Читать интересную книгу 2024-й - Юрий Никитин

— Жалованье увеличим прямо щас, — сказал я. — Работу тоже подберем сразу, чтобы даром хлеб не ела. Такую, чтоб по твоим плечам. Ты девочка крепкая…

— Поборемся? — предложила она мстительно.

— Только не сейчас, — испуганно сказал я, — когда ты в таком зверском настроении! Как-нибудь в постели, хорошо? Кто победит, тот и насилует.

— Вернемся к жалованью, — предложила она деловито. — И квартальную премию в размере месячного…

— Годовую, — поправил я. — А квартальную — в половинном размере. Соглашайся, пока я добрый.

Она пытливо посмотрела на меня, вздохнула:

— Хорошо. Но только потому, что надоело таскаться по собеседованиям.

— Договорились, — сказал я.

Тимур со своего места прислушивался с одобрительным видом, Алёна прижилась и понравилась почти всем, сказал жизнерадостно:

— Мудро, шеф. За одну битую двух небитых дают. К Алёне притерпелись, хоть она какая-то несовременная…

Алёна оглядела его с головы до ног, нахмурилась:

— Я?

— Ага, ты, — подтвердил он.

— В чем это я несовременная?

— Худая, — заявил он безапелляционно. — Сейчас поджарая блондинка с вот такой грудью уже вышла из моды. Даже вылетела, словно моряк из пивной, которого выставил молодой Брюс Уиллис. Людей с лишним весом много, а будет еще больше, так что моду создают они.

Роман сказал от своего стола:

— Не они, а производители одежды, продуктов и лекарств. Это им выгоднее толстые. Так что следующая мисс Вселенная прибавит еще пару килограммов…

— Пять, — сказал Тимур уверенно. — Ставлю на пять! Все ускоряется. Уже запустили рекламу, что лишний вес — это четыре складки, а не три. Но готовится переход и на пять. Лишним весом отныне будет считаться не пятнадцать килограммов сверх, а сразу тридцать. Зря еще лет пять тому подняли на щит Бриджит Джонс?.. Теперь главное не красота и пропорции, а…

— …синдром Клеопатры?

Они фехтовали эрудицией, я поспешно порылся в памяти, Клеопатра была низкорослой, безобразно толстой и кривоногой, но в нее влюблялись многие мужчины, в том числе Цезарь и красавчик Марк Антоний.

— За работу, — сказал я раздраженно, — черт, везде этот секс пролезает! Буду штрафовать всякого, кто на работе вспомнит о своей половой принадлежности!

— А чужой? — уточнил Тимур с любопытством.

— Тех в двойном размере!

Глава 2

Так хорошо и быстро решив проблему с трудоустройством Алёны, я бодро двинулся к своему кабинету, но по дороге затормозил у стола Василия Петровича. Вся столешница завалена рисунками, они же на стене по обе стороны монитора, а также сверху и вообще везде, где можно прикрепить отпринтерные листочки.

— Понятно, — сказал я медленно, — почему у вашего стола торчит народ… Еще бы…

— Нравятся? — спросил он довольно.

— Не то слово, — пробормотал я. — Это в самом деле нечто… В реале ничего подобного… А это вот из порно?

Он отмахнулся:

— Уже и не помню. Сейчас вся жизнь — порно. В инете даже искать не надо, такое вот выпрыгивает само! Нужно только использовать как заготовки. Ведь любая статуя — это кусок мрамора, от которого отсекли все лишнее?.. Надо же понять, чем привлекала народ худосочная и сутулая Нефертити или кривоногая толстушка Клеопатра?

Я покачал головой:

— Не слишком ли углубляетесь? Нужны всего лишь скины пары десятков, ну ладно, сотен женщин, которые юзеры смогут подстраивать под свой вкус.

Он горделиво выпрямился и неспешно погладил бороду и подкрутил усы. Седеть, как я понимаю, начал рано, а вот волосы сохранил густыми, хотя в зале среди наших молодых сотрудников всегда ярко блестят две-три лысины, а еще у десятка проплешины стыдливо прикрываются зачесываемыми сбоку волосами.

Такие обычно, чтобы хоть как-то реабилитироваться, отпускают бороды. Василий Петрович отпустил длинные волосы, уж и не знаю зачем, может быть, он из эпохи битлзов, тогда все были длинноволосыми, а борода — времен молодого Фиделя Кастро, тогда модно было отпускать бороды.

— Я хочу, — проговорил он значительно, — чтобы мои модели оставили в таком же виде…

— Но каждый станет менять под себя, — сказал я.

— Станет, — согласился он, но глаза блеснули дьявольской гордостью: — Однако подвигает ползунками, наиграется с пропорциями, вздохнет и вернется к моему дефолту! По крайней мере, я уж постараюсь… да и, кроме того, я получил одно заманчивое предложение…

Я насторожился:

— От кого?

— От ведущей клиники, — сообщил он, — по пластической хирургии. У них проблемы с новыми типами морд! Кстати, они с нами под одной крышей, только к ним из холла направо… Все женщины выходят одинаковыми. Не по вине хирургов, те смогли бы разнообразить, но бабы дуры, как все мы знаем, сами выбирают. А выбирают всегда одних и тех же, наивно полагая, что только они вот такие умные, а остальные предпочтут уродин.

— Вы им сбрасываете наши скины?

Он удивился:

— Каким образом? Наши компы не выходят в инет, вы что-то заработались, Володя! Но я посещаю их раз в неделю и консультирую, какая форма скул эффектнее, а какие челюсти выразительнее. Эх, Владимир, теперь я понимаю, что вы тогда приняли мудрое решение!.. С того времени у нас хоть какая-то устойчивость появилась. А то жили на птичьих правах… Я с этой работой только жить начал!

Только жить начал, мелькнула мысль. В таком возрасте?.. Это я только начал жить, у меня впервые и жалованье, и хорошая машина, и новая квартира в центре, и загородный дом, и возможности… Но мне двадцать пять, а Василию Петровичу уже за шестьдесят, наверное…

Некстати вспомнилось, как мой отец сказал, что он только-только начал жить, когда вытолкал меня во взрослую жизнь. Теперь он, свободный от ежедневной ответственности за меня, наконец-то может заняться собой и вот впервые открыл, что в жизни масса интересного и что, оказывается, он еще совсем молод, мальчик прямо, и жить только начинает…

Что за жизнь такая ступенчатая, мелькнула смятенная мысль, если на каждой ступеньке вдруг соображаешь, что раньше была не жизнь, а только прелюдия к ней, а жить начинаешь вот только с этой минуты! И так всякий раз, и так всякий раз…

Василий Петрович продолжал любовно подгонять на экране женское лицо под только ему одному видимые каноны красоты, а я смотрел через его голову, а потом перевел взор на его седые волосы, сердце кольнуло жалостью.

Он точно не доживет до сингулярности. И даже до бессмертия не дотянет. И потом вряд ли воскресят… Когда человек уходит из жизни, многие ли о нем помнят? Даже если великий, если хоронили с помпой, показывали по телевидению и сообщали во всех новостях?..

Даже те, которые в самом деле гиганты, ну там Пушкин или Александр Невский, вспоминаем ли о них сейчас? Конечно, если для их возрождения достаточно шевельнуть пальцем, то я бы их возродил, но если для этого лично мне придется вложить хотя бы малые деньги, куда-то поехать, что-то сделать, заполнить бумаги… а оно мне надо?

Так же и с общим делом по Федорову. Ну нет у меня интереса воскрешать богомольных крестьян Пушкинской эпохи или Пугачевщины, да и сам народный герой Пугачев вроде бы ни к чему в этом мире. Федоров, задумав благое дело, не учитывал стремительного роста хай-тека, для него и век двадцать второй ничем не отличается от века девятнадцатого: те же кареты и кучера на облучке, а лакеи на запятках…

Но эти ладно, а вот милейший Василий Петрович умрет, и вскоре память о нем сотрется даже у меня. Не то что память, память у меня будет абсолютная, но сотрутся краски, а это значит, я просто поленюсь заниматься его воскрешением.

А это, если честно, несправедливо. Он не виноват, что родился раньше меня на сорок лет.

— Ради таких женщин, — заметил я, — что вы нарисовали, многие пойдут на дракона.

— Для того и стараюсь, — ответил он молодым голосом. — Войдя в байму — входишь в мечту! И начинаешь осуществлять… овеществлять то, что видел только в смутных и сладостных грезах…

Я посмотрел на него с сомнением, трудно представить, что вот такое ископаемое хоть когда-то о чем-то мечтало.

— Вы тоже мечтаете?

Он взглянул на меня хитро, словно прочел мои мысли.

— Представьте себе.

В его тоне почудился некий намек, я не понял, из-за этого рассердился и спросил почти агрессивно:

— О чем, если не слишком большой секрет?

— О чем велят инстинкты, — ответил он с добродушной улыбкой, с какой мудрые деды говорят с неумными внуками.

— Инстинкты?

— Ну да, — ответил он. — Это они командуют нашими мечтами. И грезами. Инстинкты, всюду инстинкты… Рулят всем и всюду. Даже когда мы уверены, что руководствуемся чистейшим разумом, но если копнуть, оказывается — инстинкт… Я это заметил на смешном, можно сказать. Вдруг заметил, что мечты мои резко изменились. Я всегда любил помечтать, особенно в постели перед сном. Так вот, если раньше, кем бы себя ни воображал: героем, изобретателем, космонавтом на далекой планете, банкиром или суперменом — всегда действовал я, все было для меня, весь мир для меня…