Читать интересную книгу Багровые реки - Жан-Кристоф Гранже

— Я, конечно, не так опытен, как вы, но… В общем, если вторая жертва действительно Филипп Серти, то ясно, что речь идет о серии. Я хочу сказать — о серийном убийце. Он выбирает людей по их внешности. Наверное, люди этого типа связаны у него с какой-то душевной травмой и…

Капитан осекся под свирепым взглядом Ньемана. Впрочем, комиссар тут же подчеркнуто широко улыбнулся.

— Капитан, давайте не будем фантазировать, основываясь на каком-то сходстве. Особенно пока мы не установили личность жертвы.

— Да… Вы правы, комиссар.

Жандарм нервно вертел в руках папку с отчетами о розысках, где была, видимо, запечатлена вся хроника его маленького городка. Вид у него был одновременно и сконфуженный и упрямый. Ньеман явственно угадывал, о чем он сейчас думает: «Серийный убийца в Герноне!» Эта мысль, наверное, будет терзать его до самого выхода на пенсию, а может, и до конца жизни. Комиссар спросил:

— Как там движется дело?

— Они скоро достанут труп. Лед оказался очень уж крепкий. Мои парни сказали, что убитого втащили туда прошлой ночью. Лед мог затвердеть до такой степени только при низкой температуре.

— Когда же мы получим тело?

— Придется потерпеть еще часок-другой, комиссар. Сожалею, но…

Ньеман встал и открыл окно. В комнату ворвался холодный воздух.

Шесть часов вечера.

На город уже спускались сумерки, медленно заглатывая черепичные крыши и деревянные фасады домов. Река струилась между темнеющими берегами, точно змея среди камней.

Комиссар вздрогнул, несмотря на теплый свитер. Нет, провинция не для него! Особенно такая — затерянная в горах, отданная во власть стужи и гроз, тонущая в черной талой жиже или скованная звенящим льдом. Мрачный, враждебный край, затаившийся в безмолвии, как косточка в замороженном плоде.

— Вы ведете розыски уже двенадцать часов, что же они дали? — спросил он, ернувшись к Барну.

— Ничего. Ровным счетом ничего. Бродяг не обнаружено, из освобожденных преступников ни один не замешан в убийствах. Никаких подозрительных лиц в гостиницах, на автобусных станциях и вокзалах. Патрулирование тоже не дало результатов.

— А как там в библиотеке?

— В библиотеке?

С обнаружением нового трупа библиотечный след терял прежнее значение, но полицейский хотел все же довести розыски до конца. Он объяснил:

— Люди из центральной уголовки просматривают книги, которые чаще всего запрашивали студенты.

Капитан пожал плечами.

— Ах, вон что… Ну, это не к нам. Книгами ведает Жуано.

— А где он?

— Понятия не имею.

Ньеман позвонил лейтенанту по сотовому телефону, но тот не ответил. Его номер был отключен. Комиссар чертыхнулся про себя и спросил:

— Где Вермон?

— Там, наверху, со своей бригадой. Они прочесывают склоны, обыскивают альпийские приюты. Еще тщательнее, чем прежде.

Ньеман вздохнул.

— Запросите в Гренобле подкрепление. Мне требуется еще человек пятьдесят. Придется как следует облазить подступы к Валлернскому леднику и места, над которыми проходит фуникулер. Эту гору нужно обшарить сверху донизу, так, чтоб ничего не упустить.

— Я этим и занимаюсь.

— Сколько у вас выставлено заграждений?

— Восемь. Одно на автостраде, возле ПДП[17], два на национальных шоссе, пять на департаментских. Словом, весь Гернон у нас под колпаком. Но я уже говорил вам, что…

Комиссар пристально взглянул на Барна.

— Капитан, сейчас мы можем утверждать только одно: убийца — опытнейший альпинист. Допросите всех и в Герноне и в его окрестностях, кто способен пройти по леднику.

— Ничего себе работенка! Да здесь альпинизм — местный вид спорта.

— Я говорю об асах, Барн. О тех, кто мог спуститься в расселину на тридцатиметровую глубину и затащить туда мертвеца. Я уже просил Жуано заняться этим. Найдите его и спросите, что он выяснил.

Барн послушно кивнул.

— Хорошо, это я сделаю. Но повторяю, комиссар, мы все здесь — жители гор. В любой деревушке, в самой паршивой халупе, на каждом склоне этого хребта вы найдете сотни опытных скалолазов. Это массовое явление, даже, если хотите, профессия, даром что среди горцев есть и хрустальщики и скотоводы. Но все без исключения любят ходить по горам. Есть только одно место, где альпинизмом не увлекаются все поголовно, — наш университетский городок.

— К чему вы клоните?

— К тому, что если мы расширим зону поисков в этом направлении и включим в них высокогорные деревни, то это займет у нас много дней.

— Значит, требуйте больше людей. Организуйте штаб в каждом населенном пункте. Проверьте каждого местного жителя: чем занимался в воскресные дни, каким спортивным инвентарем располагает, куда обычно ходит и так далее. Найдите мне хоть что-то подозрительное, черт возьми!

Комиссар открыл дверь и бросил напоследок:

— И вызовите ко мне мать Филиппа Серти, я хочу с ней поговорить.

26

Ньеман спустился на первый этаж. Здешняя жандармерия походила на любую другую во Франции и, вероятно, во всем остальном мире. Сквозь застекленные перегородки комиссар видел железные шкафы-картотеки, колченогие столы с пластиковым покрытием, грязный, прожженный сигаретами линолеум. Как ни странно, Ньеману нравились эти невзрачные помещения с синеватыми трубками «дневного света» на потолке. Ибо они напоминали об истинной сути его профессии — работе на улицах, снаружи, а не в четырех стенах. Эти неуютные клетушки представляли собой не что иное, как скрытую от посторонних глаз полицейскую «кухню», откуда время от времени выбегали люди и мчались вдаль, под вой сирен, стремительные машины с мигалками.

И вдруг в коридоре он заметил ее. Она тоже была одета в синий жандармский пуловер и куталась в теплое фибровое одеяло. Комиссара пробрала дрожь при воспоминании о том, как он оказался пленником ледовой ловушки рядом с этой женщиной и чувствовал у себя на затылке ее теплое дыхание. Он быстро поправил очки — то ли прогоняя страх, то ли из кокетства.

— Почему вы не идете домой?

Фанни подняла на него светлые глаза.

— Я должна подписать свои показания. Знаете комиссар, это уже входит в привычку. Только не рассчитывайте на меня, когда будете искать третьего.

— Кого — третьего?

— Третий труп.

— А вы думаете, убийства продолжатся?

— А вы — нет?

Лицо Ньемана омрачилось. Заметив это, молодая женщина прошептала:

— Извините, комиссар. Ирония — моя вторая натура.

С этими словами она похлопала ладонью по скамье, как будто приглашала ребенка сесть рядом с нею. Ньеман опустился на скамью. Втянув голову в плечи, сжав руки, он зябко постукивал каблуками об пол.

— Я хочу поблагодарить вас, — еле слышно пробормотал он. — Если бы не вы, там, в трещине…

— О, я всего лишь выполнила свои обязанности проводника.

— Это верно. Вы не только спасли мне жизнь, но и привели именно туда, куда я стремился попасть.

Фанни нахмурилась. По коридору озабоченно сновали жандармы. Скрипели ботинки, шуршали плащи. Молодая женщина спросила:

— Как идут дела? Я имею в виду расследование. Чем вы объясняете эту кошмарную жестокость? А эти действия убийцы — бессмысленные, ненормальные…

Ньеман попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой.

— Пока результатов нет. Я могу полагаться только на свою интуицию.

— То есть?

— Она подсказывает мне, что это серийное дело. Но не в общепринятом смысле этого слова. Наш убийца действует не наобум, не под влиянием слепых наваждений. У него есть побудительный мотив. Определенный. Глубоко обоснованный. Рационально объяснимый.

— Какой же это мотив?

Полицейский взглянул на Фанни. На ее лицо то и дело падали тени от суетившихся людей, словно вокруг метались птицы.

— Не знаю. Пока не знаю.

Наступила пауза.

Фанни закурила сигарету и неожиданно спросила:

— Сколько лет вы уже в полиции?

— Около двадцати.

— А что вас подвигло на этот выбор? Возможность арестовывать плохих людей?

Ньеман улыбнулся, на сей раз вполне искренне. Уголком глаза он заметил вернувшихся из наряда патрульных в мокрых плащ-палатках. По выражению их лиц было видно, что они ничего не обнаружили. Он перевел взгляд на Фанни, выдыхавшую длинную струю дыма.

— Знаете, эта цель как-то очень быстро сходит на нет. Впрочем, справедливость и все эти байки, с нею связанные, никогда меня особенно не трогали.

— Тогда что же? Соблазн наживы? Солидная должность?

Ньеман удивленно пожал плечами.

— Странные у вас мысли! Нет, скорее всего, я выбрал эту профессию ради ощущений.

— Каких ощущений? Уж не тех ли, что мы с вами испытали сегодня?

— В том числе.

— Все ясно! — иронически бросила она. — Вы любитель крайностей. Жизнь начинаешь ценить лишь тогда, когда ею рискуешь каждый день.