царя. С самого начала войны Скрыдлова служила сестрой милосердия в Красном Кресте. После Февральской революции она ушла из Красного Креста и в мае вступила в первый женский «батальон смерти», объяснив отцу, что «женщины должны делать что-то большее, чем бинтовать мужские раны» [Dorr 1917: 56]. Некоторые доброволицы происходили из мелкой буржуазии и рабочего класса; среди них были канцеляристки, стенографистки, портнихи, фабричные работницы, домовые служанки и крестьянки. Крылова утверждает, что разнородный социальных состав создавал в подразделении демократичную обстановку, поскольку «немало девушек и дам из состоятельных и знатных фамилий… очутились в батальоне вместе со своими бывшими кухарками и горничными» [Женский «батальон смерти» 1917в: 360; Солоневич 1955: 54].
Генерал Петр Половцов, командующий Петроградским военным округом, на смотре 1-го Русского женского «батальона смерти» (опубл, в [Thompson 1918])
Большинство вступивших в батальон были русскими по национальности, но среди них встречались польки, эстонки, латышки и еврейки, а также одна японка и одна англичанка. Возраст этих женщин составлял от восемнадцати до тридцати пяти лет, за исключением одной пятнадцатилетней девушки из Варшавы (неясно, как ей удалось обойти возрастные ограничения) и женщины-доктора, которой было за сорок. Среди женщин старшего возраста некоторые были замужем и имели детей, но большинство в браке не состояли, детей не имели и семейными обязанностями обременены не были [Dorr 1917: 56–57; Beatty 1919: 100–101][31]. Некоторые уже участвовали в войне в качестве медицинского и иного вспомогательного персонала; в их числе были одна женщина-врач и более тридцати сестер милосердия. По крайней мере десять женщин были опытными воинами, всю войну до этого прослужившими в мужских подразделениях [Dorr 1917: 56]. Около тридцати имели боевые награды за храбрость, а по крайней мере восемь были награждены Георгиевским крестом.
Женщины записывались в первый женский «батальон смерти» по различным причинам. Основными мотивами стали, несомненно, патриотизм и желание помочь Родине в трудное время. Этим женщинам была близка идея, что Россия должна продолжать войну до победного конца [Новое время 1917 8 июня: 5; Beatty 1919: 101–102]. Патриотическим чувствам часто сопутствовал разжигаемый военной пропагандой страх перед немецким владычеством. После падения самодержавия в феврале у русских женщин не было желания променять с трудом завоеванную свободу на «тевтонское иго». Многие потеряли на войне любимых и хотели отомстить за них и увериться, что их смерть была не напрасной и поспособствовала победе России. Женщины понимали, что для достижения этой цели армия нуждается в помощи. Многие считали, что войска страдают от «малодушия» и присутствие женщин на фронте поднимет боевой дух и вернет войскам готовность сражаться. Бочкарева постоянно напоминала женщинам-новобранцам, что миссия женского батальона состоит в том, чтобы подать пример солдатам-мужчинам. По ее словам, когда мужчины колебались, обязанностью женщины было взять оружие и сражаться вместо них. Некоторых женщин-добровольцев возмущало, что мужчины отказываются сражаться и уклоняются от своих обязанностей перед Отечеством. Считая таких солдат предателями, женщины стремились пристыдить их и вновь принудить к исполнению воинского долга [Dorr 1917:58].
Несмотря на многочисленные высказывания о готовности женщин пожертвовать собой ради Отечества, кажется, очень редко говорилось (по крайней мере, свидетельств об этом не сохранилось), что, приняв на себя роль солдат, женщинам придется не только пожертвовать своей жизнью, но и убивать. Столь скудное внимание, которое уделялось столь немаловажному аспекту военной службы, может объясняться тем, что он резко противоречил общепринятым гендерным ролям. Лишние упоминания о том, что женщинам придется отнимать жизни у других, могли повредить всему делу в глазах широкой общественности. Конечно, женщины сознавали, что им, вероятнее всего, предстоит наносить урон неприятелю, но это не было их главной целью. Возможно, этой темы избегали сознательно, делая упор на влияние, которое женщины окажут на солдат-мужчин.
Хотя саму Бочкареву нельзя даже с натяжкой назвать феминисткой, в батальон вступали и прогрессивные женщины. Некоторые из них воспринимали это подразделение как уникальную возможность проявить самопожертвование и тем самым доказать, что они достойны расширения прав и обязанностей в общественной жизни. Для них участие женщин в боевых действиях стало большим достижением в борьбе за равноправие и позволило войти в сферу, прежде недоступную для их пола. Крылова, разделявшая эти взгляды, подытожила их в своих воспоминаниях:
Те из нас, кто обладали известной культурой, начинали все ярче чувствовать, что неожиданный исторический экзамен мы, женщины, УЖЕ начинаем выдерживать и что даже в сфере военной, вековой прерогативе мужского пола, мы можем им, мужчинам, не уступить. Если и не в физической силе, то в организованности и в силе духа. Это ощущение окрыляло нас. Да и в самом деле – я обращаюсь теперь к мужской объективности – разве не вы ставили нас, женщин, веками в подневольное положение? Разве не запрещали нам учиться, идти вперед, разве не делали нас ТОЛЬКО предметом роскоши, матерями, хозяйками, подневольными рабынями?.. Как можно было прогрессировать, обогащать свой ум и свою душу, когда «нормально» от девушки требовалось в 18 лет выйти замуж и быть производительницей – каждые полтора года рожать детей? Мудрено ли, что в таких условиях женщина оставалась позади?
Но революция уже произошла – женщина завоевала себе права, которых она была лишена в течение тысячелетий, – ПРАВА РАВНОГО ЧЛЕНА ОБЩЕСТВА. Женщина уже никогда не уступит своего права на образование, на свою жизнь, на свое сердце, на возможность рожать, когда ОНА этого хочет, строить жизнь по своим планам, а не по планам мужчины. И скоро мир увидит, кто духовно выше: мужчина с его упрощенным грубым умом и черствой душой или женщина с ее чуткостью, впечатлительностью и гуманностью [Солоневич 1955: 62].
Унтер-офицеры батальона Бочкаревой; ее адъютант Магдалена Скрыдлова в центре (любезно предоставлено Государственным центральным музеем современной истории России, Москва)
Хотя не все военнослужащие батальона разделяли феминистские взгляды Крыловой, они считали себя вполне способными оказывать влияние на армию.
По приказу Керенского формирование женского батальона происходило при содействии Петроградского военного округа, возглавляемого генералом П. А. Половцовым. Штаб округа выделил батальону жилье, униформу, амуницию, оружие и инструкторов. В качестве казарм и тренировочной площадки женщинам предоставили Коломенский женский институт. Двадцать пять военных-инструкторов мужчин, унтер-офицеров Волынского полка были назначены провести для женщин соответствующую боевую подготовку перед отправкой на фронт. Собственной полевой кухни у батальона не имелось, но он пользовался кухней расположенной рядом гвардейской части. Униформа, выданная женщинам-новобранцам, включала особые опознавательные знаки, разработанные для «батальонов смерти»: черно-красные шевроны и эмблемы с черепом и скрещенными костями. Стандартная военная форма не была предназначена