Читать интересную книгу Риторика - Наталья Горская

– А ты так много говоришь, потому что у тебя зубов больше, чем у всех, да?

Раздались смешки, кто-то даже повернулся к оратору задом, свита его разношёрстно загалдела за спиной «хозяина». Держать аудиторию в напряжённом состоянии нелегко, но хуже всего не замечать падения внимания к своей, пусть даже такой яркой и необычной, персоне.

Ведь он заранее настроился играть роль человека, знающего ответы на все насущные вопросы человечества, а такие люди никогда не любят попадать в нелепые, смешные положения, потому он смешался и даже пошёл пятнами. Диалога не получалось, поэтому он продолжал свой монолог. Ему была невыносима сама мысль, что от него могут отвернуться! Значительное лицо багровело, бледнело, брызгало слюной, короче говоря, державший речь бесился, как липовый фокусник, который видит, что фокус его не получается, но сдаваться не хочет. Величавость манер вмиг оставила его. Он бы ещё богвесть сколько времени так тужился, но из толпы спецовок кто-то внятно оборвал:

– Слушай, атаман, довольно об ветер язык чесать.

Чиновник такого хамства не ожидал, посему челюсть отвесил до мостовой. И чего они все реагируют так одинаково: открывают скворечник пошире и ждут, – может, залетит кто? Рот открылся, а закрываться решительно не хочет! Но и звуков оттуда никаких нет. С дыханием, бедолага, не справился. Ничего, бывает.

– Сука!!! – вдруг рявкнул чиновник, сам пугаясь своих слов. – А ну-ка, подь сюды! Да ты с кем говоришь?! Да ты знашь хоть, что тебе за такие слова будет??!

В ответ толпа рабочих приблизилась, и вдруг… из неё вылетел… кулак!.. И прямо… да не может быть!.. по… по морде… Самому! Значительному!! Лицу!!!

Кулак ударил как-то мягко, словно его обладатель уже в процессе удара усомнился, стоит ли бить, – уж больно много вони последует, – поэтому удар получился какой-то смазанный, кошачий. Но от него остался мазутный след на брыластой щёчке!

Схлопотавший по морде, оказался не таким уж монументальным, а довольно-таки проворно подался в свою толпу и спрятался там за роскошной горностаевой спиной той самой сильно декольтированной дамы. Нырнул за неё, как король за ладью при рокировке! А она по всем правилам выскочила вперёд:

– Быдло! – и добавила: – Вот такие звери, как вы, и убили русского царя!..

Она ещё что-то визжала, побитый тоже верещал из своего укрытия, но всем стало как-то неловко. Бить их никому не хотелось, – противно. Одних мехов перепачкают да порвут на миллион рублей. А дама ещё и почти открытым бюстом трясёт, а уж с ним-то, что делать в такой ситуации – вообще никто не знает.

А главное: у всех перед глазами предстал образ последнего русского царя, у которого на всех портретах и фотографиях выражение лица «что ж вы, братцы, натворили-то?..». Его тогда как-то надсадно стали всюду показывать, писать о нём книги, делать передачи… Ну, я уже говорила, что пока весь мир спокойно живёт и развивается, в России то и дело что-то разрушают, а затем восстанавливают. То человека расстреливают как врага народа, то вот уже реабилитируют и даже канонизируют, сопли льются рекой: «Не того убили!», речи хлещут водопадами: «Заклеймим позором преступный режим палачей монархии!».

Тренькина как ветром сдуло вместе со всей его свитой! Его потом даже искали, но так и не смогли найти. Следом за ним не выдержал Кондрашкин:

– Ничего мне от вас не надо! Ни зарплаты своей кровной, ни нормальных условий труда! Всё, пошёл я работать.

– Вот и славненько! – обрадовались чиновники.

– Боря, подожди, ты чего? Надо выяснить…

– Ничего ты у них не выяснишь! Пускай подавятся они моими копейками, пускай они у них поперёк глотки встанут, а если и не встанут, то в кишках их гнилых пускай застрянут, да так, что и не каждый хирург вытащить возьмётся! Пойду я лучше в грузчики в магазин: там хоть продуктами зарплату выдают, когда денег нет в наличии.

– Но вот они нажрутся, поперхнутся, да и о нас вспомнят!

– Когда они нажрутся? Ты на хари их посмотри: им же целого мира мало. У них одни шубы и автомобили стоимость всего нашего заводского оборудования перевесят!

– Боря, ну нельзя отступать, когда уже столько сил потрачено! Они же будут думать, что мы им уступили…

– Да мы не уступили, а про-иг-ра-ли! Всё проиграли им: зарплаты, страну, детей, внуков, – всё им продули! Страну распродадут, из детей с помощью телевидения и газетёнок поганых наркоманов и проституток сделают, вот увидишь… А то, что они будут о нас думать, так ты себе льстишь: они о нас вообще не думают. У них дела поинтересней имеются, как о нас с тобой думать. Да они вообще вряд ли догадываются, что у нас имена и фамилии есть.

– Но постой…

– Да идите вы все! Не могу я вот так на работе НЕ работать. Не приучен. Я риторикам не обучен, поэтому не могу объяснить эту простую вещь сложными и красивыми словами! Да и станок мне надо чистить. Это человека можно в грязном теле держать, не кормить его, а с металлом так нельзя. Металл ухода требует. Да и денег он больших стоит. В отличие от нас.

Уже через пятнадцать минут заработали два главных цеха, затем и другие, Завод ожил и заревел, радуясь своему воскрешению. Ещё ерепенились отдельные мастерские и каптёрки, но они уже не могли остановить эту жадную волну жизни, этот густой гул высокого напряжения.

Чиновники ещё топтались на заводской площади и отдувались, словно только что вместе тяжёлую штангу толкнули, чуть ли не поздравляли друг друга с чем-то. Декольтированная дама вытирала самому значительному лицу щеку от мазута батистовым платочком, а закончив, брезгливо бросила этот, изумительной красоты, лоскуток, с безобразным чёрным жирным пятном, на землю.

– Не сори, дура! – чиновник даже не взглянул в её сторону. – Подними и брось в урну. Здесь тебе не в будуаре! Здесь Завод, понимать надо.

– Да что же это! – сокрушался наш начальник. – Да неужели денег так и не будет? Людей же жалко…

– Жалко у пчёлки, – жёстко отрезал главарь чиновничьей банды из Москвы.

– Но я же их всех много лет знаю! Я же… я же мальчишкой сюда пришёл, а они меня работать учили, человека из меня сделали… Я ведь на улице рос после войны, а они мне тут место в училище… потом институт по направлению от Завода…

– Вот и отрабатывай Заводу, раз он на тебя вкалывал, пока ты в вузе штаны протирал!.. Мы тебя не снимем, не дрейфь. Некем тебя менять – никто в эту клоаку не полезет. А людей своих надоумь, чтоб не борзели – только хуже будет.

– Что ж это за блядство такое! – рыдал начальник Завода. – Людям месяцами заработанные ими деньги не выдают, а я ещё должен их совестить, что как же им не стыдно?!

– А ты как думал? Чем сейчас начальники каких-то там заводов занимаются? Они не руководят. Они совестят своих вконец обнищавших подчинённых, рабочих. Как погонщики стада, которое выдохлось, но они знай его подгоняют: там усовестят, тут прутиком шмякнут по тощей заднице. На ковре у начальства вытрут мокрую лысину: «Уф-ф, мои ещё согласились месяцок зарплату подождать». Начальство рявкнет: «Молодец!», а ты им: «Рады стараться, ваш бродь!». Вот так. В институтах этому не учат. Я вот по морде получил, а даже не обижен. Потому что на Урале меня вообще чуть не убили. Да-да, такова наша долюшка, кто хоть какой-то «постик» занимает: верхушка ворует, а мы как между молотом и наковальней, – и тех ублажи, и этих дальше заставь работать за спасибо.

– Да какое там спасибо! До того обнаглели, что уже и спасибо не дождёшься…

– Да хватит хныкать! – сердито махнул главарь банды лапой. – Христос по любому больше твоего страдал.

И уехал, слава те, Осподи!

Илья Алексеевич издевался над Женей, изводил его вопросами, как надо было выстроить речь, чтобы она не переросла в этакую свару.

– Фактор адресата не был учтён, – хмуро сказал Женя.

– Не были приняты во внимание эмоции, идеологическая позиция и ценностные ориентации слушателей, поэтому диалога и не получилось. Слушатели – это тоже очень важная и активная сторона общения, а тут был такой диалог, где участники неравноправны. Мы им про умирание завода, а они нам про американскую военщину, или эпидемию холеры в Африке. А настоящий оратор не гоняется за эффектами, не трещит громкими фразами, а больше беседует, чем декламирует только для публики.

– Ну что ж ты хотел? Во многословии не без пустословия.

– Он мог вообще выбрать для своей речи другого адресата, – горячился наивный Женя, – обращение к которому обеспечило бы ему успех и аплодисменты! Фактор адресата в речи – один из важнейших. Здесь же преобладала речь эгоцентрическая, целью которой является просто блеснуть своей эрудицией и унизить слушателей. Такие стремления бывают только у людей с низким уровнем развития. А чтобы стать настоящим оратором, надо полностью отказаться от узости мышления, так как только на прочном общекультурном фундаменте возможно подлинное владение речью!

– Жень, брось ты свою риторику, – устал уже и неугомонный Нартов. – Ты посмотри, как они нас опять «обули», без всяких там риторик! Немного матов, парочка пошлых визгов о убиенном царе-батюшке, и на тебе, – результат. Они получили, что хотели, а мы опять ни с чем. Им и говорить-то ничего не пришлось…