— Я знаю свое место, Мадам, и не претендую на вашего сына. Он просто поддержал меня в момент, когда я падала. По-дружески. Мой интерес — нэпманы. Использовать мужчин в своих целях, и я сама решаю, как мне жить…
— Это решаешь не ты, — перебила ее женщина, лицо которой по-прежнему находилось близко. — Это решает Черная моль!
— Но согласно кодексу Черной моли…
— Ты становишься ее собственностью, и начинаешь думать ее мозгами. Никакой самостоятельности. Это ведь удобно, деточка! Просто жить, не принимая решений! Нет решений — нет ответственности! Точнее, есть, но исключительно за то, что ты сделала… или не сделала!
Женщина в вуали ласково потеребила Лье по щеке, как ребенка, и посоветовала сделать примочки из чая перед выступлением, чтобы снять припухлость. Перед тем, как уйти, она снова прохрипела:
— Не жалей косметики! Не желаю видеть на сцене вместо лица — зад! Я буду смотреть только на тебя сегодня, порадуй Мадам!
Лье почувствовала холод, казалось, что ее внутренности покрываются льдом. Девушка некоторое время боялась встать со стула, словно ее застывшее тело при резких движениях рассыплется на куски. В проеме открытой двери появилась Мать революции, она была немного пьяна из-за недобрых вестей о Душечке, которые приняла близко к сердцу. Надзирательница поторопила Лье без крика, пожелав ей при этом хорошего выступления. Видимо, ей не хотелось, чтобы идея подвести итог под своей жизнью возникла еще у одной танцовщицы.
— Мадам будет в зале, — произнесла Мать революции тихим вымученным голосом.
Лье кивнула и не без труда поднялась на ноги, после чего неуверенной походкой покинула комнату пыток.
Борис Дмитриевич занял свое место за центральным столиком и заказал шампанское. С самого утра он почувствовал тревогу, смятение, поэтому поспешил в «Черные очи» пораньше. Ему было неспокойно и неуютно в шумном зале кабака, поэтому он «приложился» к бутылке и пузыристая жидкость быстро закончилась. Мужчина почувствовал легкий приступ веселья, и когда девушка во фраке предложила ему еще что-нибудь выпить, он не удержался и попросил повторить заказ.
— Как там моя крошка Лье? — спросил он, подмигнув хромой девушке, с легкостью откупорившей шампанское.
— Сегодня бледна! — отозвалась та недовольно. Она завидовала успеху танцовщицы, потому что тоже могла блистать на сцене кабака и соблазнить какого-нибудь красавца нэпмана, если бы не досадное происшествие с лошадью. Борис Дмитриевич хотел задать еще вопросы, беспокоясь о здоровье своей Птахи, но девица поспешила отойти к другому столику, ей было запрещено вести беседы с гостями, не касающиеся заказов.
Настроение Бориса Дмитриевича было омрачено известием о Лье, он снова налегал на шампанское. Хотелось, чтобы время шло быстрее, он вертел головой по сторонам и ерзал на стуле, как ученик приходской школы, слушающий скучное повествование учителя. «Хорошо бы поговорить с кем-нибудь, чтобы скоротать время!», — подумал он, но общение с другими мужчинами, сидящими по соседству, было строго запрещено. Вдруг он заметил даму в черном одеянии, которая степенно проследовала к столику, стоящему чуть в стороне от основных зрительских мест. Сердце мужчины заколотилось от волнения, он так долго ждал встречи с этим мрачным персонажем и не раз представлял героическую поимку бандитки, возможно даже с перестрелками, а после — разоблачение, но в данный момент абсолютно не представлял как себя вести, еще и шампанское ударило в голову. Ему захотелось крикнуть: «Черная моль, открой вуаль! Я хочу видеть твое лицо!», но чекист понимал, что это было бы верхом глупости. Он сделал несколько глотков шампанского, при этом очень старался вести себя естественно, не выдавая своего волнения, но у него это плохо получалось. Контроль над телом ослаб, и Борис Дмитриевич начал испытывать приступы паники. Ему вдруг вспомнился случай, связанный с этой загадочной женщиной, когда один из известных в Москве следователей прихвастнул, что прижал эту особу к ногтю. Тот выслеживал ее лично и почти поймал, но она мистическим образом ускользнула из его рук. Тогда он нанес ей оскорбление через прессу, описав циничную историю, о том, как бывшая куртизанка попыталась отдаться ему, но под вуалью оказалась настолько страшная рожа, что он предпочел бы не видеть женщин до скончания дней своих, чем сделаться любовником женщины, похожей на насекомое. Его фантазии почти осуществились и слова стали в каком-то смысле пророческими: его ослепили и он больше не мог видеть не только женщин, но и света божьего. Игры с Черной молью были опасны, но Борис Дмитриевич готов был рискнуть. Он выпил еще немного и, притворяясь очень пьяным, распорядился принести ему шампанского после представления, когда рядом с ним появится его Лье. Краем глаза внимательный чекист наблюдал за дамой в черном, она сидела не шелохнувшись, будто это был и не человек вовсе, а чучело. Борис Дмитриевич с трудом поднялся на ноги и пошел в сторону столика, за которым сидела Черная моль. Он шатался из стороны в сторону и медленно приближался к ней.
— Мадам, здесь не принято говорить с мужчинами, но приветствовать женщин не возбраняется! — произнес «нэпман» нараспев и поклонился. В зале началась невидимая глазу суета, это был вопиющий случай, персонал не имел представления, как себя вести в такие моменты, потому что никаких указаний от Черной моли не было, а принимать решения без ее участия подчиненные не имели права. Дама в вуали повернулась к нему и медленно встала из-за стола, после чего приблизилась к мужчине и замерла. Борис Дмитриевич чуть склонился, почувствовав холодок в районе солнечного сплетения. Лица ее под тканью в темном зале ему не было видно. «Кто знает, что на уме у этого человека?! — забурлили мысли в его голове. Я в ловушке и ничего не могу сделать. Разве что сдернуть с нее тряпку и унести с собой в могилу жуткий образ этой загадочной особы. Да… не хотелось бы так глупо погибнуть! Уж лучше бы я сдох на войне от пули врага!». Пока он вел мысленную беседу с самим собой, дама приблизилась к нему почти вплотную и тихо прошептала:
— Борис, ты жив! Невероятно…
Она пошатнулась и начала задыхаться. В это мгновение рядом с ней появился Михаил, который подхватил ее и бережно вывел из зала. Чекист долгое время стоял ошарашенный. Она назвала его по имени, выходит, они с ней знакомы? Но кто она? И как они взаимосвязаны? Тысячи вопросов-стервятников клевали его мозг, превратившийся в падаль от переизбытка эмоций и алкоголя.
Оказавшись наедине с сыном, Лидия Андреевна сорвала с себя вуаль. Он бережно положил ее на диван в «зеленом» кабинете и не решался заговорить, просто стоял рядом и ждал.
— Так странно… Казалось бы, в прошлое возврата нет, все умерло и схоронено на дне души, — произнесла она дрожащим голосом. — Но появляется человек, о существовании которого, кажется, ты и не помнишь, и все переворачивается! Возвращаются страхи, боль… чувства!
— Мама, вы говорите о том мужчине, который подошел к вашему столику?
— Да, да… тот мужчина… Что же мне делать? Ума не приложу!
Женщина начала усиленно тереть виски, будто подгоняя мысли для принятия решения.
— Кто он вам? — осторожно произнес Михаил, опасаясь ее гнева.
— Он убийца! Благодаря ему погибла моя семья! Я выжила и долгое время жила надеждой, что отомщу этому человеку! Я мечтала причинить ему много боли, чтобы этот мерзавец чувствовал себя так же как я! Выл, просил о помощи, скитался, стучался в закрытые двери… Ах, Мишенька, у меня язык не повернется поведать тебе, что я пережила! Это было слишком… ужасно, омерзительно! Бросаться от голода на собак, чтобы отобрать кусок хлеба! Учиться делать бомбы и продавать себя за возможность спать в теплой постели! И, в конце концов, продать душу дьяволу, чтобы просто выжить среди всего этого ужаса, хаоса, неразберихи! Все это я прошла, потому что жаждала мести… Месть — вот путеводная звезда, которая вела меня сквозь бури и революцию. Мне сказали, что он умер на войне, и я смогла заставить себя похоронить память о нем. И вот теперь убийца моей семьи в моих руках, он в ловушке, и я могу сделать с ним все, что захочу! И я на распутье: убить или простить?! Как ты думаешь, Мишенька?