Он правда готов довезти меня? Звягинцев быстро оделся и спустился. Я не сказала Маше и слова против. Кто откажется от комфортной машины в пользу холодного троллейбуса?
Но боюсь, что меня может ожидать тяжелый разговор. Для меня тяжелый. И неважно, в каком ключе он пойдет.
Получив на прощание порцию обнимашек, спустилась на улицу и, даже не выглядывая в темном дворе сине-фиолетовую «Мазду», прямиком отправилась к остановке — я выбираю троллейбус.
У выезда из двора меня нагнала та самая «Мазда» и остановилась. А я нет.
— Алиса!
— Я поеду на троллейбусе.
— Любишь троллейбусы?
— Обожаю! Хлебом не корми, дай покататься. Вырасту — куплю себе, обклею стразами и буду бесплатно возить старушек в поликлинику по утрам…
Все это время Артём медленно ехал рядом со мной, пока я не вышла на тротуар, а ему пришлось держаться своей дороги. На остановке никого не было, я сверилась с расписанием — последний троллейбус ушел восемь минут назад. Могла бы и догадаться! Краем глаза я увидела, что Артём остановился на парковке ближайшего магазина.
— Ты уверена, что еще хоть что-то ходит? — спросил он, выйдя из машины и остановившись рядом.
— Да, — судя по расписанию, еще будет пара маршруток.
— Холодно, поехали на машине.
Я оглядела Звягинцева — его куртка явно не рассчитана, чтобы в конце ноября ходить пешком.
— Мне тепло. А ты можешь ехать.
— И оставить тебя ночью одну на улице?
— Ты мне не мамочка.
— И слава богу.
— Вот уж точно!
Не знаю почему, но я начинала злиться. Его присутствие жутко нервировало и не давало расслабиться.
— Слушай, иди уже в машину. Я спокойно доеду на маршрутке.
— Слушай, иди уже в машину, и спокойно доедем на машине, — передразнил он меня.
— Как мне еще сказать, чтобы ты понял, что с тобой я не поеду?
— Почему?
— Можешь не косить под дебила, я не поверю. Оставь меня в покое.
— Это было грубо…
Его тон был ровным и немного насмешливым. И это злило еще больше. Я тут еле сдерживаюсь, чтобы не закатить истерику и не послать во все самые «прекрасные» места этого мира, а ему весело.
— Вот и оставь такую грубиянку и иди уже.
— Не могу тебя оставить…
Я уже хотела выпалить какое-нибудь не особенно цензурное слово, но замерла. Это прозвучало так… искренне. Будто Артём имел в виду нечто большее.
Ну уж нет, я не собираюсь расклеиваться от одной дурацкой фразы.
— Мы стоим уже 15 минут.
— И?
— И ни одной самой чахлой маршрутки не приехало.
— Скоро будет
— Не будет. Поехали уже, Алиса.
Этот день не мог закончиться хорошо, я знала. А ведь начинался неплохо.
Я размышляю еще несколько минут и понимаю, что, возможно, уже и правда никто не приедет. И я сдаюсь и молча иду к машине. Артём догоняет и открывает мне дверцу, а я фыркаю, давая понять, что меня такой ерундой не возьмешь.
Внутри еще осталось тепло, и я понимаю, что вообще-то замерзла. Звягинцев располагается за рулем и включает обогреватель.
— Я чуть там не окоченел! — он подставляет руки к потоку теплого воздуха.
— А по-моему чудесная погодка, свежо и прохладно, — сварливо отвечаю. И Артём легко смеется. Я уже и забыла его смех. Внутри всё сжимается. Божечки-кошечки, скорее бы доехать и нырнуть в спасительные объятия кроватки!
В колонках раздается так любимый им Lukhash, и мы в молчании доезжаем до моего дома.
— Поговорим? — спрашивает Артём, когда я отстегнула ремень безопасности.
Я вздыхаю. Нам и правда нужно разрешить эту ситуацию. Высказаться и прийти к решению, как вести себя. Это будет тяжело.
— Говори.
— Не сейчас.
— Когда?
— Завтра.
— Не могу, работаю.
— Заберу с работы.
— Я дома допоздна работаю.
— Когда можешь?
— Никогда. Я очень много работаю.
— Это немного долговато. Выдели мне время на неделе.
Я не смотрю на него, но чувствую, что он улыбается. Бесит, зараза такая! Бросаю ему «Посмотрим» и выхожу.
За 2 дня до следующей зимы
Звягинцев не объявляется четвертый день. Разочарована ли я? Вообще-то да. Почему-то мне казалось, что он будет настойчивее в своем желании поговорить. Ну что ж — опять в кусты? Еще один минус в карму, мистер Звягинцев.
Я задержалась в университетской библиотеке и сейчас спешила в пиццерию, ибо Маша уже три раза написала: «Где ты?», с каждым разом ставя всё больше вопросительных знаков.
Почему мое шестое чувство молчало, как рыба в пироге? За нашим постоянным столиком напротив Фомичёвой и Кошелевой сидел Звягинцев собственной персоной. Мне теперь от него не скрыться?
Иду, намереваясь сесть рядом с девочками, но эта зараза сразу замечает меня и встает, освобождая доступ к месту у окна. Будет слишком подозрительно, если я демонстративно проигнорирую его жест?
Протискиваюсь на свое любимое место попутно наступая парню на ногу. А он даже бровью не ведет.
Маша продолжает прерванный на приветствия разговор — жалуется на очередную поломку своей машины и рассказывает длинную драматическую историю ее общения с автосалоном. Я достаю конспекты и вопросы к экзаменам, которые уже выдала экономичка, — чтобы отметить то, что можно не искать в библиотеке. И вдруг ощущаю чужую ладонь у себя на коленке. Что за?! Посылаю лучи зла в сторону сидящего рядом парня, но ему, кажется, фиолетово. Пытаюсь стряхнуть его руку, но он схватил сильнее. Звягинцев, тебе жить надоело, что ли? Так сказал бы прямо!
Беру его ладонь и убираю со своей ноги. Но Артём тут же возвращает свою лапищу на место. О, если бы он мог ощутить, какая ярость сейчас течет по моим венам, собрал бы уже вещи, уехал в Кот-д'Ивуар и никогда бы не возвращался.
Пытаюсь спихнуть его руку, но не тут-то было.
— Что ты там делаешь? — недоуменно спрашивает Злата.
— Нич…
— Пристает ко мне, — как ни в чём ни бывало сообщает Звягинцев, перебивая меня. Я со всей силы пихаю его в бок, надеясь сломать парочку ребер.
— Что ты несешь? — мой голос пылает праведным гневом, поднимаю глаза и ловлю два заинтересованных взгляда. Вот это фейл. Вместо того чтобы пошутить или подыграть, я только привлекла внимание Кошелевой и Фомичёвой.
— Видите, вообще не может держать руки при себе, — подливает масла в огонь Артём.
Я теряю дар речи. В голове хаос — как из этого выпутаться? Девочки, не верьте, решите, что это шутка, пожалуйста!
— Боюсь, у меня нет выхода. Мари, дашь мне номер телефона Ли́сы?
Я только что умерла. Он назвал меня Ли́сой. И дал девчонкам столько пищи для размышлений.
— Не