— Успокойся, — сказал барон. — Я схожу за твоим мужем.
Это было очень удобным предлогом, чтобы незаметно покинуть шумный дом. Проходя через вестибюль, барон взял шляпу, плащ и трость и отправился на кухню. Именно там он, как и ожидал, и нашел великого трагика — тот сидел в кресле с шалью на плечах и с наслаждением ел гоголь-моголь. Появление де Баца заставило Тальма вопросительно поднять брови:
— Она меня ищет?
— Да. Жюли сказала, что Давид должен появиться с минуты на минуту и что, если вы лично его не встретите…
— Господи, я о нем совершенно забыл! Давид — мой друг, я восхищаюсь его великим талантом, но было бы куда легче, если бы он не считал себя Юпитером. Придется идти! — добавил он, возвращая шаль и чашку Кунегонде.
— Я, с вашего позволения, не вернусь. Я зашел на минутку: у меня дела с Ле Культе, которого вы знаете. Передайте мои извинения вашей очаровательной супруге и поторопитесь. Долг вас зовет! Надеюсь, мы с вами скоро увидимся.
Барон пошел прочь, а несчастный Тальма, тяжело вздыхая, побрел к ярко освещенному дому. И вовремя! Когда де Бац проходил по аллее, навстречу ему попался мужчина, двигавшийся с торжественностью римского патриция. Он высоко нес свою красивую голову, которую несколько портили излишне пухлые губы. Длинный нос и внушительный подбородок придавали его лицу брезгливое выражение. Холодные глаза смотрели пристально и высокомерно, но взгляд художника лишь мельком скользнул по фигуре Жана, словно мимо него проползла букашка, не заслуживавшая внимания.
Ответив Давиду не менее презрительным взглядом, барон демонстративно пожал плечами, надеясь, что художник потребует объяснений. Хорошая ссора, а может быть, и славная дуэль исправили бы настроение Жана. Впрочем, он сразу понял, что перед ним лишь подделка под благородного римлянина. Давид явно никогда не держал в руках ничего, кроме кисти, хотя барон не мог не признать, что порой в его работах мелькала искра гениальности. Было бы досадно лишить искусство Франции такого человека. Спустя минуту барон уже сел на лошадь и пустил ее галопом, стремясь оказаться как можно дальше от дома Тальма.
Однако далеко он не уехал. Элегантная улица Монблан располагалась совсем близко, а де Бац понимал, что не уснет, пока не выяснит все до конца с бывшей маркизой де Понталек. Не прошло и нескольких минут, как он уже стоял перед дверью ее дома.
Особняк с небольшим садиком поражал скромными размерами, особенно по сравнению с монументальным дворцом Неккера, расположившимся по соседству. С другой стороны от дома Лауры стоял дом, в котором умер Мирабо. Сразу после смерти улицу назвали его именем, а дом украсила мемориальная доска из черного мрамора, на которой по просьбе Тальма поэт Шенье попросил выгравировать следующие строки:
Душа Мирабо здесь отошла в мир иной.Плачьте, свободные люди! Тираны, трепещите!
Времена изменились, как и образ трибуна в глазах народа. Мемориальную доску сняли, а улицу назвали в честь альпийского пика, в чистоте которого можно было не сомневаться — чего нельзя было сказать о Мирабо.
Что же касается жилища мисс Адамс, то оно выглядело совсем простым. Единственным украшением двухэтажного строения были лепные карнизы вокруг окон и маска над дверью; во дворе с трудом поместились бы две кареты. У ворот висел большой колокол, в который де Бац и позвонил, не слезая с седла.
Несколько минут ожидания, потом по плитам двора раздались шаги, и наконец весьма нелюбезный голос осведомился, кто это явился в такое время.
— Еще не так поздно, — сухо ответил барон. — И мисс Адамс, которую я совсем недавно видел на ужине у Тальма и которая только что вернулась, наверняка сможет меня принять.
— Возможно, вы правы, но вы так и не назвали своего имени.
Барон соскочил с лошади.
— Жан де Бац, — представился он, не желая упоминать свой титул. — Что-то подсказывает мне, что мисс Адамс ждет моего визита…
Доказательство своей правоты он получил мгновенно. Калитка распахнулась, и перед ним предстал высокий и сильный мужчина с одной рукой, одетый в строгий костюм мажордома. В единственной руке он держал внушительных размеров кочергу, которая наверняка служила ему достойным оружием. Его серые глаза холодно глядели на нежданного гостя.
— Мисс Адамс и в самом деле ждет вас, — медленно сказал он.
Жан сразу сообразил, с кем имеет дело.
— Вы Жоэль Жуан, верно? Питу мне о вас рассказывал.
— Этот человек — наш друг. Входите же, а я займусь вашей лошадью. Мисс Адамс в музыкальном салоне, вторая дверь слева в вестибюле.
Де Бац без труда нашел музыкальный салон, тихонько постучал и вошел в комнату, которая была обязана своим названием огромной позолоченной арфе, стоящей возле табурета, обитого зеленым шелком. Над дверью лепные музыкальные инструменты были собраны в букеты и перевязаны лентами. Лаура сидела на низенькой скамеечке у камина, опершись подбородком на руки. Она была одета в домашнее платье из белой шерсти, простое, словно наряд послушницы. Она не встала, чтобы встретить гостя, а лишь кивком головы указала ему на большое уютное кресло напротив:
— Садитесь здесь. Нам сейчас принесут кофе.
Но де Бац не спешил садиться. Некоторое время он молча разглядывал комнату — маленькую, но очаровательную, украшенную деревянной резьбой нежно-зеленого цвета с легкой позолотой, с тяжелыми бархатными портьерами цвета слоновой кости и затянутой шелком мебелью.
— Вы хорошо устроились, — наконец сурово заметил он. — И кто же за это платит?
От намеренного оскорбления глубокие черные глаза вспыхнули, но Лаура не дрогнула.
— Я плачу за все сама. Вы ведь в моем доме, не так ли?
— Вы разбогатели?
— Это слишком громкое слово. Скажем так — я вернула себе некоторое имущество. Но если вы все же сядете в это кресло у огня и перестанете ходить по комнате и разглядывать каждую вещь, как оценщик перед аукционом, то я смогу объяснить вам то, чего вы, возможно, не понимаете.
Жан решился наконец взглянуть на молодую женщину. Лаура не опустила глаз, и его удивила суровость ее взгляда, учитывая ту легкость, с которой она произносила слова. Барон медленно подошел к креслу и сел. В это мгновение вошла Бина с подносом, на котором стояли чашки и кофейник. Она поставила все на небольшой столик между бароном и Лаурой.
Де Бац с интересом разглядывал служанку.
— Если я не ошибаюсь, эта юная особа была вашей… Я хотел сказать, была горничной госпожи де Понталек?
— Вы не ошибаетесь. Это и в самом деле Бина. Она на этот раз, надеюсь, окончательно, приняла мою сторону. Спасибо, Бина, я разолью сама, — сказала Лаура, вставая.
В воздухе распространился божественный аромат отличного кофе. Первую чашку барон выпил с видимым удовольствием.