того, как князь его произнес. Неждан почувствовал знакомое прикосновение уверенных, сильных рук Анастасия и чьих-то тонких, бережных, пахнущих травами. Это за лечбу взялась боярышня Мурава — догадался Неждан. Были там еще одни руки, пусть не такие умелые, но зато самые нежные на свете и самые дорогие.
— Нежданушка! Лада мой! — губы княжны дрожали, в глазах стояли слезы.
Вместе с Анастасием девушки усадили Неждана на меховой полог, расстегнули застежки плаща, стянули безрукавку, сняли кольчугу.
— Это хорошо, что нож кожу рассек, — успокоила Всеславу боярышня. — Кровоподтеки обычно заживают долго, а рану мы зашьем, даже шрама не останется.
Она показала княжне, как обработать рану, и, улыбнувшись жениху, отошла, чтоб не мешать.
— Ты лезвие осмотрел? — напомнила она брату, вдевая нить в изогнутую иглу.
— Все чисто, — кивнул тот.
«Ух ты! — подумал Неждан. — Интересно, она и Хельгисоном так же командует?»
Русский князь тем временем рассматривал Нежданову кольчугу. В этом он разбирался явно лучше, чем в ранах.
— А ты, парень, оказывается, не так прост, как желаешь показаться с виду! — заметил он, пристально глядя на молодого гридня. — Кто таков?
— Неждан Незнамов сын, мой побратим и уроженец здешних краев, — отозвался вместо товарища Лютобор, который до того отлучался, чтобы осмотреть труп. — За отвагу, проявленную во время штурма Хандака-Ираклиона, получил награду из рук самого басилевса.
Неждан успел заметить, какой радостной гордостью при этих словах зажглись изумрудные очи Всеславы. Однако в это время сквозь толпу любопытных в сопровождении стражи и бояр продрался князь Ждамир.
— Вор это и преступник, которому мы еще три года назад запретили в нашей земле появляться! — закричал он, хватая сестру за руку и оттаскивая ее от возлюбленного. — Предводитель разбойничьей ватаги, известный ныне как Соловей.
По толпе пронесся вздох: имя Соловья в Корьдно последние полгода было ох как на слуху.
— Ну, надо же! Заступник наш пожаловал! — довольно громко пробасил кто-то из рядовичей.
На него тотчас зашикали:
— Да какой это заступник, князь сказал — вор, значит вор!
О том же толковали и корьдненские бояре, а ведь многие из них помнили Неждана еще в те времена, когда он несмышленышем сидел на руках у князя Всеволода, и все прекрасно знали, за что невзлюбил Всеволодова воспитанника его молочный брат Ждамир. И лишь в глазах русских воевод читалось недоумение: как так, полгода не могли молодца изловить, а он, нате, сам явился, и какой с него теперь спрос, когда он самого Святослава от смерти спас.
Киевский князь нахмурился.
— Это правда? — спросил он, буравя Неждана испытующим взглядом из-под сдвинутых бровей.
— Про Соловья — правда, — кивнул Неждан, — остальное — выдумка.
Корьдненский владыка собирался возмутиться, но Святослав его остановил:
— И с чем предводитель разбойников в стольный град земли вятичей пожаловал?
Неждан достал из-за голенища заветную дощечку с соколиной печатью:
— Узнал, княже, что ты поход на хазар собираешь, решил спросить, не дозволишь ли мне и моим людям с тобой пойти?
Над площадью повисла гулкая и тяжкая, точно свод ромейского храма, тишина. И в самой сердцевине этого свода, там, где ребра каркаса давят так, что невозможно никакое движение, ни вверх, ни вниз, серым сермяжным камушком, малым просяным зернышком застыло Нежданово сердце. Молодой гридень нутром ощущал эту непосильную тягу, словно древний герой из ромейской басни, которого вынудили держать свод небес.
К счастью русский князь размышлял недолго:
— Отчего же не дозволить, — улыбнулся он, проведя рукой по усам. — Удаль ваша, кажется, уже в поговорку вошла, а что до преданности, так ты ее успел доказать. Ну, а урон, который ты со своими молодцами моему воинству нанес, — он глянул на воевод, и те с готовностью закивали, — думаю, вы верной службой восполните его.
Купол тишины взорвался изнутри, раскидывая обломки звуков далеко за пределы Корьдно, так, что слышали, верно, даже Неждановы товарищи под сводами леса, не чаявшие получить от предводителя какую-нибудь весть. В воздух взлетали шапки и заполошно метались потревоженные голуби и галки.
Русские воины и гридни корьдненской дружины величали Святослава, призывая его вести их на хазар, рядовичи вперемешку со здравицами в честь русского князя возглашали хвалу своему любимцу Соловью. Некоторые горячие головы уже спрашивали, где в войско записывают: многие желали служить под началом Соловья и боялись получить отказ. И в голос рыдала от радости Всеслава княжна, вытирая горючие слезы о волчий мех Нежданова плаща. И только корьдненские бояре да князь Ждамир стояли, точно объелись кислой вязкой калины или незрелых диких яблок.
Что же до Неждана, то его сердце, обретя свободу, ярым кречетом устремилось к небесам, обозревая и Даждьбожий белый свет, и потаенные Велесовы владения.
И точно стрела, настигающая дерзновенного летуна, когда он, отыскав восходящий воздушный поток, парит в вышине, раскинув широкие крылья, его полет прервал раздавшийся с теремного крыльца насмешливый резкий голос Ратьши Мстиславича:
— Нешто князь русский, ты так оскудел людьми, что кромешника беззаконного, злодея, Правду преступившего, на службу рад принять?
Здравицы оборвались на полуслове. Рядовичи и корьдненские гридни недоуменно затихли, руссы схватились за мечи, готовые в любой миг покарать охальника. Ждамир с боярами и старшие Мстиславичи, случившиеся в его граде, испуганно втянули головы в плечи, ожидая от воинственного русского владетеля немедленной и непредсказуемой вспышки гнева. Однако Святослав сдержался:
— Разве защищать родную землю — это преступление? — вымолвил он, с высоты своего положения глядя на Дедославского княжича. — Или ты, Мстиславич, знаешь за моим спасителем еще вину?
— И какую! — с нелепой для правителя целой земли поспешностью возвестил Ждамир, вновь норовя встать между Нежданом и приникшей к нему Всеславой. — Этот злодей на кровь княжескую покушался, сестру мою родную жизни лишить хотел, служанку, которая с ней одеждой поменялась, до смерти убил, ее саму в чащобу лесную силком завез. Только Велесовой милостью она обратно цела и невредима вернулась!
Всеслава вскинулась было, чтобы поведать, как все обстояло на самом деле, но Неждан ее удержал. Верно, у Ждамира ни сердца, ни ума совсем нет, сестрино доброе имя, словно стираную одежу на ветру, пред людьми, не стыдясь, трепать. Что до Неждана, то он лучше на плаху пойдет, чем ее в эти дрязги впутывать станет. Всеславушка судорожно вцепилась в его плащ, знакомым с детства движением спрятав голову у него на груди.
— Ну и ну! — тряхнул длинным чубом русский князь. — Действительно злодей! Верно, потому твоя сестра, Ждамир, так к нему и льнет?!
В толпе послышались смешки, окончательно раздосадовавшие корьдненского владыку.
— Моя сестра — девка глупая, дитя неразумное, жизни не знающее! — вызвав новую волну усмешек, воскликнул он. — А ты, князь,