Читать интересную книгу Жаркие перегоны - Валерий Барабашов

— Нет, Андрей Андреевич, — прервал директора «Метиза» Уржумов, — с себя мы вины не снимаем. Я вот к вам и пришел с конкретным предложением, если хотите — с просьбой. Я прошу совет директоров помочь железнодорожникам. Давайте по-настоящему, по-хозяйски возьмемся за вагоны. Заключим договор, лучше, если это будут договоры между конкретными станциями и предприятиями, объявим в городах области соревнование за лучшее использование вагонов, будем премировать победителей этого соревнования, наказывать рублем отстающих...

— Интересно, — протянул сидящий в самом углу кабинета седой с багровым лицом человек, которого Уржумов видел на совещании впервые. Он грузно поднялся, машинально застегнул на выпирающем животе пиджак, крутнул головой в явном несогласии со словами начальника дороги. — Интере-есно... Выходит, я со своей допотопной техникой на выгрузке хронически не буду укладываться в нормы простоя, и меня за это штрафовать? Да вы знаете, товарищ Уржумов, какие на нашем «Госкабеле» подъездные пути? А краны? Погрузчики? Транспортеры?

— Я вношу предложение, — твердо повторил Уржумов. — Считаю, что такое соревнование принесет всем нам, государству неоценимую выгоду. Бояться штрафов не стоит, надо работать...

— Да работать-то мы работаем, уж в этом нас упрекать...

— Можно и посоревноваться, чего там...

— Засоревновались совсем, хватит!

Голоса директоров гудели вразнобой, на этот раз сдержанно — видно было, что предложение Уржумова приняли по-разному.

— Сергей Федорович, я хотел бы поставить этот вопрос и перед обкомом. — Уржумов ожидающе смотрел на Колобова.

— Вообще, Константин Андреевич, — начал Колобов после минутного раздумья, — вопрос вы ставите не совсем, скажем, к месту. Совет обсуждает проблемы невыделения железной дорогой вагонов, вы же... Безусловно, предложение ваше имеет отношение к этой проблеме, — поднял он ладонь на протестующий взгляд Уржумова. — Но... Впрочем, ладно — назовем вещи своими именами: вы в данный момент уходите от ответа. Поэтому, я думаю, — он глянул на Потапова, — совету все же следует вернуться к более конкретному разговору. Что же касается предложения по соревнованию... неплохая идея, неплохая. Но правильно вот директор «Госкабеля» говорит: не все в равных условиях в этом соревновании окажутся. Да и материальная сторона... Какие-то, вероятно, фонды надо заиметь, привлечь средства... Все это не так просто. Пока, считаю, нужно нам на свои собственные силы рассчитывать, на резервы. У нас их с вами, Константин Андреевич, пруд пруди. Так, товарищи? — обратился Колобов к директорам, и в ответ раздалось:

— Верно, Сергей Федорович!

— Завязнем мы в этом соревновании, а вагонов как не было, так и не будет!

— Константину Андреевичу лучше на свое, дорожное соревнование глянуть...

...Совет директоров большинством голосов решил: просить бюро обкома вмешаться в сложившуюся на железной дороге ситуацию, оказать помощь промышленным предприятиям в своевременном выделении порожних вагонов под погрузку готовой продукции.

II.

В четвертом часу Желнину позвонил Климов.

— Приветствую, Василий Иванович. Где Уржумов?.. И что у вас там за ЧП? Мне только что доложили...

«Ну, все, завертелось колесо, — чувствуя, как замерзла лысина, подумал Желнин. — Стоит теперь кому-то лишь намекнуть, что первый зам начальника дороги проявил интерес к цистернам...» Впрочем, чего это он трусит? Приказа останавливать «Россию», а потом гнать ее вперед он не отдавал, с начальником распорядительного отдела был у него вполне нейтральный разговор, а если Степняк проявил ненужную инициативу, то пусть сам за себя и отчитывается. А уж хвост на пути скорого поезда оставить — тут и дураку ясно, чья вина.

Как можно спокойнее (ох, нелегко это дается, нелегко!) Желнин стал объяснять заместителю министра:

— Мы старались ввести в расписание «Россию», Георгий Прокопьевич. Она прибыла на дорогу с опозданием, стояла в Прикамске, потом в Шумково, мы...

— Да ты ближе к делу! — прервал Желнина нетерпеливый и грубоватый голос Климова. — Стояла, нагоняла!.. Что произошло в Сарге этой?

— В Санге. Диспетчер, Бойчук его фамилия, поставил под обгон «двойки» цистерны, а в приложение к графику, видно, не заглянул, не уточнил количество вагонов. Остался хвост на втором пути, локомотив «России» зацепил последнюю цистерну.

— Бригада жива? — спросил Климов.

— Жива. Помощник немного повредил себе лицо, машинист... ну так, коленку зашиб. Навстречу поезду пошла наша «скорая помощь».

— Что там еще?

— Было десятка два падений пассажиров с полок. В основном царапины, ушибы... В первом вагоне... там похуже дело, беременная женщина, да ее еще ударили. Нечаянно, конечно, при падении.

— М-да-а... — Климов помолчал. — Диспетчер... как ты говоришь его фамилия?

— Бойчук.

— Бойчука с работы снять. Немедленно! И подальше его от железной дороги!.. Разгильдяй.

— Да он вообще-то на неплохом счету в отделении, — начал было Желнин, но Климов уже не слушал его. Спросил:

— А сигнализация почему не сработала? Что у вас там за балаган, Желнин?!

— Георгий Прокопьевич, я еще не знаю всех подробностей, но... Словом, мне доложили, что замазученные колесные пары, есть такое предварительное мнение...

— Быстрей! — приказал нетерпеливо Климов. — Что тянешь!

— ...так вот, замазученные колесные пары, которые находились в конце состава, не обеспечили шунтовую чувствительность рельсовой цепи, светофор показал ложную свободность блокоучастка.

— Ясно, ясно, — снова перебил Климов, — вагоны надо лучше мыть... Ладно хоть так еще все кончилось. Но наказать мы вас с Уржумовым накажем, будьте спокойны!.. Да! Иностранных туристов в поезде не было, не знаешь?

— Нет, не уточнял пока.

— Узнай. Потом вызови меня. Ославите, чего доброго, на весь мир.

— Понял, Георгий Прокопьевич.

— Уржумов почему не отвечает?

— Он в обкоме. На три часа завотделом вызвал.

— Что за вопрос? В курсе, нет?

— Заседание совета директоров...

— ...которым вы план реализации срываете! — подхватил Климов. — Что молчишь, Василий Иванович?

— Да что говорить, Георгий Прокопьевич, мы...

— А так и говори: срываем. Причем третий квартал подряд. Так?

Желнин молчал.

— И еще министерскую регулировку не выполняете, — напористо продолжал Климов. — Почему захватываете порожние вагоны без нашего разрешения?! Что за партизанщина на дороге?

— Видите ли, Георгий Прокопьевич... — Желнин растерялся, не знал, как вести себя. — Видите ли, — повторил он, — местные органы... Словом, настоятельно просят, чтобы мы, железнодорожники, не отдавали вагоны... я бы даже сказал...

— Какие еще органы? — строго уточнил Климов.

— Вышестоящие.

— Что ты крутишь там, Желнин? Вышестоящие, нижестоящие! Обком ваш, что ли?

— И обком.

В голосе Климова появился усмешливый холодок:

— Слушай, Василий Иванович, вы с Уржумовым на железной дороге работаете или где? Откуда эти ветры там дуют?

— Мое дело — выполнять указания начальника дороги... К тому же у нас партийные билеты в карманах. Мы не можем не...

— А мы что — беспартийные, по-твоему? И на верное, сверху нам тут виднее, как вагонным парком распоряжаться.

— Думаю, что виднее, Георгий Прокопьевич, — согласился Желнин.

— Хоть один на дороге понимает... Когда явится Уржумов, скажи, чтоб позвонил мне. Как там настроение... и вообще?

— Константин Андреевич сказал, что положение на дороге будем выправлять.

— Опять он за свое: «Константин Андреевич, Константин Андреевич»!.. Сам-то — как?

— А что сам? — насторожился и слегка заволновался Желнин, интуитивно чувствуя, что разговор входит в желанное для него русло, что сейчас надо говорить какие-нибудь нейтральные слова... — Мое дело замовское.

— Берись-ка там по-настоящему, Василий Иванович, — доверительно и вместе с тем на прежней строгой волне заговорил Климов. — А то ведь не посмотрим, что вы оба там заслуженные... К концу года чтоб все задолженности были ликвидированы. Постарайтесь, сил и энергии у красногорцев хватит. О перспективе, Желнин, тебе тоже думать надо. Жизнь имеет свои законы, никуда от них не денешься. Понятно говорю?

— Понял вас, Георгий Прокопьевич!

Желнин долго потом держал руку на положенной уже трубке.

III.

Ровно в шестнадцать тридцать Колобов сидел в мягком глубоком кресле перед столом первого секретаря обкома партии Бортникова. Виталий Николаевич, в ловко сидящей на нем коричневой паре, расхаживал по большому светлому кабинету, слушал заведующего промышленно-транспортным отделом молча, не перебивая, лишь изредка что-либо уточняя. При этом он вежливо выжидал конца фразы, естественной остановки говорившего, чтобы не нарушать мысли, не сбивать. Вскоре Бортников сел против Колобова в такое же массивное мягкое кресло, смотрел на него карими спокойными глазами, в которых жила всегда поражающая Колобова внутренняя уверенная сила. Говорить Колобову с Бортниковым было всегда трудно, потому что с  п е р в ы м  нельзя было быть даже в мелочах неискренним или не до конца убежденным в том, в чем стремился убедить сам; неуверенность мысли Бортников чувствовал каким-то особым чутьем, легко находил в такой мысли слабинку, сразу потом теряя интерес к разговору и собеседнику. Он открыто не любил людей, которые пришли в его кабинет за  е г о  мнением, мнением первого секретаря обкома, чтобы потом, при случае или надобности, размахивать этим мнением, как флагом, ссылаться на него, не вкладывая ни крупицы собственного «я». И наоборот, с уважением относился к тем, кто, не нарушая, разумеется, этики, горячо и смело отстаивал свои убеждения, доказывал свою правоту. С такими людьми Бортников беседовал с удовольствием и подолгу, и встречи эти, обмен мнениями нередко ощутимо влияли на принимаемые решения...