Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это капитан Фосс, — объяснял испуганный капрал. — Он хотел показать бросок одному из парней, приказал идти вперед и бросить гранату. Рука у парня занемела, была напряжена, бросая, он ударился рукой о заднюю часть траншеи… и выронил гранату. Когда граната падала, выскочила чека. Капитан бросился через траншею, ногой оттолкнул парня так, что тот отлетел на дюжину футов, и упал на гранату, прикрыв ее собой… И вот… От него почти ничего не осталось. Поверьте, этот парень знал свое дело… Эх, какой парень…
Глаза капрала внезапно повлажнели, и из них потекли слезы. С искаженным от горя лицом он быстро удалился.
— Пошли, парни, — проговорил сержант. — Надо возвращаться. Тут мы уже ничем не поможем.
Ларри, волоча ноги по земле, присоединился к остальным. Этот несчастный случай, превративший лучшего офицера лагеря в груду кровавых ошметок, с потрясающей внезапностью вселил в Ларри жуткую мысль о том, что война — это ад, кошмар и грязь, что ежесекундно солдат рискует жизнью и что сам он теперь тоже солдат. Раньше он еще не осознавал всего этого настолько отчетливо. И его нынешняя тренировка, муштра, иногда утомительная, иногда вселяющая бодрость и отвагу, не что иное, как приготовление к тому, чтобы лицом к лицу столкнуться со смертельной опасностью, муками, агонией и внезапной гибелью. От осознания этого Ларри пришел в ужас. Сейчас он совершенно трезво оценивал свое нынешнее положение.
Но, поскольку Ларри был молод, здоров и полон сил, поскольку он много работал и крепко спал, в конце концов ему удалось справиться с подавленностью, вызванной трагической смертью капитана Фосса. И Ларри спокойно продолжал свою повседневную жизнь в лагере. Однако он испытывал глубокое сострадание к неуклюжему новобранцу, так неудачно выронившему гранату. Похоже, бедняга готов был разорвать себя на куски. Ларри подумал, что сейчас даже отцу Каллагану будет очень трудно возвращать этого мальчишку к нормальному мировосприятию.
А отец Каллаган (помимо капитана Фосса) был еще одним человеком, которым Ларри восхищался с самого начала пребывания в лагере. До чего удивительный этот священник, размышлял Ларри. Истинный солдат креста! Мощный мужчина с телосложением борца, он понимал, что с ребятами, похоже, нельзя разговаривать без ругательств, он время от времени устраивал турниры по боксу, футбольные матчи и тому подобное, но все же, несмотря на свою суровость, он был буквально нежен, как женщина, по отношению к парням, оказавшимся в госпитале с долгой мучительной «испанкой». И Ларри знал еще кое-что. Он услышал эту историю от рядового Натана Фридберга. Фридберг, гравер с Хелстэд-стрит, сумел все-таки добраться до Нового Орлеана, где нашел работу по своему ремеслу. Он был до того талантлив, что сумел, к примеру, вырезать на серебряной чайной ложечке собор Св. Луиса, однако имел грешок — похваляться своим незаурядным мастерством. И в результате, когда на нескольких ложечках в офицерской столовой обнаружили весьма искусное изображение сортира, то военной полиции не понадобилось много времени, чтобы отыскать виновного; прошло немного времени, как его бросили на гауптвахту, чтобы он обдумал там «на досуге», каково это — злонамеренно портить государственное имущество. Но отец Каллаган, знавший, что приговор пришелся на высокие церковные праздники еврейского календаря, угрожающе предостерег высокое начальство, напомнив о чистилище, и, хотя его слова сопровождались этакой теплой ирландской усмешкой, это обеспечило Фридбергу освобождение из тюремной камеры, и он смог присутствовать на служении Йом Кипура в александрийском храме.
Ларри не знал ни одного офицера, ни одного католика, который был бы так же эрудирован. Наверное, исключение составлял лишь Фрэнк Уоддилл, главный сержант, имя которого уже было внесено в список на повышение до звания лейтенанта. Ларри встречался с Фрэнком в Тулане; частенько не очень холодными зимними вечерами они прогуливались по Уолнут-стрит[24], доходили до берега реки и сидели в открытой таверне за кружками пива. Фрэнк специализировался в области исследований, касающихся эхолокации, и всегда искал человека, который слушал бы его рассуждения о любимом предмете.
Постепенно Фрэнк возбудил интерес Ларри, и вскоре они стали близкими друзьями; ходить в таверну теперь стало у них в некотором роде традицией. Там они пили пиво и рассуждали насчет исследований в области эхолокации. А потом на какое-то время потеряли контакт друг с другом, правда, не утратив при этом взаимного дружеского чувства. И Ларри очень обрадовался, когда вновь встретился с Фрэнком в лагере. Он надеялся, что, даже став офицерами с крагами из кордовской кожи и золотой тесьмой, вплетенной в шляпу, они все же выкроят время для долгих бесед по вечерам; Фрэнк горячо и с радостью принял приглашение Ларри посетить после войны Синди Лу и вместе поразмыслить, как можно модернизировать сахарный завод на Виктории.
К концу периода обучения Ларри (он уже стал старшим сержантом роты) вместе с остальными новобранцами имел право по вечерам покидать лагерь в любой день, когда им хотелось, при условии, что они перед отбоем будут возвращаться в казармы для поверки.
Иногда они уходили пораньше, чтобы поужинать «У грека» — в небольшом ресторанчике, расположенном прямо через дорогу от городской ратуши, в двух кварталах от Ред-ривер-бридж. А иной раз они просто слонялись небольшими компаниями по улицам или ходили на танцы в клуб под названием «Лось». Большинство сержантов из роты Ларри были старше его и уже женаты, их жены жили в комнатах у «Алека»; эти женатые парни оставляли своих приятелей сразу же, как только добирались до города. Остальные же не посещали группами публичных домов, и никто из них не говорил остальным: «Ладно, к вечеру вернусь на построение». Хотя, если все же кого-то встречали на углу Второй и Мюррей-стрит, когда тот ловил какую-нибудь развалюху, чтобы добраться до лагеря, то все прекрасно понимали, что парень побывал у женщины. Но почти никто никогда не хвалился своими похождениями, не говорил, глупо ухмыляясь, что-то вроде: «Ну, это было весьма недурно, и оно того стоило». Тем не менее все же случилась одна история, которую передавали из уст в уста: один школьный учитель, на первый взгляд казавшийся воплощением чопорности и аккуратизма, на удивление радостно отозвался на попытки завязать дружбу со стороны одного из новобранцев, хотя и не ожидал, что все будет воспринято настолько серьезно. Когда он покидал лагерь, его «возлюбленная» изумила его еще больше, преподнеся ему в качестве прощального подарка Новый завет. За первым кавалером последовал другой, который с не меньшим изумлением получил от «нее» точно такой же прощальный подарок. О происшедшем заговорили, но потом все постепенно утихло, в том числе и изумление. Но Новые заветы почтительно сохранялись…
Устав лагеря позволял к тому времени отпуска к «У Алекса», и мужчины, навещавшие своих жен, уже не походили невесть на что, когда карабкались в кузова грузовиков, отправлявшихся до станции Новый Орлеан. Сколько же времени прошло, думал Ларри. Четыре месяца? Пять? Да, сэр, скоро будет пять. Тем временем по лагерю поползли слухи, что в недалеком будущем 156-й собираются перевести в лагерь Дикс, а уже оттуда — за границу. Большинство знакомых Ларри получали отпуска, чтобы повидаться со своими семьями. Ему сказали, что разрешат это сделать на следующей неделе, и теперь он не думал больше ни о чем, кроме как о своей поездке в Синди Лу, где вновь встретится с дедом.
Однажды вечером Ларри и его первый сержант Пит Споффорд, а также полковой старшина 114-го инженерного полка Джек О’Бэрн отправились в отель «Бентли» в Александрии на обед. Ресторан отеля славился своим обслуживанием и великолепной кухней, а Джек О’Бэрн был в дружеских отношениях с одним официантом-ирландцем. Они были знакомы по Новому Орлеану. И всякий раз, когда Джек собирался что-нибудь «обмыть», для него накрывали любой столик по его желанию — очевидно, так повелось еще с домашних времен, поскольку никто из приглашенных ни разу не видел, как оплачивались подобные пирушки.
Так что трое сержантов, сидя в огромном красивом зале ресторана, наслаждались утками, устрицами, малиновым мороженым и кофе, а после, наевшиеся до отвала и довольные, разгуливали по городскому парку, пока не настало время найти какой-нибудь драндулет, который отвез бы их обратно в лагерь.
— Да, наверное, последний раз мы выбрались вот так… — заметил Ларри, когда они тряслись на ухабах. — У меня отпуск на следующей неделе, а потом…
— У меня для тебя плохая новость, Худой, — прервал его Споффорд. — Не хотел я портить тебе вечер, поэтому не сказал об этом до ужина, но теперь, когда мы едем обратно в лагерь, ты можешь узнать об этом. Тебе не предоставили отпуска.
— Не предоставили?