Читать интересную книгу Три доллара и шесть нулей - Вячеслав Денисов

– За отсутствием стоящих дел вы решили поворошить мое прошлое?

– Будет! – махнул рукой Вадим. – Если бы я хотел вас в следственный изолятор определить, я бы давно уже это сделал. Разыскал бы тех двоих молодых людей, одному из которых вы, избивая в своем кабинете автомобильной покрышкой, сломали три ребра, а второму, привязав его к стулу, пилили напильником зубы. Потом, кстати, четыре из них выбили. Между прочим, в объяснениях вы ссылались на свою горячую кавказскую кровь. А тут мы слышим новость, которая разъясняет кое-какие мелочи. Оказывается, вы не пылкий горец, пытавший подозреваемых в состоянии аффекта, а просто банальный садист!

Гургулидзе закурил тоже, и сейчас они с Пащенко стали похожи на двоих корешей, решивших перекурить перед тем, как идти на кухню допивать остатки водки.

– Потом оказалось, что подозреваемые не подозреваемые, а свидетели, а после стало известно, что они и свидетелями быть не могут, ибо в тот вечер, когда на Брянской случилось убийство, один из них был на соревнованиях в Будапеште, а второй – в Египте. В шоп – блин – туре. А били вы их, Гургулидзе, потому что обидно вам было за свою участь. Один из ваших пленников – способный парнишка, боксер, который через месяц должен был лететь на чемпионат Европы, второй – преуспевающий бизнесмен. А вы кто? Жалкий оперишка, курящий «Бонд» и живущий от зарплаты до зарплаты. И не вынесли вы обиды, Гургулидзе...

Дотянувшись до чашки, в которой засох пакетик «Липтона», Пащенко бросил туда дымящийся окурок.

– Пожалели вас тогда начальники. А знаете, почему пожалели? Потому что многие из них такую же обиду испытывали за свою неудавшуюся жизнь. И вместо того, чтобы за самоуправство и нанесение побоев, а также за причинение умышленного вреда здоровью вам срок размотать, вам скропали вонючую проверочку, где указывалось на то, что употребляете в рабочее время алкоголь и имеете свойство совершать прогулы. И выгнали за недисциплинированность. Прокатило. А потерпевшим сообщили, что меры приняты. Вот так вы и оказались в частном детективном предприятии. И сейчас с успехом используете навыки, приобретенные в милиции, на практике. Снимаете под заказ людей, стараясь при этом заставать их в самых пикантных ситуациях, провоцируете на совершение противоправных поступков... Грязь, одним словом, месите...

Пащенко пнул ногой стоящий перед ним табурет, и он взлетел в воздух, разметав стоявшие на нем пепельницу, чашку и телевизионный пульт.

– Я уверен в том, Гургулидзе, что официальная часть работы занимает в вашей частной детективной деятельности всего несколько процентов. А остальное...

Вадим принял из рук Струге фотографии и одну за другой стал бросать их на пол, к осколкам чашки.

– Ну вот... Жена Сафьянова в коитусе с каким-то мачо... Серж, муж Татьяны Викторовны, за этот «мэйк ап» сначала тебе попу до ушей порвет, а потом ей. А мне потом ваши швы считай в анатомке... Отступные уже получил или нет еще? Наверное, получил, потому что Татьяна Викторовна не допустит, чтобы ее мужу, вору в законе, прислали такие снимки... А это что? Ты сдурел, что ли?! А зачем ты снял Альберта Моисеевича Хорина?! Струге, смотри, Алик в сортире мочится... Я что-то не понял, Гургулидзе, ты собирался снять с Хорина денег за разглашение факта того, что он отправляет в туалете естественные надобности?!

– А он не ссыт. Он дрочит.

– Вон оно ка-а-ак... – Пащенко брезгливо выронил из руки карточку. – Тогда, конечно...

Вздохнув, он сгреб фото в кучу. В эту же кучу Струге свалил десяток найденных кассет.

– Пора спасать мир от гнусного извращенца, – провозгласил прокурор. – Но перед тем как тебя избить, хочется задать один вопрос. Где та кассета, на которую ты снимал меня и этого мужика в ресторане поселка Кольцово?

Отпираться было бессмысленно. Гургулидзе отрицал бы очевидное до хрипоты в голосе, однако, увидев перед собой прокурорское удостоверение того, на кого он совсем недавно направлял объектив видеокамеры, струхнул. Вылезла наружу и подноготная шестилетней давности, которая хранилась в милицейских анналах. Сергей Александрович понимал, что короткий рассказ о его прошлом, прозвучавший из уст прокурора, – это неприкрытая угроза, и если вслух еще не прозвучала фраза о том, что все сказанное станет предметом разбирательств в суде в случае отказа идти на контакт, то это только потому, что прокурор с уважением относится к догадливости собеседника. Зачем разговаривать штампами, если и без того все ясно и понятно?

– Я ее передал заказчику.

– Кто заказчик?

– Мой босс.

– Ты что, придурок... – вскипел Пащенко. – Ты так и будешь дальше отвечать?!

Струге не успел опомниться, как услышал короткий хлопок, после которого Гургулидзе повалился на бок. Правый хук Вадима был безукоризнен, сыщик даже не успел отвернуться.

– Валандину отдал! Это директор «Агаты»! Он и заказ делал! Откуда я знал, кто вы?! Мне сказали – я выполнил и получил деньги!.. Валандин сказал сесть на хвост вон ему! – Он мотнул головой в сторону судьи. – И по возможности задокументировать криминал! А какой криминал лучше, нежели пьянка вместе с Седым?! А что касается – «знал – не знал»... Я, когда мне дают работу, личные дела объектов не изучаю!

Антон приблизился к сыщику.

– А откуда ты знаешь Седого?

– Ему Валандин платит...

Струге удивленно вскинул брови и присвистнул.

– И Валандин попросил тебя снять меня вместе со своей «крышей», чтобы впоследствии это оказалось достоянием гласности?! Подобными заявлениями ты оскорбляешь мой разум, Гургулидзе! С каких это щей Валандин будет добровольно класть на плаху голову?! Что может его заставить это сделать?!

– Обстоятельства, которые позволят избавиться от одной «крыши» и заползти под другую, более могучую...

Антон повернул голову в сторону реплики Пащенко. Тот спокойно раскуривал сигарету, пряча от судьи взгляд.

– Ты что, Антон Павлович, так и не понял, кто этим говнюкам тебя заказал? При каких обстоятельствах Валандин решится выполнять на тебя заказ? Под кого можно залезть, не боясь гнева Седого и наступления возможных последствий такого видеоролика?

– Лукин...

Пащенко подтверждающе пожал плечами – «Вот тебе и ответ!» – и подсел к телевизору вместе с десятком мини-кассет.

– Ладно. Проверим, как ты отдал кассету Валандину. Если я сейчас ее обнаружу в этой куче, со следующего месяца начнешь получать в собесе пособие по инвалидности.

Вадим вставил кассету в большую, стандартную и воткнул устройство в приемник видеомагнитофона. Секунда экранного замешательства, и взору судьи предстала живописная картина. Офисный кабинет. Ее не видно, потому что ее загораживает он. Видны лишь две ноги, на которые натянуты черные чулки и две туфли на шпильках. Он стоит между этих ног, и его часто дергающийся белый зад расположен точно по центру экрана. Его брюки упали на ботинки, рядом со столом, на котором лежит она. Ничего необычного, в рабочее время все приходится делать быстро. Ей достаточно лечь спиной на стол и положить голову на факс, ему – расстегнуть ремень и уронить брюки.

На следующей пленке за столом сидел мужик, корчил ужасные рожи и ревел так, что его утробные вопли доносились даже с безмолвной пленки. Объяснение таких мучений верхней половины туловища объяснялось, по всей видимости, тем, что кто-то что-то делал с его второй, нижней и невидимой объективу, половиной.

– М-да... – проговорил Пащенко, вставляя третью кассету. – А у тебя в видеотеке нет других фильмов? Ну, например, где кто-то совершает мирный подвиг? Или сидит и изучает сопромат в библиотеке? На худой конец – «Король Лев», «Три товарища», «Одиночное плавание», «Карнавальная ночь»...

– На той, которую вы вставляете, как раз «одиночное плавание»... – угрюмо пробормотал Гургулизе, протягивая руку к сигаретной пачке, валяющейся на полу. – Хотя я вам под эти названия любую кассету подобрать могу.

«Ресторанной» съемки не было. Становилось ясно, что Гургулидзе не лжет, и Вадим развернулся к детективу.

– Ты знал, кто заказал Валандину этого человека?

Сыщик, посасывая кровоточащую губу, бросил взгляд на Струге.

– Нет.

– А я ему верю! – Хлопнув себя по коленям, Вадим встал. – Гургулидзе – дурак. Его использовали и после оботрут о него ноги. Все в стиле Игоря Матвеевича Лукина. Скажи ему правду, он еще, чего доброго, заартачится. А так и дело сделано, и малой кровью. Когда ты передал кассету, ущербный?

– Вчера вечером.

– Вчера вечером... – Струге прошелся по комнате. – Вчера была суббота. Сегодня, что неудивительно, воскресенье. Соваться в выходные к Лукину этот Валандин не станет, если это не обговорено заранее. Думаю, что не обговорено, потому что Лукин не из тех, кто любит беспокоиться в свободные от работы дни. Я для него – работа. Поэтому вплоть до завтрашнего дня он будет сидеть у себя дома, пить чай с лимоном и ждать понедельника. Где живет Валандин, Гургулидзе?