мяты. Шорец сказал:
– Думаю, червоточина в небе влияет на тебя. Ты не просто девушка с татуировками на лице. – Стекла очков ярко блеснули. – Не забывай, что ты – порождение иных сфер. Сейчас они зовут тебя назад.
Чонсе не понравилось, как прозвучали эти слова. Она знала, что «человеком» её назвать можно с натяжкой, шесть пальцев на каждой конечности были тому подтверждением. Но «порождение иных сфер»? По спине прошли мурашки. И начало казаться: Самсон что-то скрывает. Уж слишком складно он говорил, как будто знал, о чем, хотя природа малефиков до сих пор была загадкой. Но, возможно, он знал больше, чем говорил.
Мята не прогоняла ужасы ночи. Легче всего Шестипалой было, когда она спала с Джолантом, но только-только истончившаяся стена между ними выросла вновь после случившегося в «Еловом гроге». Чонса догадывалась, что виной тому был стыд. Джо напился, поддался порывам… Малефика помнила его шепот, и ей пришлось притвориться спящей, чтобы почвы для сожалений было меньше. Но чувствуя под щекой грудь ключника, Чонса не видела снов. Она проверила эту теорию в первую ночь под крышей Самсона: когда легли отдыхать, пробралась мышью в комнату Колючки и села у его кровати, по-собачьи положив голову на тюфяк. Девушка уснула тут же, глубоко и мирно, а проснулась с одеялом на плечах. Оно пахло Джо. В другое утро малефика проснулась с рукой ключника на макушке. Так и повелось. Джолант ничего не говорил о ночных визитах. Они вообще теперь мало виделись и совсем не говорили.
Спросите Чонсу – это к счастью. Он – неразумный щенок, она – гораздо старше и опаснее. Время, обстоятельства и логика были против любого намека на отношения. Да, верно. Ничего хорошего из этого не вышло бы.
Когда Самсон не был занят с больными, он проводил время с Джо. Тот окреп, ходил по дому с костылями, но редко покидал его стен. Малефика решила, что он боится повтора нападения, причина которого оставалась для неё загадкой. Хотя мало ли поводов – напасть на уставших путников? На одном оружии Джоланта можно было обогатиться. А уж украшения ключников ценились едва ли не больше, чем золото, а у Джоланта оставался каким-то чудом припрятанный кинжал Брока. Кость Мира, кроме общего ореола святости и способности оглушать малефиков, в народе была лекарством от всех болезней, от гонореи до мигрени, от поноса до снятия проклятий. Больше всего Кость была в ходу у беременных богачек, те делали из святых мощей украшения для пояса, чтобы Марвид не посмел тронуть плод под сердцем. Головную боль Кость Мира не лечила, но хоть с этим проверено помогала.
Возможно, их продал разбойникам старый «друг» Самсона, похожий на лесного жителя мужик, он подавал им напитки и еду, и такое поведение было делом обычным в Бринморе. Когда Шестипалая увязалась с медиком в трактир, чтобы еще раз выпить елового грога, не обнаружила ни кабана, ни его подсвинка. Только глухонемая служанка глянула на неё испуганно и принесла заказ. Странное дело.
Неважно. Всё это неважно.
Чонса сидела на тёплой земле, перекатывалась затылком по каменной кладке приютившего её дома, возилась целый день с цветами, и буквально на днях сама, в одиночестве, без сопровождения, вышла в деревню набрать воды из колодца. Она пялилась на местных больше, чем они на неё. Здесь шорские черты причудливо сплетались с бринморскими: у полукровок были светлые глаза и тёмные волосы, либо напротив, почти как у Джо, но всегда – смуглая кожа и тонкость черт. Красивое племя. Одеты они были практично, но не бедно – у всех в Ан-Шу были овцы, и когда жители выгоняли стада за деревню, склоны бурлили серо-белым курчавым пологом, в котором прыгали умные пастушьи собаки и звучали мелодичные рожки. Женщины здесь носили украшения из черных пористых камней и речного перламутра. Детей была куча. Много животных, сытых и лоснящихся от заботы. На площади обменивались вещами (кажется, золото здесь не в ходу), и какая-то сердобольная черноглазая старушка в пушистом платке, увидев подранный плащ Чонсы, за просто так отдала ей принесенный на торг товар – чистенькую короткую накидку до середины предплечья из овечьей шерсти. Одежда была теплой и пахла пряжей.
Остальные её немного сторонились, но не тыкали пальцами, не забрасывали помоями, просто смотрели, как на чужачку, и не более.
– Почему так? – по возвращению задала она вопрос Самсону. Тот оторвался от кропотливой работы над вычурным протезом ноги – мерки он уже все снял и теперь требовалось только время. Тот вопросительно поднял тяжелые брови. – Это же всё еще Бринмор, да? В Бринморе не выносят таких как я. Мы – проклятые.
– Ан-Шу живет уединенной общиной, – подумав, объяснил медик. – Властям нет дела до нас. Как и их законам. Мы ничего не можем дать великим державам, кроме овечьей шерсти и горной форели. Ближайшие шахты расположены дальше на востоке, на чужой земле. Паломники из Бринмора не переходят Южные склоны. Шорцам мы не нужны. У нас есть шутка, что, когда Шор договаривался о Сантацио, Константин поставил кубок на карту и закрыл нашу долину. Да, мы в Бринморе. Но это земля горных духов и тех, кому по нраву спокойная жизнь. И аншуры боятся только тех, кто этот покой хочет нарушить. Ну и ледяных великанов еще. Из-за них оползни.
Он снова вернулся к работе – последние две фразы пробормотал под стамеску, выпиливая щиколотку будущей ноги Джо так, чтобы та перекатывалась по лодочке ступни. Очки сползли с его переносицы на мясистый кончик носа.
– Малефики как раз нарушают покой. Мы подчиняем, ломаем сознания людей. Мы опасны.
Самсон не удостоил её взглядом или ответом.
– Что вы делаете, когда у вас рождается малефик? – напирала она.
– Растим. Отправляем в Шор до того, как приедут сборщики налогов. Нанна отводит их вместе с семьями.
Значит, изгнание.
– В Шор? – растерялась Чонса. Было странно слышать это. Скажи Самсон такое Броку, уже был бы казнен как военный преступник. Помогать бежать из страны малефикам – всё равно, что дарить врагу чертежи передовых баллист, что защищают столицу. Но Чонса мало что знала о судьбе своего племени в Шоре, поэтому представила себе тюрьмы, эшафоты и залитую кровью площадь, несмотря на слухи о лучшей жизни. – А что в Шоре?
– Там у них есть жизнь, – просто ответил Самсон. – В Бринморе – нет. А теперь не мешай мне, дева. Кыш!
Чонса вышла. Посмотрела на горы. Подумала: они все еще в Бринморе, но будто у бога за пазухой.
Нет, поправила она себя.