Читать интересную книгу Столыпин - Аркадий Савеличев

Бедной белорусской дворянке, наверно, впервые в жизни целовали руку. Она выскочила в слезах.

Но таких ли уж горьких?..

VII

Что-то Петербург стал слишком пристально присматриваться к губернатору Столыпину. Плеве прислал краткую, но внушительную телеграмму: «БЛАГОДАРЮ МНОГИЕ ВАШИ ПРЕДЛОЖЕНИЯ ПРИНЯТЫ». Всесильный фаворит, министр финансов Витте, сделавший карьеру еще при Александре III, уже без обиняков правительственной депешей сообщал:

«Под моим непосредственным руководством и с одобрения Его Императорского Величества, начинает работу «Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности». Честь имею предложить: 1) возглавить губернский комитет этого Особого совещания; 2) войти полноправным членом-консультантом в руководящее Бюро вышеназванного совещания.

Ваши познания о нуждах крестьянской России не оставляют сомнения, что Вы будете весьма полезны при реформировании главной хозяйственной отрасли нашей.

Надеюсь, уважаемый Петр Аркадьевич, на полное Ваше взаимопонимание и поддержку всех добрых начинаний».

Это было посерьезнее, чем предложения министра внутренних дел…

Разговаривать с Витте доводилось, но Столыпин прекрасно знал постулаты этого удивительного человека. Он железной рукой поддерживал закон от 14 декабря 1893 года, запрещавший, с некоторыми неисполнимыми оговорками, выход из крестьянской общины, в то время как нынешний губернатор и в Ковно, и здесь всячески подчеркивал будущее хуторского, по сути прусского земледелия…

Как совместить несовместимое?

Сергей Юльевич Витте попал на глаза царю, когда был простым чиновником Юго-Западной железной дороги, но настырным и дерзко бесстрашным. Как раз в разгар Балканской войны. Железную дорогу до границы выстилали шпалами как обычную мостовую; некогда было, по примеру немцев, готовить металлические шпалы. Да и зачем? Эк лесу-то в России! Сосновые, несмоленые чурбаки пластали прямо по зыбкому песку, в то время как Германия использовала крепчайший гравий. Когда было возиться с гравием российским генералам?! Быстрее, быстрее перебросить войска в Болгарию… Отец-генерал рассказывал, что эшелоны с его корпусом ехали истинно под молитву: «Сохрани и помилуй, Господи!» Опаснее, чем на турок в штыки идти: там хоть твердая земля, а здесь вагоны мотало, как телеги какие. Ржавые колеса скрежетали на ржавых, кое-как набросанных рельсах. Езда была смерти подобна!

Молодой инженер Витте, только что назначенный на эту дорогу, убавил скорости «до говновозного лошадиного шага», как ругались защитники Балкан, не получая вовремя подкреплений. Более того, он высадил на одном полустанке кавалерийский полк, как раз из корпуса генерала Столыпина, и принудил уже настоящим лошадиным шагом скакать на войну. Что, новый военный министр объявился?! Главнокомандующий?! Покойный отец смеялся: «Как его только саблями не изрубили!» Кроме драгун и гусар, дело-то приходилось иметь с великими князьями да и с самим императором, который той же дорогой добирался до Балкан. Над шумливым железнодорожником навис военно-полевой суд… но как всегда в России – пока суд да дело, Александру III вздумалось разогнаться на хлипкой дороге «на всю катушку»; тихо ездить он не любил. И тут, под Харьковом, какой-то железнодорожник задерживает царский поезд и предписывает дальше следовать «согласно установленным скоростям». А кто и что может «установить» императору?! Заслушав неподобающий шум на одной остановке, Александр III самолично вышел из своего вагона и мощным плечом растолкал свиту, окружившую настырного железнодорожника.

– Кто таков? Почему стоим? Почему держат мой поезд?!

Вместо того чтобы пасть ниц, плюгавый железнодорожник ответил:

– Потому, ваше императорское величество, что при таких скоростях я не могу гарантировать вашу безопасность. Крушение неминуемо. Поезд слишком тяжел, два паровоза к тому ж…

С императором следовали и министр путей сообщения, и министр двора, и генералы. Оплеуха была убийственна:

– Никаких ограничений! А с этим… – указал на глупого железнодорожника, – разберитесь достохвально!

И разобрались бы, припомнив кавалерийский полк…

Да недалеко ушел поезд – два мощнейших немецких паровоза на беспредельной скорости вдребезги разворотили наскоро уложенный путь…

Император со всей свитой как раз изволил кушать знаменитую гурьевскую кашу, как…

…вагон вздрогнул…

…встал на дыбы…

…гурьевская каша вместе со сливками полилась на роскошные прически дам…

…кому щепки в «причинное место»…

…кому ножка стула в лицо…

…визги…

…стоны…

…крыша вагона осела на весь золотоносный муравейник…

Император, при своем богатырском росте, держал на плечах эту погибельную крышу.

Мертвых убрали, раненых перегрузили в спешке присланные из Харькова другие вагоны. Речь государя была на удивление спокойна и покаянна:

– Предупреждал же меня этот железнодорожник! Нет, не послушался.

И в добавление:

– Найти и доставить ко мне!

Так начался немыслимый взлет Сергея Юльевича Витте – вначале начальником Петербургско-Московской железной дороги, потом министром путей сообщения, а теперь и министром финансов.

Как было не знать Столыпину столь примечательного фаворита! Сменился царь-государь, поменялся двор, а фавор, кажется, остался и при сыне Николае…

Это был уже не тот железнодорожник, что, к ужасу придворных, перечил богатырю-государю. Да и государь оказался другим; ему дела не было ни до крестьянских общин, ни до крестьянских хуторов. Всеобщее «успокоение» требовалось; тишь да благодать!

Но кому «благо дарить»?!

VIII

Гуляя вокруг дворца по островному парку, связанному с городом лишь узким виадуком, – истинно запоздалая мысль о рыцарских замках! – Столыпин пытался и на придорожном песке некий новый замок возвести. Нога часто останавливалась и чертила носком лакированного, легкого полусапожка странные чертежи. Дома. Изгороди. Сараи. Погреба и амбары. Коровьи стойла и курятники. Бани и рыбацкие тони… Чушь какая-то… И самому непонятная. Тем не менее в походном блокноте рука, сегодня совершенно здоровая, чертила карандашом вполне понятный ответ царскому любимцу:

– Извольте знать, Сергей Юльевич? Первое: расселение крестьян на пустующие земли, стало быть, на хутора…

– Второе: ликвидация нынешней чересполосицы, при коей Юрасю приходится прыгать через Петра, а Петру через Миколу…

– Третье: болота, кочки, чертомыжник! Стало быть, нужны кредиты для мелиоративных работ по всей губернии…

– Четвертое: не полагаясь на общину, которая здесь в самом скверном состоянии, следует обратить всемерное внимание на земледельческую кооперацию, каковая уже доказала мне свои привилегии в Ковенской губернии…

– Пятое… и далее: улучшение сельхозорудий и закупка, с последующим собственным производством, новейших сельскохозяйственных машин…

…внедрение многопольных севооборотов, чтоб картошку десятки лет не сажали по картошке, а жито не сеяли бы веками по житу…

…стало быть, я говорю о сельскохозяйственном образовании крестьян, без чего ни один пункт моей программы не будет исполним. Гродненская сельскохозяйственная школа моими заботами может быть прообразом и для всей остальной России…

Эта школа возникла еще до него, но вела нищенское существование. Он, побывав там, назвал ее «крестьянским университетом».

Увлекшись, обещал и деньги сыскать в нищем губернском бюджете. Но самому с горькой усмешкой виделось: грошики для этого «университета» достанет из собственного кошеля… Как подтверждал опыт всех его прошлых начинаний.

Что? Кто-то хочет возразить?..

Недреманное око, наделенный правом беспокоить губернатора в любой час и в любом месте, бежал от канцелярского флигеля.

– Петр Аркадьевич! Из Новогрудка телеграфируют! Там холопы захватили две шляхетские усадьбы и грозят сжечь, если паны не вернут якобы захваченные некогда земли!..

– И что?

– Я послал вестового к полицейместеру. Десяток конных, наверно, соберет, тут недалеко, к утру успокоят.

При объезде губернии Столыпин был и в этом маленьком, но древнем городке. Прекрасное место. Прекрасно угощала местная шляхта.

– Кто?

– Жечь хочет?..

– Землю кто захватил?

– Так из богатых там только двое и есть, сами видели: пан Скорняковский да пан Столповский…

– Телеграфируй от моего имени обоим: землю вернуть… пообещать по крайней мере … до судебного выяснения и для ихней же собственной пользы…

– Но, Петр Аркадьевич, инцидент очень…

– Очень нехорош! Телеграфируй.

Какая теперь вечерняя прогулка? Какие возражения сидящему где-то в Петербурге Витте?..

Но сердиться в роскошном парке, при таком тихом принеманском окружии не хотелось. Хорошую жизнь здесь пытался устроить себе Станислав Понятовский. Мыс, вдававшийся в Неман, с тылов был огражден глубоким оврагом с проточной, чистой водой, только каменный мост-виадук и связывал короля с городом. А губернатора?..