…Они шли по мосткам между залитыми водой полями.
Гюнтер глянул на небо, затянутое низкими свинцово-серыми тучами.
— Опять дождь будет.
— Для трелга это хорошо, — ответил Николай.
— Комары зажрали, — пришлёпнул Гюнтер очередного кровососа.
— Что поделаешь, здесь плантация, не город. — Николай краем глаза посмотрел на Гюнтера и спросил: — Ты парень вроде не жадный, а нелюбимым делом ради денег занялся. Я об универе твоём говорю. Или не для себя деньги были нужны?
— Не для себя.
— А для кого?
— Для сестры. Того, что осталось после продажи ресторана, не хватило бы, чтобы дать ей хорошее образование. А без него, сами понимаете, в люди не выбиться. Я хотел, чтобы она закончила през… императорскую школу и Центральный университет. Это не только хорошие знания, но и престиж, солидные преимущества в устройстве на работу.
— Женщине работать совсем не обязательно. Девочке лучше учиться в каком-нибудь хорошем столичном пансионе. Там и манерам высоким научат, и мужа богатого да родовитого подыщут.
— Всё верно, — быстро согласился Гюнтер. — Но если есть собственная работа, это надёжнее.
— Ну да, ну да, — покивал Николай. — Особенно, если работать в окружном департаменте, там деньга всегда будет немалая. Так что же ты тогда универ бросил? Уже не хочешь сестру на хорошую должность пристроить?
— Она умерла.
— Ох, прости, — Николай пожал Гюнтеру плечо. Тот кивнул.
— Как её звали? — спросил Николай.
— Илона. Если позволите, почтенный, я не хочу об этом говорить.
Лицо у мальчишки закаменело, а глаза… Такой пустоты и боли Николай не видел ещё никогда.
— Зря молчишь, — мягко сказал ему Николай. — Выговорился бы, поплакал. О мёртвых плакать для мужчины не зазорно, а на душе легче станет.
— Нет.
— Но почему? Думаешь, я смеяться буду над твоим горем?
— Нет, — качнул головой Гюнтер. — Вы не похожи на того, кто способен смеяться над чужой болью. Просто… — Он прикусил губу, отвернулся. — Я поставил себе психоблок, почтенный. Я знаю, что делать это без крайней необходимости нельзя, а самому себе ставить психоблок нельзя вообще никогда, но я не смог выдержать… Нужно было отгородиться от всего этого, не чувствовать, не думать… Иначе я бы сошёл с ума. Есть боль, которую выдержать невозможно. Я поставил психоблок.
— Что это? — не понял Николай.
Гюнтер посмотрел на него с удивлением.
— А разве у вас не было ментальных тренингов?
— Нет. — От растерянности Николай даже забыл спросить, у кого это «у вас».
— Тогда и говорить не о чем.
Гюнтер резко отвернулся, зашагал по мосткам. Поскользнулся на мокром пластике, Николай едва успел подхватить его под руку, чтобы не упал в воду.
Крепко обнял Гюнтера, прижал к себе.
— А ты всё же поплачь. Давай, парень, не зажимай себя. Отпусти боль, пусть уходит хоть слезами, хоть криком.
Гюнтер задрожал. Дыхание стало хриплым, прерывистым, глаза закатились, как в приступе падучей.
— Ты чего? — испугался Николай. Гюнтер не слышал, а спустя мгновение обмяк, выскользнул из рук Николая, свалился на мостки.
— Да ты же… — Николай наклонился, прикоснулся к щеке Гюнтера. Горячая как огонь. — Ой, как скверно, — прошептал Николай. И закричал батракам: — Брезент давайте, быстро!
Батраки положили Гюнтера на брезентовое полотнище, понесли к вагончику старшин.
— Подождите. — Николай взял у Гюнтера мобильник. — Теперь несите. И быстро!
Николай открыл список номеров. Где-то тут был телефон дяди. Судя по всему, это единственный родственник Гюнтера.
Трубку дядя взял после второго гудка.
— Я знакомый вашего племянника, — сказал Николай. — Он заболел. Серьёзно.
— Что с ним? — Голос у дяди твёрдый и властный. Николай оробел.
— Я не знаю, досточтимый, как это в городе по-научному называется. У нас говорят — нервная горячка.
— Поясни, — потребовал дядя.
— Ну это когда от большого горя лихорадкой заболевают. У него ж сестра недавно померла.
— В какой он больнице? — спросил дядя.
— Что вы, досточтимый, в больницу ни в коем случае нельзя! Это же не ноги переломанные, а душа. Из больницы его сразу в дурку отправят и так наширяют всякой дрянью, что Гюнтер на зомби станет похож. По-деревенски, отваром да молитвой лечить надёжнее. Так и сами врачи говорят. Я сейчас доктора из госпиталя вызову, чтобы бром выписал или ещё какое безвредное успокоительное. А дальше пусть знахарка занимается, она и не таких вылечивала. Только это, досточтимый… Вам бы приехать к нему. Я не знаю, чего у вас там повздорилось, но вы же всё равно родня. Нельзя с нервной горячкой одному среди чужих людей оставаться. Нехорошо это.
— Я скоро приеду, — ответил дядя. — Где вы?
Николай объяснил.
— Тут ещё такое дело, досточтимый… Гюнтер сказал, что поставил себе какой-то психоблок.
— Что??? — Ужас, прозвучавший в голосе дяди, напугал Николая до озноба.
— Ну это… Он сказал, чтобы о сестре не думать… Это плохо, досточтимый?
— Очень плохо, сударь. Так плохо, что хуже быть просто не может, — голос у дяди дрожал. — Я вылетаю немедленно. Спасибо.
В трубке запищали отбойные гудки.
Николай сунул телефон в карман формы. От тревоги за Гюнтера сжималось сердце. За эти дни Николай успел привязаться к парню.
= = =
Истеричное, трусливое и нервное ожидание пронизывало каждый сантиметр стен Алмазного Города. Император отказывал в аудиенциях, даже сиятельного Панимера и высокочтимого Лолия, своего официального наложника, велел не пускать. Они, как простые придворные, ждали в приёмной.
Адвиаг бросил на дверь императорского кабинета хмурый взгляд. Нужно было срочно вводить в Гирреан армейские силы. Но до тех пор, пока не начнётся открытое вооружённое противодействие, директор не мог сделать это по собственному приказу, обязательно требовалась подпись Максимилиана. А когда восстание начнётся, Бенолии уже ничего не поможет — ни армия, ни сам пресвятой Лаоран.
— И всё-таки доложите государю, — сказал Адвиаг референту. — Дело наиважнейшее и не терпит отлагательств. Речь идёт о безопасности короны.
Референт робко потянулся к селектору. Лолий злорадно усмехнулся и сказал:
— У досточтимого Адвиага любое дело считается причастным к безопасности короны, но ни одно из них не касается Погибельника. А сейчас нет ничего и никого опаснее для священной особы государя. Может ли досточтимый Адвиаг сообщить что-то новое об этом порождении дьявола? Иначе преступно было бы отвлекать государя от его многомудрых размышлений.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});