Читать интересную книгу Ностальгия по Японии - Владимир Рецептер

Разумеется, познакомившись с такой красавицей, как Люля, Владик тотчас пригласил ее на свой спектакль, где он блистал ярче влажнеющих от моря звезд...

Когда действие завершилось, Люля ждала Владика на скамейке, и герой, опьяненный аплодисментами и цветами, сел рядом, твердо веря в скорое развитие событий. Он еще раз победительно оглядел юную москвичку: она была воистину хороша и, получив театральное образование в Нижнем Новгороде, как никто другой могла оценить его триумф.

Конечно, дело должно было начаться с комплиментов артисту, и Владик ждал, когда они прольются на его белокурую голову. Но комплиментов не было. Молодые люди обменивались общими фразами о Москве, Ленинграде и южной погоде. И тогда, не выдержав, Владик задал Люле прямой вопрос:

- Как вам понравился спектакль?..

Люля заплакала.

Владик был взволнован: такого глубокого сопереживания он не ожидал. Дав Люле воспользоваться платком, он решил ускорить признанье и ласково коснулся девичьего плеча.

- А как вам понравился я? - спросил он, наполняясь настоящей нежностью.

- Это было ужасно! - сказала Люля и зарыдала еще безутешнее.

Стржельчик был совершенно сражен: такой прямоты и решительности суждений он еще не встречал. С этого момента и началась его долгая и счастливая зависимость от Люли и ее авторитетного мнения.

А ее не взяли в Японию! Как хотите, но это было несправедливо.

Может быть, изложенная мною история знакомства Люли и Владика в действительности выглядела не совсем так или даже вовсе не так, и Владик рассказал ее мне, сгустив романтические краски, но я слушал его рассказ во время гастролей в японской столице, и в моем потрясенном сознании она запечатлелась именно такой...

Позже, уточнив год и место действия, я спросил Людмилу Шувалову, так ли это было.

- Примерно так, - сказала Люля, - только я не плакала.

- А Владик сказал, что плакала, - растерялся я.

- Ему показалось, - сказала Люля.

На этом простом примере, вслед за великим Куросавой, легко убедиться, как многогранно прошлое, как дробятся в нестойкой памяти разных героев одни и те же факты и как трудно потом доказать что бы то ни было...

Но, закутываясь в туман версий и разночтений, не забудем о том, что Фудзияма была близка, как сама истина, сияя чуть левее и впереди нашей ежедневной дороги.

Откажемся от доказательств.

Тот, кто увидит Фудзияму, обязан быть счастливым.

16

Я не был уверен в том, что он - это он. Потому что его заметки о Японии были подписаны другим инициалом. Но фамилия совпадала. И даже если бы он оказался кем-то другим, он все равно должен был быть, по меньшей мере, из Ташкента. Или из Самарканда. Или из Ферганы...

Короче говоря, я позвонил в посольство, благо, дежурный телефон нам всем велели записать на всякий пожарный случай...

Хотя куда уж пожарнее: американцы говорили, что советским летчикам, которые подожгли южнокорейский "Боинг", нужно немедленно предоставить бесплатную поездку по Америке, пригласить в Белый дом и рукой президента приколоть высшие армейские ордена. Они добились такого эффекта, какого не могли бы добиться несколько бригад американской морской пехоты.

Раньше японцы хотели освободиться от американского морского присутствия и от их военной базы на острове Окинава. А теперь хотят освободиться прежде всего от нас. И уже во вторую очередь - от американцев.

Итак, я позвонил, и дежурный по посольству откликнулся. Когда я назвал себя, он сказал:

- Как же, Владимир Эммануилович, я вас знаю. Мы с женой видели вашего "Гамлета".

- Ну вот, легче разговаривать, - сказал я, - у меня вот какой повод: нельзя ли с вашей помощью узнать токийский телефон корреспондента Рашидова? У меня такое предчувствие, что он - мой земляк, а может быть, даже одноклассник...

Дежурный сказал:

- Ну, это вряд ли, Владимир Эммануилович, он выглядит старше вас.

Я сказал:

- Внешность обманчива, у меня внук есть.

Он сказал:

- Тогда, пожалуй, возраст подходит... А разве вы не ленинградец?

Я сказал:

- Теперь ленинградец, а учился в Ташкенте.

Он сказал:

- Опять подходит... Он оттуда... Его телефон: [phone].

Я сказал:

- Спасибо... А как его имя-отчество? На тот случай, если это не он?..

Он сказал:

- Это вам будет трудно... Его зовут Каххар, через два "ха", Фаттахович, через два "тэ".

Я сказал:

- Для меня нетрудно. Я больше двадцати лет жил в Ташкенте. Хотя одноклассника звали не так.

Он сказал:

- Рашидов сейчас в отпуске, должен вернуться через пару дней. А вы пока приходите к нам, было бы приятно встретиться, поговорить... Мы тут с вашими ребятами обмолвились о футбольном матче... Хорошо бы в субботу...

Я сказал:

- Я-то, к сожалению, в футбол не играю... Но наши играют, я спрошу... А у вас машина есть?

Он сказал:

- Я, к сожалению, безлошадный. Но у Рашидова машина есть...

Я сказал:

- Дело, конечно, не в этом, но хорошо, чтобы он оказался Ириком...

Он сказал:

- Ириком? Ну, тогда вряд ли... А вы все-таки приходите... У нас тут еще свой магазинчик есть...

Я сказал:

- Да, я слышал. Кое-кто из наших уже побывал...

Он сказал:

- И вы побывайте: метро - серая линия, станция Комиаго... Как раз хорошие куртки завезли, мужские, на меху - "Аляска"...

Я сказал:

- Это интересно...

Он сказал:

- Да... И женские пальто тоже есть... У вас размеры с собой?

Я сказал:

- С собой.

Он сказал:

- Магазинчик у нас - понедельник, среда, пятница, с трех до шести тридцати...

Я спросил:

- А как вас зовут?

Он сказал:

- Володя. А фамилия - Кофейников. От слова "кофе"... Зайдете, кофейку попьем. Меня по этому телефону всегда разыщут.

Я сказал:

- Надеюсь, увидимся.

Он сказал:

- Успеха вам. Хотя Рашидов все-таки вряд ли из вашего класса...

Через пару дней я позвонил Рашидову, и он снял трубку.

- Это Каххар Фаттахович? - спросил я.

Он сказал:

- Да.

Я сказал:

- Здравствуйте. Понимаете, какое дело... Я тут читал ваши корреспонденции, и у меня возникло подозрение, что мы с вами...

Он строго спросил:

- Какое подозрение?..

Я сказал:

- Видите ли, меня зовут Владимир Эммануилович Рецептер...

Господи, как он закричал!..

- Волька, Волька! Это ты?.. Ты где, Волька?

- Ирик, я здесь, я - в Токио! - засмеялся я.

- Давай ко мне сейчас же! - закричал он.

- Ирик, я же не знаю этого городишки!.. Я тут с театром, в гостинице "Сателлит".

- Волька, подожди, я сам к тебе приеду!.. Где этот твой "Сателлит"?

- Район называется Коракуэн, тут метро есть.

- Какое к черту метро, я на машине. В каком ты номере?..

- 636...

- Не выходи никуда!.. Я сейчас приеду!.. Слышишь, Волька?! Я еду...

Теперь вы знаете и мое уменьшительное имя. Оно сохранилось для друзей, домашних и всех, кто знает меня по Ташкенту. В отличие от других Владимиров, свои меня называли не Вовой, Вовчиком или Володькой, а Воликом или Волькой. А Каххара Фаттаховича в классе звали Ириком.

И как только он появился в "Сателлите", всему коллективу стало очевидно, что с Японией Рецептеру не просто повезло, а именно посчастливилось, несмотря на всю сложность международной обстановки. Трудно даже представить, насколько улучшилось мое положение на островах и какие неслыханные возможности у меня появились, не говоря о таких мелочах, как "тойота" и еще одна крыша над головой, потому что Ирик с ходу увез меня на "тойоте" ночевать в свою токийскую квартиру, которую он снимал близко к центру и недалеко от советского посольства.

Ну, разумеется, мы позвонили "нашему", чтобы согласовать мой отъезд. "Наш", "не отходя от кассы", связался с "посольским". А "посольский" заверил "нашего", что Ирику доверять можно. Тогда, сняв с себя всякую ответственность за Р., "наш" сказал Ирику, что он может его забирать. И Ирик меня забрал, взяв на себя всю ответственность за эту и дальнейшие отлучки и отпадения от родной стаи. Теперь коллективу и всему его руководству, включая парторга Толика, уже ничего не оставалось, как только безмерно за меня радоваться...

Пример подавала Анта Журавлева:

- Володя, Рашидов приехал! - восторженно сообщала она мне и добавляла, он такой милый!..

У Ирика было тонкое аристократическое лицо, и, что бывает на Востоке довольно редко, он изящно грассировал на всех известных ему языках. Он и был настоящим узбекским аристократом, принадлежа к одной из самых влиятельных в Ташкенте семей, и, хотя носил ту же фамилию, не был прямым родственником Первого секретаря Центрального комитета Компартии Узбекистана.

Японский, правда, он знал похуже или совсем не знал, но у него был свой переводчик-секретарь, составлявший обзоры японской прессы, потому что Ирик представлял в Токио одно из самых влиятельных московских изданий.

Но главным оказалось то, что в отпуске, из которого он только что вернулся, Ирик, несмотря на свои общесоюзные и мировые возможности, принял важнейшее и окончательное решение сворачивать свои зарубежные дела и возвращаться на Родину. Может быть, он предчувствовал создание независимой республики Узбекистан? Но именно тогда, в восемьдесят третьем, в Ташкенте для него готовилось рабочее место, завершалось строительство дома в старой, то есть узбекской, части обрусевшего города; там ждать его осталась жена с детьми, и Ирик всем своим существом был больше там, чем здесь. Возможно, принять такое решение ему помогли родственники, а родственники у него были очень сильные. То ли родная сестра Ирика была замужем за очень важным лицом, то ли сам Ирик был женат на родной сестре важного лица, близкого самому Шарафу Рашидову.