– Я не буду этого делать!
– Тогда тебе никогда не стать крутым.
– Да иди ты! – с обидой кинул я и поспешил вперёд. Мне все казалось, что Арт в очередной раз говорил странности, и я не обязан его слушать. Однако слова друга не выходили у меня из головы, они засели там, подобно яду, медленно отравляющему клетки. Под вечер меня окончательно накрыло и я вернулся к той раздавленной улитки. Панциря её уже не было видно, как бы я не искал. Не придумав ничего лучше, я просто спрятался за кустами, свёл руки, как делала когда-то мама и сильно зажмурился.
– Это улитка была не особо красивой, – прошептал себе под нос. – А ещё слизкой и даже противной. Но ты, не знаю как правильно обращаться, будь любезен, помоги ей. Пусть она переродится. Аминь.
Арту я тогда не признался в своём, как мне казалось, подвиге. Вот только он как-то отразился на моих будущих поступках. Теперь, когда я помогал людям, нет-нет, задавался вопросом: не сделаю ли хуже, правильно ли вообще поступаю. Единственным человеком, кому я готов был вечно приходить на помощь оказался Сашка. Хотя возможно, и здесь я заблуждался: мои поступки навредили ему. Ведь не будь меня рядом, возможно, он бы не распушил так хвост и лишний раз не лез бы к тем, кто сильнее его. Все же Арт был прав в случае с той улиткой, жаль я понял это слишком поздно.
Заглянув в магазин на остановке времен Советского союза, я не обнаружил там Ангелину. Зато увидел плакаты с мороженым, где рекламировали пломбир и газировку, а женщина на кассе устало вздыхала, не иначе мечтая скорее свалить домой. Я спросил у неё, заглядывала ли сюда девушка, описав как мог Ангелину, и та в ответ кивнула. Значит, Абрамова уже двигалась в обратном направлении.
Я закрыл за собой дверь, звякнув колокольчиками у входа, и направился в сторону пляжа. Мы не пересеклись скорее всего из-за разных дорог, Лина пошла по низу.
А там... где волны превращались в белую пену, разбиваясь стремительно о скалы, я увидел её: немного растерянную, идущую спиной назад. Кажется девчонка была напугана. Ангелина приложила к уху телефону, но не разговаривала. Впереди шли трое экземпляров, их внешний вид напомнил то ли гопников, то ли нариков
Вот ведь…
Лина в тот момент напомнила мне улитку, которую я в детстве переложил к кустам. Правильно ли я поступил, взяв девчонку за руку, и потащив по своей дороге? Кто его знает… Тогда мне казалось, что я был прав.
Глава 29
– Как насчет музыки? – спросил Арт, откладывая пластиковую тарелку с мясом.
Солнце уже успело скрыться за горизонтом, на его смену пришла серебристая луна. Мы втроем грелись у костра, словно герои приключенческого романа. Треск догорающих дров, искорки в воздухе, шум моря и сумрак уходящего дня – вот, что нас окружало. Клубы дыма вздымались к небу, усыпанному звездами. События сегодняшнего вечера никак не укладывались у меня в голове, а еще мне почему-то было сложно смотреть на Яра. Вернее мне до жути хотелось взглянуть на этого загадочного парня, вот только я боялась. Чего, спросите вы? Наверное, своего сердца.
– Море – лучшая музыка, – сказал Громов, откидываясь на спинку походного складного стула.
– Согласен, но я всегда мечтал подрынкать на гитаре на пляже.
– Что за девичьи мечты, – буркнул Яр.
– В следующую поездку не берем Ярика, – заявил Арт, поднимаясь со стула.
– А то что? – он прищурился.
– Заразишь нас ворчливостью, – вставила свои “пять копеек” я. Громов тут же повернулся ко мне и посмотрел так, словно сказал: “В тебе ни капли остроумия”. В ответ я ему показала язык.
– Дурочка, – вдруг усмехнулся он. Слишком по доброму. Слишком искренне. Слишком дружелюбно. Черт! Я видела тысячу и одну притягательную черту в этой усмешке. Пора бить тревогу.
– Та-да! – это уже был Арт. Он держал в руке старую, местами покоцанную гитару. Усевшись обратно, Сережа уложил инструмент, будто настоящий музыкант. Затем сделал глубокий вдох, скорчив серьезное лицо, а потом стал отбивать пальцами какие-то одному ему понятные аккорды.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Капец, – закатил глаза Яр. Я тихо хихикнула, звук был хриплым, словно гитара издавала последние вопли перед своей кончиной.
– А я и не говорил, что умею круто играть, – заступился за себя Арт. Он открыл рот, на ходу придумывая слова песни. Рифма не вязалась, как и музыка. Из Сережи вышел так себе музыкант.
– Хватит, меня сейчас стошнит, – в типичной манере выдавал правду-матку Громов.
– Сходи в машину, возьми пакетик, – не растерялся Арт, продолжая изображать из себя умельца игры на гитаре.
– Хватит, прошу!
– Море так прекрасно, когда мы втроем сидим на пляже, – сочинял на ходу Сережа.
– Кончай извращаться над бедным инструментом! – Яр подскочил со своего места и выхватил гитару из рук Арта.
– Тогда ты пой, – спокойно сказал Сергей. Я думала, он разозлиться, но нет, эти двое прекрасно ладили.
– Не буду, – насупился Громов, усаживаясь обратно.
– Тогда пою я.
– Ладно, твоя взяла, – вдруг согласился Яр. Он поставил гитару между ног, обхватив пальцами гриф. Положил ладонь на корпус, задумчиво вздохнув, словно мысленно подбирал композицию, которая бы идеально вписалась в атмосферу сегодняшнего вечера.
Я тихо хихикнула, представив как будет ужасно звучать пение у второго аля музыканта.
– Рано угораешь, – заступился Арт. Взяв термос, он налил ароматный травяной чай в железную кружку.
Волна с шумом разбилась о гальку и в этот момент Яр провел пальцами по струнам. Я замерла, потому что звук был невероятно мелодичным. А потом Громов запел:
И звезды мирно падали,
Как будто для меня.
Я каждый раз загадывал
Тебя не потерять.
Но больше не могу.
Я просто мучаю себя,
Теперь ты больше не моя.
В камине в шесть утра,
Фотография твоя,
Горят воспоминания–
О тебе.*
Это было совершенно неожиданно, но голос у Ярослава застал меня в расплох. Нет, не в плохом смысле, совсем наоборот: он был также прекрасен как уходящее солнце на морском горизонте или пение птиц ранним утром. Глубокий и в то же время мягкий. Насыщенный тембр и чувства, которые вкладывал Громов в каждое слово песни.
В какой-то момент я ощутила волну, несущуюся по телу: от кончиков волос вниз до живота. А когда Яр закончил петь, я тихо выдохнула, словно наконец-то смогла взобраться на высоту более пяти тысяч метров и увидеть мир с одного из пиков Эльбруса.
От нахлынувшей эйфории у меня перехватило дыхание и казалось стала кружиться голова. И если до этого я была убеждена, что мое сердце даже не стучит рядом с льдиной Громовым, то теперь я напрочь растерялась в собственных чувствах. Спроси меня кто-то, можно ли потерять разум от мужского голоса, я бы не задумываясь сказала: "видимо, да".
– Ну что? – Яр отложил гитару и почему-то посмотрел на меня, будто ждал оценки своего выступления. Щеки моментально вспыхнули жаром, так если бы мне поднесли раскаленный уголек к лицу. Я прикусила кончик нижней губы, пытаясь собрать рассыпавшийся на мелкую мозаику разум.
Мне не мог понравится Ярослав. Не мог и точка! Он странный! Он грубый! Он до ужаса прямолинейный. А еще он всегда рядом, когда я попадаю в беду. И поет круто. И улыбка у него красивая. Стоп! С чего вдруг красивая? Я еще сильнее прикусила губу, ругаясь на себя за нахлынувшие чувства.
– Пойдет, – почти шёпотом отозвалась я.
– Не хвали этого павлина, – усмехнулся Арт. – А то он окончательно поверит в себя.
– Я всегда верю в себя. – Самоуверенно заявил Яр. Да уж, услышь наши девчонки как Громов играет, они бы пали к его ногам и виляли хвостиками. Серьезно, у Ярослава уже бы образовался свой фан-клуб. Люди просто не знали его настоящего, а он умело скрывал свои положительные стороны.