витамина D. Как думаешь, такое возможно?
В эту минуту через кухню прошел голый по пояс Микеле. Я хотел попросить его одеться, мне не нравится, когда он голый разгуливает по дому, но по утрам с ним лучше вообще не разговаривать, поэтому я промолчал.
Навскидку он весит больше меня. Мне казалось, что его тело занимает слишком много пространства. Но потом я вспомнил, что выразил эту же мысль уже много лет назад, когда Микеле весил треть себя сегодняшнего и ненавидел меня с той откровенной ненавистью, с какой детишки ненавидят своих отчимов.
Едва за ним закрылась дверь в туалет, я сказал Мави: ты видела? Он в моих носках.
Это я ему дала. Он не взял с собой ни одной легкой пары.
Но эти носки мне дороги.
Она странно посмотрела на меня: тебе дороги носки?
Ну, в общем…
Не волнуйся, постираем.
Я невольно помрачнел. Из-за дурного запаха изо рта и носков, хотя непонятно, что важнее. Или, может, из-за того, что с приезда Микеле мы с Мави ни разу не прикоснулись друг к другу. Я не мог понять, с чем это все-таки связано: с пандемией, появлением Микеле или неудачным сексом накануне его приезда. Как бы там ни было, лежа в постели, я смотрел на спину своей жены, тень от которой в сумерках увеличивалась до размеров высоченной горы, на которую мне слабо́ взобраться.
Я часто вспоминал интервью одного певца в журнале Rolling Stone после одиннадцатого сентября. Певец рассказывал, что, когда «близнецы» загорелись, они с невестой не бросились бежать, как все вокруг, а стали неистово заниматься любовью. До потери пульса, часами, по его словам. Секс против страха. Акт оплодотворения против разрушительных сил. Космических сил. Эрос и Танатос: что-то в этом духе.
А мы с Мави? Застыли на месте, каждый поодиночке. В то время как мир вокруг становился все страшней.
Носки были только началом. Я знал, что Микеле начнет оккупацию сразу по нескольким фронтам. Что, собственно, и случилось.
Он быстро реквизировал единственный в доме интернет-кабель, обеспечивающий стабильную связь. Для университетских онлайн-лекций, объяснил он. Потом пришла очередь моих наушников.
Беспроводные наушники вредны при длительном использовании, защищала его Мави.
Единственный в доме балкон стал местом его перекуров между лекциями. Ежедневно он оставлял на подоконнике кучу окурков, я не считал их количество перед тем, как выбросить в помойное ведро. Когда я ему сказал, что их ветром может сдуть на нижний балкон, он заявил, что это абсурдная гипотеза.
Наконец, он спросил, можно ли ему пользоваться моим кабинетом. И, не дав мне времени придумать отговорку, продолжил: ты все равно по вечерам там не работаешь.
Это была первая пятница локдауна. Я не спеша пережевывал кусок вареной курицы.
А тебе он зачем?
Для хауз-пати[9].
Я понятия не имел, что такое хауз-пати, но не спросил. Это могло бы ослабить мою позицию.
У тебя там спокойнее, упрашивал Микеле.
Еще бы. На то он и мой кабинет.
Мави бросила на меня укоризненный взгляд, поэтому я поднялся и открыл холодильник, в котором мне было ничего не нужно. Там я увидел шесть банок пива Tennent’s Super – заготовка на вечер.
Хауз-пати, повторил я про себя.
Позже я включил телевизор, чтобы заглушить взрывы смеха Микеле и музыку, доносившуюся из динамиков ноутбука. Чем больше он раздухарялся, тем сильнее у меня портилось настроение.
Тебе не кажется неприличным наше присутствие на его онлайн-вечеринках? спросил я у Мави.
Он просто развлекается с друзьями. Они далеко, ему их не хватает.
Мог бы делать это потише, захотелось сказать мне.
Вместо этого я сказал: помню те ночи, когда я ждал его в машине возле пивных.
Внезапно все годы жизни с Мави и Микеле показались мне одним сплошным ожиданием. Ожидание в машине возле дискотеки или на парковках, ожидание в спальне, пока он уснет; ожидание, пока он повзрослеет, и мы с Мави начнем нормальную супружескую жизнь, которую заслужили. Ожидание старости, чтобы стать молодыми любовниками. Как могло случиться, что все пошло наоборот? Как могло случиться, что когда мы, казалось бы, прибыли, мы оказались в начале пути? Я с упоением отдался чувству жалости к самому себе.
Ты за ним ездил самое большее четыре раза, сказала Мави.
Я усилил громкость телевизора.
Да нет, прошептал я. Гораздо больше четырех…
Утром я с пристрастием изучил поверхность белого стола, стоявшего в моем кабинете. На столешнице повсюду желтели ореолы от банок с пивом. С некоторым пафосом, чтобы видела Мави, я достал из кладовки спирт и впитывающую салфетку.
Как обычно, вздохнула она. Я скажу ему, чтобы он не смел заходить в твой кабинет.
Подумаешь, ответил я. Он всего лишь развлекается с друзьями.
Прошло еще несколько недель. Много одинаковых недель с одинаковыми днями и ночами. Девять других пятничных хауз-пати в моем кабинете. Самый длительный в абсолютном значении период, когда мы с Мави не занимались любовью и даже не предпринимали попыток. Мы об этом не говорили. А если бы заговорили, то сказали бы друг другу, что помехой стали неблагоприятные обстоятельства. А потом устыдились бы собственной лжи.
В постели, в семьдесят первую ночь, я смотрел на ее спину, напоминавшую гору, и воображал свое интервью журналу Rolling Stone.
Какой была твоя реакция на пандемию?
Я оставался неподвижным.
Что ты сделаешь первым делом по окончании локдауна?
Запишусь на прием к сексологу.
Время от времени я слышал баритональный смех Микеле. Скоро он вернется в Милан и там скоротает новую фазу. Как, разве город внезапно стал безопасным? Нет, объяснил он нам с подавленным чувством вины, он просто отвык от жизни втроем, причем столь длительное время.
Статистика заражений падала. Я видел оживление в нашем квартале, торгаши вылизывали свои лавки, готовились. Радость возвращения к жизни наблюдалась повсюду. А я, лежа в постели, молился о новой вспышке вируса, чтобы локдаун никогда не кончался, чтобы эпидемия распространялась все больше и Микеле не возвращался в Милан, пусть все ночи напролет отплясывает на онлайн-рейвах на столе в моем кабинете.
В противном случае нам с Мави придется задать себе вопрос, почему с нами произошло то, что произошло, почему в последний раз секс у нас не удался, а потом мы даже не стали пытаться. Почему не противопоставили секс страху.
Окно в спальне было приоткрыто, но мне вдруг стало душно. Я откинул простыню и встал.
Не можешь уснуть? спросила меня Мави из недосягаемого угла кровати.
Пить захотелось.
Я пошел на кухню и обнаружил там Микеле. Он поедал мороженое из коробки. Я взял стакан, налил воды и сел напротив него.
А как же хауз-пати? поинтересовался я.
Надоели до смерти.
Он, как обычно, не стал дожидаться, пока мороженое слегка подтает, и усиленно долбил его ложкой. Я собирался ему заметить, что при таком усердии он рискует погнуть металл, тем