой приятной жизнью, которою она жила два месяца, и возвратиться в провинцию, в пансион. Надо сказать, были минуты, в которые она не могла победить сожаления о своей минутной мечте, которой она так легко пожертвовала ради своей подруги. Представляя себе эту крошечную комнатку, которая ожидает ее у мадам Дюверне и где она будет совершенно одна, она не могла скрыть глубокой грусти, на которую Мари, дышащая счастьем, не обращала даже внимания.

— О, как мне будет скучно в Дре, — сказала ей Клементина.

— Бедная, — отвечала ей Мари, которая, лишь только тоска ее подруги выражалась словами, тотчас же начинала ей сочувствовать. — Хочешь, я поеду с тобою и проведу несколько дней у мадам Дюверне?

— Ты уверена, что я не приму твоего предложения. Могу ли я увезти тебя из Парижа в такое время?

— Я пожертвую для тебя Парижем.

— Может быть; но так ли легко пожертвуешь людьми, которые вернулись в него вместе с тобою?

Время было ехать в оперу. Вместо ответа Мари пожала ей руку. Ложа графини находилась прямо против сцены; к ней прилегала комната, в которой барон, когда только он бывал в спектакле, проспал по крайней мере не одно действие.

Приезд г-жи д’Ерми, двух девиц и де Бриона в одну ложу возбудил общее внимание. Все бинокли направились в их сторону, и Мари невольно должна была опустить глаза, едва удерживая биение сердца. Среди множества взоров, направленных на ложу графини, были и глаза нашей старой знакомки, Юлии Ловели.

— Это он, — проговорила она, узнав де Бриона, и бледность покрыла внезапно ее лицо.

— Посмотрите, — сказал ей Леон, который был с нею, — какие хорошенькие особы находятся в ложе графа д’Ерми.