Читать интересную книгу Новосёлы - Павел Мисько

На асфальтированной дорожке, что шла через все дворы квартала вдоль домов, появился чёрный «Зил» Ивана Ивановича. Медленно ехал, важно, чтоб все люди обратили на него внимание. И мы начали наблюдать за машиной ещё издали. Не доехав до нас метров сорок, разноцветный студент-шофёр посигналил, хотя на дороге никого и не было. Машина свернула влево, перед сквером. Объехала деревья удачно… И в гараж заехала без приключений!

Только перестали смотреть на гараж Дервоеда, как из-за другой стороны дома, с улицы вырулила ещё одна легковушка — серенький «Москвич» Гаркавых. Остановился он напротив крыльца, мы дали ему дорогу. К машине бросился Женя, открыл заднюю дверку. Достал корзинку с грибами и большущую щуку. Мы сразу окружили Женю.

— Ой, сколько белых, боровичков! — присела на корточки возле корзинки Галя. — Какие они все хорошенькие — как точёные!

— Штук пятнадцать… — выбралась из машины с пучком какой-то травки в руках Женина мама. Она начала говорить с женщинами о том, как хорошо осенью в лесу, какая красота, сколько разных грибов!

— Есть грибы, есть! — подтвердил бодрым голосом дядя Коля. — И рыба есть. Хорошая грибалка.

Женя дал Марине подержать щуку. Ну и страшилище! Голова возле носа Марины, а хвост до земли достаёт.

— Ух! Ух! — восхищалась Марина.

— Кило три, наверно, — сказал Николай Николаевич.

— Дай и мне подержать! — пристал я к Марине.

Дервоед уже отпустил «личного» шофёра, подошёл к нам. Раньше он всё время сторонился людей, а сейчас сам подошёл и первым заговорил:

— Это что — грибы? И вы не боитесь их брать?

Гаркавые растерялись от такого вопроса.

— А чего их бояться? — сказала Женина мама. — Я же бледных поганок не беру и мухоморов не беру.

— И вы убеждены, что это не поганка? — Иван Иванович взял из корзины самый красивый белый гриб.

— Ну, знаете!.. — возмутилась Женина мама.

— Это боровик! — сказала Марина, отдала щуку мне и начала рассматривать грибы.

Все засмеялись: ребёнок знает, а Дервоед — нет!

Иван Иванович не сдавался:

— Напрасно смеётесь… Я слышал, есть такой гриб — сморчок. Вроде хороший с виду, а — отрава!

— Сморчки растут весной, а не сейчас. — Дядя Коля начал нервничать. — Хорошие, между прочим, грибы. Строчки и сморчки заграница у нас за золото покупает.

— А может, и это сморчок? — Иван Иванович показал всем красавец гриб. — Осенний сморчок! Как будто боровик с виду, а в самом деле — сморчок.

И опять все захохотали. Дервоед даже по сторонам посмотрел: что это так развеселило людей?

Николай Николаевич молча подошёл к нему, забрал гриб, забрал у меня щуку. Бросил гриб в корзинку, сунул её и щуку в руки Жене и кивнул на дом: «Отнеси!»

Женя тут же исчез за дверью.

Иван Иванович обиженно и гордо отошёл к соседнему дому, погулять.

Он уже дошёл до той половины дома, где на первом этаже будет пионерская комната. И тогда из нашего подъезда выглянула, словно подкарауливала, тётя Клима. Николай Николаевич как раз садился в машину — отогнать в гараж.

— Соседушка, дорогой… — протянула к нему руки жена Дервоеда. — Выручите, пожалуйста… Подбросьте меня к московскому поезду. Очень уж трудно вечером с двумя чемоданами в автобусе.

Дядя Коля недоуменно посмотрел на гараж Дервоеда, потом на тётю Климу.

— А разве…

— Куда это вы вдруг собрались? — удивилась и тётя Клава.

Все подошли поближе к жене Ивана Ивановича.

— Какое же это вдруг, голубушка? — вопросом на вопрос ответила она и провела взглядом по толпе. — Какое же вдруг? Лучше бы ты спросила: как ты до сих пор жила с ним, терпела?.. Раньше дети связывали нас, а теперь у детей свои семьи в Москве.

— А внуков у вас много? — не вовремя поинтересовалась моя бабушка.

— Двое… Буду помогать растить их, воспитывать. Пенсия у меня хорошая, проживу. А здесь и он на мои деньги живёт, свои все прячет.

— А-а-а…

И никто больше ничего не спросил. Не спрашивали даже, почему сам Иван Иванович не отвезёт тётю Климу на вокзал, хоть в гараже стоят сто «лошадиных сил».

— Так что, Николай Николаевич, миленький?.. Может, выручите меня?

Дядя Коля словно проснулся.

— Ага… Ну да! Коль такое дело, то…

Тётя Клима быстренько протопала в подъезд, за ней Васина мама и Галка.

— Мы вам поможем!

Женина мама сразу начала выговаривать дяде Коле:

— Ты-то зачем вмешиваешься? Они помирятся, а ты враг будешь на всю жизнь.

— Не помирятся. Не тот возраст… Да и люди они разные.

— Он тебе жизни не даст после этого!

— Волков бояться — в лес не ходить.

— Волка спереди бойся, лошадь — сзади, а лихого человека — со всех сторон.

— Перестань, слышишь? Неужели ты не понимаешь: ей нужна помощь!

— Мало ли кто… — хотела ещё что-то сказать Женина мать и замолчала: приближался Дервоед.

— Что сейчас будет! — радостно пискнул Вася.

Что будет? «Концерт» будет, «спектакль». Это даже мы понимали, не только взрослые.

Эх, если бы ещё минут десять не было Ивана Ивановича! Или хоть немножечко… Мы бы помогли тёте Климе спокойно убежать от него.

И тут открылась дверь подъезда, показались один за другим два большущих чемодана. За ними — Женя.

— Хоть ты не лезь в эту кашу! Ты ещё зелёный для таких дел! — подбежала к нему мать, хотела отнять чемоданы.

А Женя верть от неё в сторону! Затолкал чемоданы на заднее сиденье «Москвича», стукнул дверкой.

Иван Иванович ещё ничего не понимал. Смотрел на всё это, медленно приближался к нам, постукивая палкой о тротуар.

Вышла тётя Клима в зимнем пальто, и Васина мама с редькой и перцем в руках, и Галка без ничего.

— Ну, мои дорогие, не поминайте лихом! — вздохнула тётя Клима и поцеловалась с тётей Клавой. Остальным взрослым просто руку подала, на Ивана Ивановича и не посмотрела.

Женя открыл перед ней переднюю дверку. Николай Николаевич обходил машину спереди — занять шофёрское место.

— Что такое? Что это значит, Клима?! — поднял свою палку Дервоед.

— Не Клима я вам больше, а Климентия Даниловна, и не Дервоед, а Ковалевская!

Климентия Даниловна спряталась в машине, хлопнула дверцей.

— Куда ты? Куда… вы?! — забежал перед машиной Иван Иванович, поднял обе руки. Как будто мяч хотел поймать.

«Москвич» загудел — и назад, а не вперёд. Отскочил метров пятнадцать — и за дом!

— Стойте! Стойте! — бросился вслед за ними Дервоед. — Ограбили-и!

Никто не смеялся. У всех были хмурые лица.

Мы смотрели, как Иван Иванович побежал на соседнюю, Партизанскую улицу. Там, около гастронома, стояла телефонная будка. Наверное, звонить в милицию.

— Ну и ну… — тихо сказала Васина мама. — Она почти всё ему оставила, в чём была поехала, а он: «Ограбили!»

— Хоть бы не испортил ей отъезд, — вздохнула Галина мама.

Люди начали расходиться.

Бабушка вдруг вспомнила что-то, схватила меня и Марину за руки:

— Стоят уши развесив, слушают… Там кино детское по телевизору начинается!

Марина уперлась ногой в первую ступеньку крыльца, запрокинула кверху лицо:

— Ой, смотрите! Небо бежит! Небо бежит!

И все, кто успел услышать её, не отошёл ещё далеко, посмотрели вверх, оторвав взгляд от земли.

Не небо бежало, а облака. Белые, раззолоченные комки с огненными и розовыми краями.

Красивые, как в сказке…

Где-то за городом полыхал закат.

«Раз, два, три — человечек, оживи!»

Люди добрые, спасите!

Сентябрь кончается, а у нас ещё конца-края нет работе и репетициям. Не жизнь настала, а карусель.

Прибегаешь из школы, пообедаешь — и за стол, уроки делать. Темп — как на сто метров бегут с барьерами. Но хорошо готовили уроки, честное слово! Никто не придирался ни в школе, ни дома. И Левон Иванович не упрекал.

К дяде Левону забегаем и до уроков, и вечером. Он каждому уже дал листки со словами, которые куклы должны говорить.

Гулять времени совсем не осталось. Даже почитать не выберешь ни минутки. Кричат: «Иди спать!», а я за книжку и в туалет. Сидишь себе — удобно, тихо. Если б ещё столик откидной приделать к стене, вот было бы здорово!

Когда первый раз я надолго исчез в туалете, все наши переполошились. Стучат потихоньку в дверь:

— Женя, что с тобой? Ты не заболел?

Во второй раз папа раскусил мои хитрости. Услышал, как шелестят страницы, как я фыркаю от смеха. Подошёл потихоньку — щёлк! Запер дверь снаружи на засов и свет в туалете выключил.

— Вот теперь можешь сидеть хоть до утра.

А кому охота сидеть в темнице? Попел немножко — не поётся. Подекламировал те слова, что Эрпид-один должен говорить, когда первый раз с Ванькой встречается: «Парлэ ву франсэ? Ду ю спик инглиш? Говорите ли вы по-русски? Приветствую вас, представителя землян!»