Читать интересную книгу Снежные люди - Ахмедхан Абу-Бакар

Теперь, когда он наелся и согрелся, к Хажи-Бекиру вернулось сознание своей силы, а с ним и самоуверенность. Могильщик подошел к нарам и стал тормошить спящего, приговаривая:

— Проснись, друг, проснись! Давай поговорим... Сперва спящий только замычал, лягнулся и хотел было повернуться на другой бок, но вдруг встрепенулся, скинул бурку и спросил таким громким и резким голосом, что у Хажи-Бекира зазвенело в ушах:

— Эй, кто здесь?!

— Не кричи так! — взмолился могильщик. — Кто б ни был, я живой человек. Давай поговорим...

— Хажи-Бекир?!

— Да. — Признаться, Хажи-Бекир немного растерялся: уж лучше б незнакомый, кто не знает, что он сбежал из тюрьмы. — А ты кто такой?

Вместо ответа обитатель домика кинулся к двери; однако Хажи-Бекир успел перехватить и, невзирая на яростное его сопротивление, подтащил незнакомца к очагу, к свету; но, едва взглянув ему в лицо, могильщик побледнел, отпрянул, закричал: «Таба, таба, аллах!», — гоня прочь привидение. Но призрак не исчез: стоял перед ним в трепещущем свете очага. Теперь уж сам Хажи-Бекир метнулся к двери, но призрак преградил дорогу.

— Ты же хотел поговорить со мной, Хажи-Бекир! — оглушающе громко сказал он. — Ну, что ж, давай говорить.

— Нет, нет, нет, нет! Не может быть! Это не ты!

— А кто же?

— Т-твой при-призрак...

— Это я, Хажи-Бекир. Да ты не бойся, я сам испугался, еще дрожу...

— Нет, нет, нет, это не ты! Это не твой голос! — лепетал могильщик; от ужаса глаза его расширились и остекленели, челюсть отвисла. — Адам?!

— Да, Хажи-Бекир, это я.

— Нет! Ты умер! Я сам хоронил тебя!

— Мертвые не едят вяленое мясо с картошкой, в раю у аллаха, говорят, другое меню, — возразил Адам, сел у очага и поправил поленья. — Вижу, и тебе пришлось по вкусу мясо...

Постепенно могильщик приходил в себя от спокойного голоса Адама, но все также стоял, окаменев, и не сводил глаз с Адама: вроде бы похож, маленького роста, горбатый; но голос, голос-то не его — оглушающе громкий, командирский, властный. Это у Адама-то, у сельского парикмахера, который всегда пищал и повизгивал!

— Уж не убить ли меня ты пришел? — спросил Адам.

Не убить ли меня ты пришел?» — эти слова проплыли в доме, как шаровая огненная молния. «Убить?» Как он может убить того, кто своим внезапным возвращением из райских садов аллаха так чудесно воскрешает его, могильщика Хажи-Бекира?! Из преследуемого беглеца от правосудия, из затравленного зверя, убийцы, будущего каторжника этот милый Адам снова делает его, Хажи-Бекира, свободным, вольным человеком, которому открыт весь мир! Теперь он может даже поехать в Крым или в Латвию — куда угодно! И даже, может быть, ему позволят вернуться к прежней работе...

— Ты вправду Адам? — спросил Хажи-Бекир пересохшими от волнения, непослушными губами.

— Да.

— Ну-ка ущипни меня, если ты не призрак...

Адам подошел и ущипнул его в живот, просунув руку под полушубок.

— Ой, больно! Ну-ка еще разок! — радостно воскликнул Хажи-Бекир. — Так это и вправду ты, Адам, дорогой мой, горбатенький мой, хроменький, милый Адам! Ты живой!

И Хажи-Бекир крепко обнял сельского парикмахера.

— Ой, осторожнее! — закричал Адам, вырываясь.

— Ха-ха-ха, жив! Ха-ха-ха! — Хажи-Бекир то отходил и любовался, то кидался обнимать, то кружился вокруг Адама, пританцовывая какой-то нелепый танец восторга, хлопал в ладоши, смеялся, хохотал, всхлипывал, утирая глаза. — Ты — Адам! Ну, конечно, ты! Но ты же умер! Тебя же похоронили! Я сам видел твои кости и твою папаху...

— Какую папаху?

— Серую. Серую твою папаху, ее весь аул знает. Кара-Хартум нашел в Волчьем ущелье...

— Ох, бедняга!

— Кто бедняга?

— Я же поменялся папахами с Шахназаром. Значит, он попал в зубы черному волку...

— Так ему и надо, негодяю! Не будь этого шарлатана, разве пришлось бы мне мучиться?.. Ты — Адам? Конечно же, Адам, мой милый, дорогой горбун, мой мучитель и мой спаситель! — И опять пошел Хажи-Бекир вокруг Адама, пританцовывая и хлопая в ладоши. Видно, не только с горя теряют люди рассудок!

Вдруг могильщик остановился.

— А чего ж ты скрывался? Зачем?

— Отчего скрывался? Сначала от страха и великого желания не потерять ту, что негаданно приобрел... Но, конечно, я не вынес бы долго одиночества, если б... Хе-хе-хе, понимаешь: в ту ночь, когда я бежал от тебя и поскользнулся над пропастью, у меня вырвался крик...

— Разве это кричал ты?

— Да. Я сам себе не поверил, но крик был мой.

— А я думал...

— Ты подумал, что кричит каптар? Хе-хе-хе, и бежал же ты! Я слышал, как ты улепетывал... А я чудом не сорвался. Впрочем, и сорвался бы, беды все равно не было б: оказывается, я висел, вцепившись в камень, не над пропастью, как думал, а всего в двух вершках от земли... Хе-хе-хе! Ну и здорово ж ты бежал!

— Еще бы! От такого крика побежишь...

— Вот тогда и пришла мне мысль отомстить всем за насмешки — малым и старым. С того дня я и стал для Шубурума снежным человеком, каптаром. Мой крик пугал людей — я видел! Хоть раз я мог насмехаться над насмешниками! И я насмеялся вдоволь... Ну и нагнал же я страху в их души! А? Что скажешь, Хажи-Бекир?

— Скажу, что ты жесток, что ты убил, уничтожил аул, разрушил сакли, что люди покидают Шубурум. Скажу, что ты виновник этого опустошения...

— Да, я. Пусть! Я рад, что смог согнать людей, согнать упрямых шубурумцев с бесплодных камней. Давно мог бы я вернуться в аул, а но ходить тайком вокруг да около моей сакли, где живет Хева. Но когда увидел, что могу заставить людей покинуть наконец черствые, скудные горные земли, остался в этой убогой хижине. Я хочу, Хажи-Бекир, чтоб мои односельчане жили на богатых землях, у моря, жили новой жизнью... Там, где кино, телевизор, харчевня, театр... Я и сам хочу жить по-новому!

Да, доводы Адама были не простые, нельзя было не призадуматься... Молча смотрел на него Хажи-Бекир: сколько страданий принес ему этот человек своим желанием насильно переселить жителей Шубурума... Убить его? Но ведь он и ключ ко всей будущей жизни Хажи-Бекира. Адам — это свобода для него, вольная жизнь среди людей, гордая, чистая жизнь — незапятнанная...

— Пошли! — сказал Хажи-Бекир.

— Куда?

— Ты пойдешь со мной в аул, к людям.

— Ни за что! Пока не выгоню из аула всех до единого.

— Ох, не ори! Оглушил.

— И еще: Хева моя! Понял?

— А если я соглашусь, тогда пойдешь?

— Тогда пойду... А ты не обманешь?

— И не подумаю.

— Клянись!

— Чем?

— Своей жизью.

— Своей прежней проклятой жизнью? Пожалуйста.

— Нет, поклянись своей будущей жизнью.

— Клянусь всеми радостями, каких еще жду от жизни, — сказал Хажи-Бекир.

С каждой минутой все теплее, все радостнее становилось у него на душе: вот и кончились невзгоды, будто приснились! Главное, что перед ним сидит живой и здоровый Адам, его освобождение и защита! А Хева — шайтан с ней, все равно она сама не хочет возвращаться к нему... Ничего, найдется и Хажи-Бекиру какая-нибудь девица или вдова если не в Шубуруме, так хотя бы на новом месте: ведь и Хажи-Бекир после всех злоключений и позора не хочет оставаться в этом ауле. Поэтому успокоился Хажи-Бекир, успокоился, развеселился, и они заключили мир, который в истории может быть назван Пурбанчайским миром, ибо так называется река, что протекает в ущелье и когда-то крутила колесо старой мельницы...

Мир они скрепили добрым ужином: зажарили и съели всю баранину и картошку, какая еще оставалась в старом доме лесника у Адама.

О ТОМ, КАК ЛОПНУЛ НАДУТЫЙ ОВЕЧИЙ ПУЗЫРЬ

События в ауле Шубурум показались, видимо, настолько значительными и ошеломляющими, что ими заинтересовались самые разные люди из самых разных мест, близких и дальних. И сегодня сюда привалило столько народу, сколько за все годы не собиралось кунаков: паломники на святую могилу Адама, любопытные туристы, прослышавшие про удивительный аул в поднебесье, целый отряд ученых и специалистов по снежным людям — хорошо организованная и богато снаряженная экспедиция; оказались здесь и ревизоры, приехавшие выяснить, какой ущерб причинил колхозному складу снежный человек; прибыли и представители охраны общественного порядка, которые, впрочем, собирались ловить не снежного человека, а бежавшего из заключения убийцу... Никогда еще не было в Шубуруме такого оживления. Дети совсем сбились с ног: нужно было везде поспеть, все посмотреть, заглянуть в окна сельсовета и колхозного правления, обсудить одежду, очки, машины ученых, выклянчить у них значок или марку для коллекции, побывать у святой могилы, подивиться на туристов с фотоаппаратами и биноклями...

Казалось, приезжих в ауле больше, чем коренных жителей: еще вчера ночью многие покинули Шубурум. Теперь не было недостатка в свободных помещениях, и Мухтар с Чамсуллой радушно встречали приезжих, не спрашивая, кто и зачем прибыл, а просто отводили в пустые сакли, говоря: «Добро пожаловать, устраивайтесь и живите, сколько угодно; мы давно ждем вас, редко у нас бывают такие почтенные люди!» Ничего не поделаешь: таков обычай горского гостеприимства... А тем, кто прибыл ловить снежного человека, Чамсулла и Мухтар говорили: «Надеемся, вам будет сопутствовать удача и вы поймаете этого снежного шайтана; пожалуйста, он к вашим услугам, он в наших горах — сами видели и слышали его крик. Избавьте от него: это из-за каптара люди преждевременно покинули сакли... Впрочем, когда-нибудь это все равно должно было случиться, перед ветром времени не может устоять прошлое... Как ни жаль, а расставаться с горами надо!»